Потерянная эпопея - Алис Зенитер

Кагу, например, эмблема Каледонии,– большая нелетающая птица. Вначале этот вид умел летать, а потом разучился, потому что не было хищников и он мог спокойно оставаться на земле в поисках червей, которыми кормится. В отличие от киви он сохранил крылья, большие серо-белые крылья, украшенные черной полосой, но у него больше нет грудных мышц, достаточно сильных, чтобы ими двигать, да и костяк уменьшился, грудная кость совсем никудышная. Когда европейцы завезли на остров собак и кошек, кагу не смог снова научиться летать. Вид достиг формы, приспособленной к жизни, а жизни ему не стало. Как вернуться к прошлому?

Вороний медосос, разновидность черного ворона с красной полосой вокруг глаз, много лет балансирует на грани исчезновения. Вид был частично истреблен черными и серыми крысами с европейских кораблей почти два века назад, а сами люди принесли на себе блох, которым остров обязан эпидемиями чумы, поражавшими его до 1940-х годов. Болезни нападают с кораблей. Люди сумели пережить чуму, а птице затруднительно пережить крыс.

Для десятков видов проблемой стал сам человек, его внедрение в слишком больших количествах, он охотится и рыбачит, не зная меры и конца, грубо оккупирует пляжи, потрошит землю.

И они начали исчезать: крылан с большими крыльями, спавший в тени баньянов, кагу, который не умеет летать и лает как собака, австралийская крачка, что гнездится прямо на песке пляжей, голубая метла с маленькими и пузатыми цветочками. Слова отца Тасс об изобилии парят над островом, который неуклонно пустеет.

А Джу так далеко впереди, Тасс даже впору подумать, что она единственный человек на горе, последний, никому не нужный экземпляр.

Лучше бы позавтракала с Лори. С ней, по крайней мере, она могла бы поговорить о своей проблеме. Селестен и Пенелопа опять перестали ходить на занятия с начала недели. Как и в первый раз, они не предупредили никого из администрации, и никто из товарищей тоже не знает, где они. Но есть разница – на этот раз Тасс боится, что только она одна располагает важной информацией. Она никому не сказала о животике Пенелопы, который заметила из машины. Даже Лори. Она спрашивает себя, связано ли отсутствие близнецов с этой возможной беременностью, не надо ли было упомянуть о ней медсестре, социальной помощнице, месье Эмманюэлю. Но это не ее тайна, не ее тело, не ее жизнь. Она не чувствует себя вправе располагать ими по своему усмотрению. Несколько раз она под разными предлогами задерживала Пенелопу после урока. Каждый раз пыталась намеками дать понять, что она здесь, что она готова помочь. Ученица не открылась в ответ. Селестен ждал в коридоре. Пенелопа что-то бурчала и выходила к брату. Они шли, тесно прижавшись друг к другу, по коридору в другой класс. Тасс думала, что в этом дуэте нет места для взрослой, пусть даже с добрыми намерениями.

Они не одни не ходят в класс в это время года. Еще несколько учеников бросили, как и в предыдущие годы, перед самыми большими каникулами. Но они в другом положении: для них все уже свершилось, к добру или к худу. Едва дождавшись последнего классного совета, последнего заполненного бюллетеня, они исчезают. Звонки родителям редко что-то дают. Их как будто вернули назад к дикой жизни, и новая поимка представляется невозможной. В заросшем мхом лесу сегодня утром до Тасс лучше доходит: здесь есть пейзажи, которые делают абсурдной саму идею школьного обучения. Так что, когда наступает лето, подростков, сорвавших с себя этикетку учеников, отпускают, разводят руками, пусть все течет как течет. Тасс смутно помнит летние месяцы, когда она сама могла забыть, что существуют школы. Она была еще совсем маленькой, отец был жив, и их семья жила близ Бурая, в ста шестидесяти километрах к северу от Нумеа. Она задается вопросом, помнит ли Джу их месяцы на побережье, их обожженные солнцем игры и непокорность любым испытаниям. Они никогда об этом не говорят – иногда кажется, что то время, когда семья жила в джунглях, те пять лет, предшествовавших смерти отца, стерлись из памяти троих оставшихся в живых. Этот поход с братом довольно хорошо иллюстрирует их отношения, думает Тасс: он сбежал от досягаемости вопросов. Каковы бы ни были воспоминания, которые он, будучи на четыре года старше Тасс, может иметь, он ими не поделится. Эта мысль возвращает ее к Селестену и Пенелопе, такой крепкой паре брат – сестра. Она спрашивает себя, разделят ли и их годы, обязательно ли все отдаляется от всего и во всех направлениях сразу. Она пытается представить себе, где они могут быть. Не верится, что этих ребят попросту поглотило лето, они серьезные ученики, их высокий уровень поддерживается явными и, может быть, даже дорого им обходящимися усилиями. Тасс не верит, что они решили сократить учебный год. Что же такое могло случиться, что – в их жизни, и так протекавшей в тайне с начала занятий,– вдруг стало препятствием лицею?

Лай собаки выводит ее из задумчивости. Джу, должно быть, уже повернул назад, ему надоело ждать у остова самолета.

НВБ и ДоУс идут впереди между деревьями, первая – маленькими шажками, потому что у нее большие ноги, вторая, наоборот, широко шагает. За ними Ручей, резвый – другого слова не подберешь. На нем шорты из грубого полотна с ушитыми краями, возможно, женские или мужская одежда 1980-х, когда мужчины носили плавки и мини-шортики. Между шортами и дорожными ботинками мускулы его смуглых ног такие округлые, что могут на первый взгляд показаться пухлыми, но нет, это сильные ноги, вылепленные годами прыжков – надо прыгать высоко, чтобы забивать в корзину. Когда он не рвет с деревьев листья, чтобы растереть их между пальцами, когда не ищет силуэты животных в облаках, Ручей скорее подпрыгивает, чем идет, и без труда наверстывает отставание.

Они никогда не покидали Нумеа все втроем. По молчаливому соглашению между ними один из глав группы всегда находится на территории. Но сегодня другое дело. Им нужно найти место вне города, убежище. Они связались с людьми, которые сотрудничали с ними в последние годы, и одна из сестер сказала им о хижине в лесу, которой больше не пользуются. Это были охотничьи угодья, но в ветвях этих деревьев больше не на кого охотиться. Плодовые голуби улетели, сказала она.

Постройка одновременно грандиозная и безобразная, возвышающееся нагромождение листового железа, дерева и цемента среди зелени. В нескольких метрах от хижины еще сохранились следы очага, который складывали годами на том же месте, пока камни не стали