Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1 - Анатолий Гейнцельман

НА БАРКЕ

Орешек утлый наша барка,И я лежу на самом дне.Над головою неба аркаИ солнце где­то в вышине.Как на турецком рядом флагеЛуны серебряный серпокВиднеется, как блик на шпаге,Чахоточен и одинок.Ни берегов, ни волн не видно,Но чайки серые подчасСлетают к барке безобидно,Как будто изучая нас.Мы двое в неподвижной лодкеБессмертья синий нектар пьем.Моя подружка в небе четкоВидна, как лик над алтарем.В руках ее стихов тетрадка,Моих стихов последних лет,Она читает вслух так сладко,Что внемлет чутко ей поэт.А солнце жжет нагое тело,Распятое на жарком дне,Как будто бы на самом делеСмысл жизни в полудневном сне.Сливаются с волнами ямбы,Всё сине в дремлющей душе,В лазурных звуков дифирамбеИсчезло жизни экорше...Открой нам дверь Эдема, Боже,Или мгновение увековечь:Оно на вечность уж похоже,Как неба голубая речь.

ЯНВАРСКАЯ СИМФОНИЯ

Последний лист я на платанеВ дождливом сером январе.В молочном скрылось всё тумане,Лишь тени шмыгают на пустыре.Вот­вот с качающейся веткиСрываюсь я, как чиж из клетки,И уношусь куда­то вдальЧерез молочную вуаль,Дрожа как в лихорадке,И подле мерзнущей лошадкиВрываюсь в грязь...И с небом связьИсчезла уж навеки,Как в море реки...Нет, я еще вишуНа самой высшей ветке,И я прошу,Чтоб из дрожащей клеткиХолодный ветерМеня не обрывал,Чтоб я, как сеттер,Вдоль поля не бежалВослед болотной птицыИли шальной лисицы.И я вишу один, один,Как золотой цехин,Меж кружева ветвей,И жду, и жду, чтоб соловейОпять запел, чтоб изумрудПокрыл платан,Чтоб серый пруд,Как грудь гитан,ПорозовелИ посинел.Я чуть вишуИ весь дрожу,Как Лир помешанный,Как вор повешенный.Две черные рукиКак языкиПовисли жаб, и заревел Борей,Как клетки, полные зверей,И закружился по дорогеСтолб пыли,А в нем и я убогий:Не помоглиМои мольбы…Вокруг гробыКазарм­домовДля муравьевЕще живых,Хоть и гнилых.Потом сады,Потом следыНедавних гекатомбОт дружественных бомб,Потом громадное кладбище,Где погребают нищихЦарей землиВ сырой пыли.И там на плитах белых,От мхов позеленелых,Товарищей лежали кипы:Каштаны их и липыИ просади акаций,Как горы ассигнацийРеспубликанских, рассыпали.И долго мы лежали,Прислушиваясь к склепам,Где в разложении нелепомТела людей и черви гробовыеПреображались в куколки живые,Преображались в шелковые травыДа в цветиков душистых главы,И семенаБудила недалекая весна.Потом поднялся ураганИ листья желтые понесС крестов и плит в небесный океан,На самые вершины гор,Где по снегу мы как узорЛежали кружев золотых,И там уж я совсем затихМеж белых клубов облаков,Витавших без оков,Где в каждой капельке душаЖила, едва­едва дыша.И столько было их вокруг,Что мною овладел испуг:Ведь я давно не понимал,Зачем их столько Бог создал.И все они алкали тел,Потерянных для новых дел,И все они стремилися опятьНайти себе земную мать,Как я желал на свой платанПопасть, чтоб снова неустанноРасти, зыбиться, шелестетьИ в небо синее глядеть.Но вдруг из­под меня подснежникПробился чрез гнилой валежникИ в колокольчик зазвонил,Чтоб дух я тихо испустил,Чтоб вместе с облаком поплылКуда­нибудь без крыл...

