Ласточкин крик - Ахмет Умит

мы сейчас имеем. Притом вероятность, что я ошибаюсь, всегда есть.

– Но она совсем небольшая, – поддержал я Зейнеп. – И все равно важно иметь в виду, что преступник, совершивший два последних убийства, не до конца выдерживает ритуал Слепого Кота.

Мой помощник сосредоточенно смотрел в одну точку.

– Но кто тогда их убил? Какой-то подражатель?

– Возможно, Али, а может, и что-то совсем другое за этим стоит. Пока мы этого не знаем.

– Да, но я уверен – он продолжит убивать…

Я очень спокойно посмотрел ему прямо в глаза.

– А мы продолжим собирать улики, искать зацепки и ждать, когда убийца совершит ошибку. Или у нас есть какой-то другой выход?

– Нет, господин комиссар, другого выхода у нас нет. – Али погладил рукой подбородок. – Но тогда нужно сосредоточиться на двух последних жертвах. Попробовать найти детей, к которым они приставали… Может быть, убийство совершил кто-то из их родителей?

В этом был некоторый смысл, но вряд ли так совпало, что родители совершили убийства одно за другим.

– То есть ты думаешь, что они могли приставать к одному и тому же ребенку? – спросила Зейнеп, опередив ход моих мыслей.

– Не знаю, это, конечно, маловероятно. Но не невозможно. Может быть, оба убитых находили своих жертв в каком-то одном месте. Какая-нибудь школа, детский сад, спортзал, не знаю. Да и не могу знать, просто надо над этим немного поработать.

Али был прав, эту версию стоило бы изучить поподробнее.

– Тогда ты знаешь, что делать, – вынес я первое решение по итогам нашего обсуждения. – Посмотри досье жертв, может быть, что-то найдешь.

– Так точно, господин комиссар, тут же этим займусь.

– А ты связывался со своим другом из управления по делам сирот?

– К сожалению, не удалось. Может быть, в отпуске? Телефон не отвечает.

– Есть еще один момент, который нам стоит серьезно проработать, – повернулась ко мне Зейнеп. – Господин комиссар, мы уже проговаривали, что Слепой Кот – это кто-то из наших. Ему прекрасно известно, как мы работаем, а кроме того, ему открыт доступ к делам педофилов. Иначе как бы он выбирал себе жертв? Он же ни разу не ошибся – все убитые были педофиламирецидивистами.

Такая версия крутилась у меня в голове с самого начала. Но лично у меня не было никого, кто мог бы попасть под подозрение. Единственный, к кому могли бы появиться вопросы, да и то если быть фантазером, так это Грейхаунд Зекаи. Я тут же себя одернул: подозревать, что он является Слепым Котом, просто глупо!

– Чтобы знать подробности, не обязательно быть полицейским, дорогая, – сказал я. – Убийцей может быть кто-то из прокуратуры, суда или адвокатуры. Возможно, кто-то из журналистов. Но ты права, эту версию надо проработать.

Али тут же вскинулся:

– Давайте тогда проверим и прокурора Надира. Он же тоже связан с делом Слепого Кота.

Я постарался прекратить новый спор молодых людей.

– Надир только недавно был назначен на это дело. То есть какие-то подробности он узнал недавно, как и мы.

Мой помощник с ехидством рассмеялся:

– Как тут знать, господин главный комиссар, нельзя никого просто так в сторону отбрасывать…

Зейнеп его слова явно пришлись не по душе; с напряженной улыбкой она положила линейку на ее место у пробковой доски. В этот момент у меня зазвонил телефон. Это был Мюнир. Наверное, он что-то узнал о пропавшем сирийском мальчике.

– Алло, Мюнир, есть новости?

– К сожалению, только плохие, господин комиссар. Мы нашли труп Фаххара. Его прибило к берегу в Ахыркапы [35]… Нужно, чтобы семья опознала тело.

20

Они продали почку ребенка

Мы зашли в пропахший формалином зал морга. Когда я увидел, как трясется челюсть у Медени, не осталось никаких сомнений: лежащее на металлическом столе тело кудрявого темноволосого подростка принадлежит Фаххару.

– Да, – произнес Медени дрожащим голосом. – Это Фаххар, мой несчастный племянник…

Стоявший рядом Мюнир бросил на него вопросительный взгляд.

– Медени-бей, вы точно уверены, что перед нами ваш племянник?

Мужчина протянул свою высохшую, похожую на ветку старого дерева руку к мертвенно-бледному лицу покойного.

– Уверен, – прошептал он. – Это точно Фаххар.

Я подумал, что сейчас он лишится самообладания и начнет громко рыдать, но этого не произошло. В последний момент Медени, уже почти коснувшийся тела, отдернул руку.

– Как? Как это случилось?

Голос его был полон печали, но меня поразило, как быстро и легко он принял смерть своего близкого родственника. В тот вечер в мейхане, когда мы говорили о пропаже Фаххара, печаль была куда глубже.

– Он утонул, – спокойно произнес Мюнир. – Пошел плавать и захлебнулся.

И тут Медени все же сорвался.

– Нет, не может этого быть. Фаххар был отличным пловцом! Его убили, нашего мальчика убили! – закричал он и сдернул с трупа белую простыню.

Нашим глазам предстало голое тело тринадцатилетнего подростка.

– Убили! Убили! – повторял Медени, в горячке осматривая тело. Однако никаких ран на теле не было, а на металлический стол не натекло крови, хотя откуда бы ей взяться? Но у Медени все это не укладывалось в сознании. Он стал переворачивать труп на живот, чтобы осмотреть спину.

Тощий патологоанатом с несоразмерно большой головой, который все это время стоял позади, не выдержал и вмешался.

– Уважаемый, прекратите, что вы делаете?!

Но Медени не останавливался, в его хрупких руках откуда-то появилась достаточная сила, чтобы перевернуть тело на бок. С этого ракурса он тоже ничего не увидел. Секунду он простоял в ступоре, а потом стыдливо произнес:

– Прошу прощения, господин комиссар, я просто подумал…

Патологоанатом не дал ему договорить. Воскликнув: «Да оставьте вы уже мертвого в покое!», он оттолкнул Медени в сторону и уже собирался снова накрыть тело простыней, как вмешался Мюнир.

– Ну-ка, погоди секунду.

– Но Мюнир-бей… – попытался возразить патологоанатом.

– Погоди, сказал, – жестче повторил Мюнир.

Большеголовый со вздохом отошел в сторону. Мюнир осторожно перевернул тело Фаххара и начал внимательно исследовать его поясницу. Я тоже присмотрелся и обнаружил небольшой шрам от операции. Хирург настолько искусно зашил рану, что след от нее можно было увидеть, только как следует приглядевшись.

Мюнир снова перевернул тело на спину.

– Все, теперь можно накрывать.

Патологоанатом послушно накрыл труп простыней.

– Что это за шрам? – обратился мой коллега к Медени. – Мальчику делали операцию?

Тот слегка растерялся.

– Операция? Да, была операция.

Следующий вопрос был задан ледяным тоном, я даже и не знал, что Мюнир способен на такой:

– Что за операция?

– На почке. У него отказывала почка.

– Пересадка, что ли?

Медени на секунду замешкался, спрятал заплаканные глаза и быстро произнес:

– Да, сделали пересадку почки.

– Где