Тайное местечко - Виктория Викторовна Балашова

нам лодку и книгу свою, с наказом, как вернуть, когда нужна не будет, явно же её, книгу эту, нашли в наших вещах. Если нам её не будут отдавать, разрешите хотя бы вернуть её владелице, я при всех шепну слова, что книга нам больше не нужна, и она вернётся к Аглае Дормидонтовне. А то ведь она про нас плохо подумает. Мне же даже на том свете потом стыдно будет.

— А ты на тот свет собрался?

Казалось, Лекса снова был сбит с толку этим монологом допрашиваемого.

— Ну, я не знаю, какое наказание ждёт виновного, но я и тебе, Лекса из Рода Волка, и Козьме говорил про свои подозрения о поднявшем визг, говорил, и о том, что там был Свей Куница, но так вижу, что эта информация вам не интересна. В эту сторону вы не ищите совсем.

— А что мне искать? Свей Куница уехал, как только вышел из-за стола. Через положенный срок он уже был в следующем дорожном доме. Коня не загнал. Сказал, что не планировал останавливаться на ночлег у Трофима. Замышлял ли что по вам, того уже не узнать. А то может торопился новости о прибытии нового Барсука батюшке своему поведать? Того тоже не узнать. Был он там в дороге один, ни с кем более не говорил. Не при делах он. — пожал плечами плаща Лекса. — А что касается визгливого, то и тут мимо. Да, визжал, но то его родной голос, ибо отрок ещё, хоть и в теле крепком. Да и со зрением, в отличие от вашего, у него всё в беличий глаз. Только развитием отстаёт, но причинить ничего не смог бы, руками и головушкой слаб. А вот сердешно он очень сильно привязан к Трофиму и всему семейству его, это же их приёмыш, блаженный Алейка. Он разве что боднуть, аль повизжать и может. То, что Трофим там был, он самолично видал, перед тем, как зашёл в дом, а когда вышел — увидал вас над телом своего отца приёмного, да тебя с камнем в руке. Голова хоть и скорбная, как у дитя, да всё же скумекал, что сродственник в беде. Вот и последний ум чуть не растерял. Козьма еле дознался. Так что, как видишь, никаких других зацепок у меня и нету. А ты мне про них глаголешь, то ли глаза отводишь, то ли дуришь, то ли сам веруешь.

Остап остался сидеть только благодаря тому, что больше его тело ничего и не могло, а так бы съехал безвольной куклой на пол. Голос его совсем стих, но всё же Лекса услыхал:

— Я так мыслю, обвиняемые у вас есть, искать вы никого и не будете больше. Удобно же.

Остап не понял, как вдруг молниеносно оказался поднятым вместе со своим жалким таким стульчиком, который и без него охранники передвигали не иначе, как вдвоём, да и он был не обижен статью, как он думал. А тут, он просто висел, поднятый над полом за ремни на груди, мощной рукой/лапой этого бесспорно опасного допрашивающего Лекса из Рода Волка. Причём, держал тот его, как сказали бы «Легко и непринуждённо». Даже рука не дрожала. Что же за силища в нём была сокрыта! А ведь визуально фигура особо громадной не выглядела. Но вот сейчас, болтаясь и чувствую и свой вес, а особенно, вес стула, но не чувствуя усталости в этом …дружиннике, Остап охренел. По другому эти его чувства не описать. А охренев, он испугался, не тем страхом, что можно объяснить, а каким-то потусторонним, как когда услыхал про висельников.

Лекса, втянув шумно воздух …носом, сверкнув глазами — угольками прошипел:

— Ты смеешь обвинять дружину Князя своего в обмане и лени?

— Да нет, ничего такого, — и даже сам Остап услышал в этих своих словах страх, голос его дрожал — я вижу, что мне не верят.

Мгновенно, словно перевоплотившись, Лекса поставил кресло на прежнее место и посмотрел за спину Остапа, где распахнулась дверь, и тот же Даур влетев и чуть не сбив Лекса, не ожидая его увидеть в этом месте камеры. Даур вздрогнул всем телом, но быстро пришёл в себя и вернул Лексе его сферу.

— Благодарю тебя, пока всё.

И тот молча вылетел за дверь, словно боясь, что его попросят еще остаться. Видать боялись этого дружинника, а тут Остап так лохонулся с обвинениями.

— Я прошу прощения, если ненароком сказал что-то оскорбительное, не со зла, и не мыслил даже обиду нанести, ни дружине, ни Князю.

Лекса только коротко кивнул, и было даже не понятно, слыхал ли он и понял ли слова Остапа, его поглотила сфера, что он держал в руках, и словно читал из неё какое-то очень интересное послание. После, он так же молниеносно оказался снова в том же кресле, напротив Остапа. Только поза его уже не была расслабленной. Было видно, что его что-то очень сильно выбило из колеи. И теперь он думал. И думал он про Остапа. Но молчал. Молчал и Остап, не желая больше злить этого страшного… человека ли?

— Говори всё!

Внезапно словно рубанул Лекса словами так, что Остап понял — говорить придётся.

И снова камеру озарил свет сферы над головой попаданца во всех отношениях.

Глава 19

Остап выдохнул, и попросил:

— А можно мне глоток воды, горло пересохло.

— Даур, воды!

Прошло буквально минута — две, которые прошли в молчании и испытании друг друга взглядом, как в камеру быстрым шагом вошёл Даур с ковшом воды и глиняным стаканом в руке. Вопросил взглядом главного здесь Лексу, «кому подавать-то?» На что получил кивок красноречивый ответ, в виде кивка головы в сторону привязанного. После этого, Даур, ловко налил воду в стакан, и поднеся его краешек к губам парня, аккуратно помог тому напиться, не пролив при этом ни капли мимо. Опыт! А после, получив ещё один кивок, теперь уже в сторону двери быстро ретировался за неё, успев услышать слова благодарности от пленника, но, подумалось Остапу, на свой счёт он их вряд ли посмел принять, оставил всё Лексе. Не по чину ему благодарности заключённых выслушивать и принимать.

Остап же, как напился воды, не стал больше ломать комедию и злить Лексу, начав свой не длинный рассказ:

— Моим прадедом был Аким из Рода Барсука, что в одну из Велесовых ночей пропал, заплутав на каком-то из перекрёстков Порвинга, но думаю, это уже и так, без меня известно.

Лекса молчал, не