СКРОМНОЕ ЖЕЛАНИЕ

Лучик солнца на тропинке,Блик на гнущейся былинкеС белым на цветке султаном,Облачко с упругим станомВ жаркой, страстной синеве,Ящериц зигзаг в траве,Моря под обрывом шепот,Кованой лошадки топот,Сам я на донском седлеГде­нибудь в родной земле,В устьях сонного ДнестраПосредь камышей ковра, –Что еще мне в мире надо?Я давно ушел от стада,Не овца я, не чабан,Не турецкий барабан,Не гожусь я для казармыВедь в идейные жандармы,И не верю я в Мессию,Что спасет мою Россию.Всякой я враждебен власти,Всякой верующей пасти,Всякому земли закону,Всякому тиранов трону.Я пройду и без дорожки,Хоть и постарели ножки.Уживусь с лисой и волком,Объяснившись с ними толком,Уживусь с змеей гремучей,Лишь бы в небе были тучи,Лишь бы море бушевалоС бубенцами у кимвала,Лишь бы я, сам­друг с собой,Пел с волной наперебой,Лишь бы муравейник мнеНе мешал слагать во снеПодле каторжной вехиНепонятные стихи.

ПРЫЖОК СО СТЕНЫ

Меж поэтом и звездамиЕсть незримый синий мост,И по нем крылит мечтамиОн с погоста на погост.Лучики как черепашки,Тысячи нужны им лет,Но, счастливей без рубашки,Всех быстрее их поэт.Как мечтательный Гаутами,Мировое бытиеОн незримыми мостамиСвязывает с Богом всё:Жизни атомов ничтожныхНа ничтожнейшей землеС жизнью искорок тревожныхВ моря дышащем стекле.Звезды – кровяные тельцаВ мировых артериях Бога,Мысли – золотые рельсыИ кратчайшая дорога,Что к Нему приводят душу.Нужно только быть поэтом,Нужно только бросить сушуМертвую перед рассветом,В час, когда духовней звезды,Божьи в небе черепашки,В час, когда уж на погостеТрудовые все букашки.Унеси меня чрез степи,Мой воскреснувший Пегас,Унеси по горной цепиНа небес иконостас:Лик Отца увижу синийЯ на нем из звездной пены.От безбожия ЭриннийНужно выпрыгнуть за стены,Черные, глухие стеныМировой моей темницы,Нужно пузырьком быть пеныРадужным в лучах зарницы.

ЭРЕМИТ

На нищенской своей мансардеЯ всё ж в духовном авангардеСвятых сподвижников живу,Седую не склонив главуНи перед чьей исподней властью,Ни перед чьей звериной пастью,И голоса сирен­идейМне безразличнее людей.Я прожил выше всякой веры,И социальные химерыМне не вскружили головы,Хоть я смиреннее травы.Как эремиты на Тибете,Живу я в непочатом свете,Любуясь цепью синих горИ прекратив навеки спор.С тех пор, как я подобье Бога,Мне не нужна уже дорога,И, как скала меж скал нагих,Окаменел я и затих.Весь день слежу за облакамиЯ со скрещенными рукамиИ внемлю, как Великий ПанПоет про солнечный тюльпан.И от восхода до закатаЯ пламенного в небе братаГлазами тихо провожаюИ ничего уже не знаю.Как плеть лианы, в жаркий каменьЯ врос, и неба вечный пламеньМеня совсем испепелит, –Я на Тибете эремит!

ГДЕ БОГ?

Гляни в окно: на берегу ручьяДвух белых бабочек приметил я.

Они порхают мягко через дрок,Хоть под мостом и притаился рок.

Они не знают никаких дорог,Но с ними в этот миг порхает Бог.

Над ними дремлет царственный платан:Он в небо врос, как дантовский титан,

Где тучки на лазурном млеют луге,Где ласточки в волшебном реют круге...

Там тишина, там синий, синий Бог,Там никаких не нужно нам дорог.

Повсюду Бог, повсюду святость есть,В одной душе моей ее уж несть.

В АЛЛЕЕ