Правила Мерджа - Остап Иванович Стужев

был сентиментален, и больше всего его ранило, когда его предавали. Проблема была в том, что он хотел доверять только тем, кого любил, и это иррациональное чувство часто его подводило. И Магомед задавал себе вопрос: как так получалось, что два человека, к которым он не испытывал особо нежных чувств, – Чекарь и Кольцов – были надежны как скалы, а остальные, наоборот, готовы были облажаться при любой возможности, и они лажали, лажали и лажали.

Когда ему подкинули этого русского, он вообще не воспринимал его как личность.

Какие-то узкие плечи, непонятное желание учиться на лингвиста – все это вызывало у него раздражение. Магомед вспомнил о нем, лишь когда к ним в район зачастили фирмачи-инвесторы, и его любимица Агабаджи, дочь его старшей сестры, уже не успевала одна переводить сразу нескольким говорящим и слушающим на праздниках и застольях, устраиваемых после официальной части.

Сошлись Магомед с Чекарем не за один день. Разница в возрасте и социальном положении не предполагала никаких близких отношений. Вот уже долгих пять лет Чекарь жил в доме у Магомеда, а про обещание снять ему отдельную квартиру забыли. Как и о нем самом. Общение же так и продолжало ограничиваться формальными приветствиями.

Затем, увидев возможность получить хоть какую-то пользу от него, Рому стали брать с собой в качестве второго или третьего переводчика во время застолья. Официальный перевод продолжала делать Агабаджи – красивая девица среднего возраста, по-своему эмансипированная, что в ее понимании означало возможность проехать на красный и, перестраиваясь, вообще не обращать внимания на других участников движения. Не сильно заморачиваясь по поводу своих обязанностей, работала она кое-как, но все равно оставалась любимицей своего дяди.

Однажды по стечению неведомых обстоятельств ее не оказалось под рукой, и переводить разговор главы района с фирмачами-инвесторами пришлось Роману. Неожиданно переговоры удались. Фирмачи говорили по делу и не ограничивались привычными восхвалениями красот Дагестана и мудрости самого Магомед-Алиева, как это бывало раньше. Началось строительство небольшой, но очень современной электростанции с возможностями изменения топлива от угля до газа. Сложности возникли через год, когда в почти достроенной коробке никак не могли правильно смонтировать привезенное оборудование. Фирмачи-инвесторы в его личном кабинете вместо разговора по делу опять принялись расхваливать красоты Дагестана и личную мудрость руководителя района. Сомнения в точности перевода Агабаджи Джамалутдиновны возникли у Магомед-Алиева, когда один из восхвалявших красоты и мудрость начал орать, стуча рукой по столу, а потом схватился за ворот рубашки, судорожно развязывая галстук и пытаясь поймать глоток воздуха, широко открывая и закрывая рот. Его увезла скорая помощь с гипертоническим кризом, а на следующее заседание Магомед-Алиев решил пригласить русского – помочь ему разобраться в ситуации.

Дело оказалось запутанным только на первый взгляд, и сложности перевода, мешавшие настоящей дружбе народов, все-таки удалось преодолеть благодаря Роману Александровичу, точно переводившему претензии фирмачей-инвесторов. Совещание приняло неожиданный оборот, когда двое заместителей руководителя района, крепкие дядьки в костюмах и правильно подобранных в цвет рубашек галстуках, вдруг возмутились клеветой, обрушившейся на них из уст какого-то сопляка. Выходцы из семей пастухов, веками гонявших отары овец по горным склонам и не уходивших от удачи, когда подворачивался случай увеличить их поголовье за счет соседа, оба горца значительно превосходили по внешним данным скромного выпускника факультета иностранных языков. Когда они, не сговариваясь, бросились с кулаками на своего обидчика, Магомед-Алиев потянулся к кнопке под столом, собираясь вызвать охрану и, возможно, даже успеть спасти этого русского, который, откровенно говоря, не вызывал у него большой симпатии. Фирмачи-инвесторы, до этого момента настроенные воинственно, в те короткие секунды, пока извергавшие проклятья ошельмованные замы мчались на расправу с переводчиком, перепрыгивая через стулья, решили возвращаться в свои Европы и не вспоминать об украденных у них миллионах. Но у джигитов что-то не заладилось. Вбежавшие на вызов в кабинет двое охранников увидели лежавших на полу без движения заместителей и сразу, но не точно определив виновника беспорядка, тут же поплатились за свою поспешность. Только после этого инцидента Магомед начал понимать, почему Кольцов приказал сохранить жизнь этому пареньку.

Электростанцию решили достраивать. Крадуны выписали доверенности на распоряжение их счетами в банке Андорры на имя Агабаджи Джамалутдиновны сразу, как только их перевели из реанимации в отдельную палату, окна которой зачем-то были закрыты решеткой. Рома должен был лететь вместе с ней не как переводчик, конечно, она сама в совершенстве владела несколькими языками, а просто посмотреть, чтоб деньги точно вернулись куда следует. Магомед уже тогда ходил хмурый и был недоволен своими родственниками. Какой-то червь недоверия после такого предательства его ближайших друзей днем и ночью точил его сердце.

Тогда Чекарь не мог подозревать, что именно это задание, на первый взгляд такое простое, кажущееся приятной прогулкой по заграничным курортам, сделает его сначала правой рукой Магомед-Алиева, а затем третьим по влиянию акционером в Северном холдинге. Он не мог знать, что его командировка была одобрена в Москве самим Кольцовым, который, согласившись в целом, категорически настоял на аренде частного борта. В Москве Чекарю появляться было еще рано. С остановкой в Амстердаме – там надо было передать какие-то бумаги поставщикам оборудования для электростанции – они прилетели в Барселону.

Рома с Агабаджи Джамалутдиновной (она была старше его лет на десять и с первого дня знакомства настаивала на таком обращении к ней) почти не разговаривали во время этого путешествия. Переночевав одну ночь в столице Каталонии, на следующее утро они арендовали совкий «Сеат» и, покатавшись пару часов по приморскому городу, направились в Андорру. Попетляв на живописных горных дорогах, они приехали в маленькую страну, зажатую между Францией и Испанией и поражающую своей скучной коммерческой архитектурой. На банковских счетах, доступ к которым открывали выписанные в больничной палате доверенности, оказалось так много валюты, что могло бы хватить на безбедную жизнь нескольких поколений ее владельцев. И, видимо, в этот момент сердце Агабаджи Джамалутдиновны, уже израненное видами Европы, дрогнуло окончательно. Возможность навсегда покончить с прошлой, внешне благополучной, но по сути скучнейшей жизнью провинциалки, стала достижима как никогда. Она пришла в номер к Чекарю на следующую ночь и, не говоря ни слова, залезла к нему под одеяло. Агабаджи не сомневалась в своих чарах и стала второй женщиной в его жизни после Наташи. Лежа на влажной от ее пота подушке, он, опустошенный, невольно сравнивал этих таких разных женщин и сделал не вписывающееся в классические каноны романтизма открытие, что выбирать можно только из присутствующих дам. Он не чувствовал ни горечи, ни вины, ни разочарования. Он пропустил момент, когда, повернувшись на бок и прижавшись к нему своим мокрым