Потерянная эпопея - Алис Зенитер

– Я могу взять их на время к себе,– говорит она.– Если они тебя слишком утомляют. У меня они будут как у себя дома.

– Сойдет и так,– отвечает НВБ.– И потом, сегодня ночью я обещала им, что мы пойдем в центр.

Пойти ночью в центр – это имеет в группе только одно значение: речь идет о продолжении акции «Рукопожатие». Так назвала НВБ свою долгую атаку на статую.

– Хочешь с нами?

ДоУс качает головой и цедит сквозь зубы, что не может. И тень снова пробегает по ее лицу, ложится на щеки, тяжелит веки. Она боится узнать, что близнецы делают по ночам. Боится, что это она подсказала им идею, сама того не желая.

Паркинг лицея почти пуст, когда Тасс заезжает на своем стареньком «Дастере». Стоит машина месье Эмманюэля – он, должно быть, еще у себя в кабинете, как капитан корабля на вахте,– и грузовичок уборщиков. Остальные машины предпочли исчезнуть пораньше, увозя своих владельцев к их делам на выходных, а до этого наверняка в пробки, которые закупоривают Нумеа в пятницу вечером и тянутся до самого лицея.

Тасс ищет связку ключей на дне сумки, где теснятся кипа тетрадей, злаковый батончик, ручки, всевозможные крошки и прорехи, за которые цепляются ногти. Несколько раз в день она думает, что потеряла ключи. Она прицепила к связке целый арсенал предметов, с которыми ее легче найти, но, несмотря на ее размер, связку как будто все время глотает сумка. Когда Тасс поднимает голову, запыхавшись от короткой паники, она замечает Пенелопу – та удаляется от лицея к автобусной остановке. Селестена с ней нет, и фигурка девочки выглядит хрупкой без двойника рядом. Тасс спрашивает себя, куда она идет, чем заполнен вечер пятницы для Пенелопы. Направляется ли она к друзьям, на концерт, посмотреть телевизор у кузины?

Тасс трогает с места, с трудом втискивается меж двух машин, медленно приближается к Пенелопе, которая усаживается на узкую скамейку. Вереница машин еле движется, бампер к бамперу. Старенький «Дастер» кашляет и грозит заглохнуть, хотя ноги Тасс крепко жмут на педали. В пластиковой будке, прогретой последними лучами солнца, Пенелопе, кажется, слишком жарко. Она встает и стягивает бесформенный свитер. В движении футболка приподнимается тоже, и Тасс видит маленький круглый и гладкий животик кремово-смуглого цвета.

Она беременна, тотчас думается ей.

Не зная, что за ней наблюдают, Пенелопа корчится, чтобы вернуть полы широкой футболки на место, на середину бедра. Старательно и неловко она пытается пригладить задирающиеся края.

Машина впереди сдвигается на несколько метров, и Тасс, подгоняемая гудками следующей, вынуждена сделать то же самое. Она оказывается в аккурат напротив автобусной остановки. Смотрит прямо перед собой, как будто пробка поглощает все ее внимание. Она не знает, заметила ли ее Пенелопа или вереница машин для нее лишь длинная лента металлических отсветов на заднем плане ее мыслей. Миновав наконец остановку, она бросает взгляд в зеркальце заднего вида. Пенелопа снова села, совершенно невозмутимая. Луч низкого солнца рисует на ее лице золотую полосу, пересекающую его по диагонали на уровне рта. Скомканный свитер на коленях маскирует живот. То, что она увидела, думает Тасс, может быть началом беременности, но такое брюшко можно и наесть, если увлекаться сладостями. Многие ученики страдают лишним весом – Лори достаточно часто это повторяет. И потом, то, что она видела, не предназначалось для ее глаз. Пенелопа не показывала ей нарочно свое тело, свою кожу. Наверно, Тасс не должна об этом думать.

Но если она беременна?

Тасс едва не врезается в чью-то машину, выехав на круговую развязку на берегу моря. Клаксон, ругань через окно, но тот не останавливается. Ей надо успокоиться, руки на руле дрожат, она попадет в аварию – мысли об аварии ее не успокаивают, это напоминает о смерти отца, однако ей надо успокоиться, иначе она попадет в аварию, мысли об аварии не успокаивают, ad lib[33]. Она с трудом выбирается из трафика и паркуется на маленькой стоянке у обочины. Стоянка рядом с детской игровой площадкой, она полна машин, из которых матери или пары выкатывают коляски с лунными механизмами. Тасс разжимает руки на руле.

Пенелопа, возможно, беременна. Такое случается. Когда Тасс была в выпускном классе, две ее одноклассницы несколько месяцев носили круглые животы, прежде чем покинуть лицей. В прошлом году одна из ее учениц оказалась в том же положении. Каждый раз речь шла о молодых канаках. Тасс обнаружила, что для них беременность необязательно кладет конец учебе, она не означает радикальной перемены в жизни. Ребенка можно доверить дяде, бабушке с дедом, и молодая мать возвращается, иногда в том же году, иногда в следующем или через год. Так сказала ей мать ее ученицы в прошлом году: она вернется. Когда Тасс ответила, что девушке, наверно, трудно будет учиться, потеряв год, мать улыбнулась: Так не бывает – «потерять» год ничего не значит, время – не большой ящик с ограниченным количеством часов внутри, время – это пейзаж. Тасс пожевала эти слова коренными зубами, проверяя их на прочность. Они держатся. Год спустя формулировка не утратила своей таинственной непроницаемости.

Ноябрь

Тасс где-то на склоне горы Му, она не знает, на какой высоте. Когда она начала восхождение со своим братом, вершина горы возвышалась на фоне чистого неба, а море за спиной казалось темно-синей твердой плотью. Тасс оборачивалась на узкой тропе, чтобы полюбоваться побережьем, розовыми домиками, которые становились все меньше, словно нарисованным движением машин между деревьями. Но по мере восхождения небо становилось молочно-белым. Теперь долины внизу тонут в плотных облаках. Тасс не различает больше моря, тем более домов. Она потеряла из виду и брата, его поглотил девственный лес на вершине, а сама она еще среди горных кустарников, под серым слепящим солнцем.

Джу поднимается в горы бегом, его собака за ним. Обычно он уходит на рассвете и возвращается к обеду детей. Сегодня он согласился немного задержаться с восхождением, чтобы Тасс могла поспать, но не позже 9 часов. Скоро лето, сказал он, прохлада теперь – лишь иллюзия, мы обгорим на солнце. Из-за медлительности сестры он занервничал с первых же метров. Он ни в чем ее не упрекал, только подпрыгивал на месте, но пес проявил меньше понимания. Он нетерпеливо повизгивал, глядя на вершину с такой раздражающей настойчивостью, что Тасс в конце концов сказала им: идите, встретимся у самолета. По ту сторону мшистого леса