Правила Мерджа - Остап Иванович Стужев

молодежной моде французских предместий, наводненных арабами: oversized[51] парка с огромным капюшоном и темные очки, закрывавшие пол-лица.

Васкес вспомнил сейчас свою неудачную попытку заговорить с бароном де****, когда тот, нахмурив свое розовое от постоянных косметических процедур личико, довольно резко ответил, что ему неприятны любые инсинуации о его связях с черным рынком и что он достаточно богат для участия в официальных аукционах уровня «Сотбис». Поверить ему было трудно; кроме того, что барон де**** богат, все остальное было наглой ложью, но настаивать было еще глупее, и Васкесу пришлось ретироваться. Барон и баронесса де**** были действительно очень богаты в том старом понимании богатства, когда оценивалось не только количество миллионов на счетах в банках, но и то время, которое они принадлежали их обладателям. Чете баронов де**** принадлежало столько недвижимости во Франции, Италии и Германии, что, учитывая их возраст, легко можно было предположить, что о некоторых своих владениях, особенно перешедших к ним по наследству, они просто забыли. Напротив, Аурелио Васкес происходил из фамилии скорее бедной и далеко не аристократической, а его верность принципам монархии и отторжение левых республиканских идей были обусловлены скорее традициями порядочности, установленными в его семье, хотя он и не испытывал пиетета к богачам. Поэтому, не имея других существенных зацепок, решил начать с этой пары. В Рождество рассчитывать на то, что кто-то в Мадриде пошевелит пальцем и будет отвечать на его запросы, было наивно, и для начала он подумал, что будет неплохо просто понаблюдать за баронами со стороны.

Где их можно было найти сегодня, Васкес не знал, и наудачу поехал в маленький городок Cornod, где чета довольно часто проводила выходные в знаменитом и принадлежащим им на праве частной собственности шато.

Поставив машину на одной из близлежащих улиц, так, чтобы выезд с территории сада, окружавшего замок, был ему виден, он приготовился к долгим часам ожидания. Вокруг не было ни души, и монотонность пейзажа нарушало только карканье огромных черных птиц, чего-то не поделивших на ветках вековых платанов. Он не спеша потянулся за термосом с кофе, когда черный «БМВ» выехал из ворот и, сразу взяв хорошую скорость, начал уходить в сторону автострады. Чертыхнувшись, Васкес завел мотор и, боясь на извилистых дорогах потерять свою цель, вынужден был следовать за ним почти вплотную. То, что барон и баронесса де**** оказались в замке и выехали так вовремя, почти не заставив себя ждать, можно было считать удачей; и Васкес, вдавливая в пол педаль газа в попытках не отстать от «БМВ-750», искренне считал, что ему повезло.

Возможно, это так и было, ведь если бы он приехал раньше хотя бы на полчаса и увидел красный «Феррари», с ревом умчавшийся в сторону Италии, он все равно не смог бы удержаться за ним. Феликс Варгас Кондори, загадочный боливиец, уезжал из страны навсегда, и его мало интересовали штрафы с камер. Он был до сих пор жив и на свободе только потому, что взял себе за правило исчезать немедленно при малейшем сигнале о грозящей ему опасности. Когда за завтраком барон де****, тщательно выедая яйцо «в мешочек», пошутил о его, Кондори, популярности и о том, что им и его бизнесом, связанным с утраченными полотнами, уже интересуются, Феликс проявил выдержку и молча долил себе кофе. Выждав, не даст ли его собеседник еще какую-либо информацию, он расспросил о подробностях разговора барона де**** с Аурелио Васкесом и понял: пришло время возвращаться домой. Он не стал собирать вещи и забирать свою зубную щетку. Он просто попросил «Феррари» прокатиться до Монте-Карло, «сделать пару ставок на орфолайн» и, пообещав им обоим, барону и баронессе де****, не задерживаться там больше, чем на пару дней, вышел из комнаты. Одетый почти по-домашнему Кондори спустился в гараж и, мысленно попрощавшись со своими фантазиями насчет Анны Павловны, выехал за ворота. Меньше чем через шесть часов он бросил машину на парковке в Венеции и, оставив ключ внутри, даже не потрудился ее закрыть. Взяв катер-такси, он доплыл по Большому каналу до площади Сан-Марко и быстро нашел себе номер в одном из недорогих отелей. Утром следующего дня он зашел в банк и, подождав в небольшой очереди, спустился в хранилище с банковскими ячейками. Это был последний раз, когда ему понадобился его боливийский паспорт. Тем же вечером гражданин США Дуглас Олдридж вылетел из Венеции в Лос-Анджелес.

Он не любил тратить деньги на перелет первым классом и поэтому, купив дешевый билет в эконом, весь полет промучился, зажатый между афроамериканцем, не уступающим ему в размерах, и еще более толстой ирландкой, сидевшей у прохода.

* * *

Вернувшись домой после разговора с Чекарем о делах Северного холдинга, Магомед-Алиев чувствовал себя одиноким и простуженным. Байза, его жена, не ложилась спать до утра, зная, что тот наверняка вернется. Заметив запах виски, она попеняла ему за это, с суставами у него было все хуже и хуже, а, по словам врачей, спиртное только способствовало иссушению поверхности хрящей. Магомед хотел было посоветовать ей больше заниматься внуками и не лезть в дела мужчин, но передумал. Он был рад вернуться под крышу своего дома и рад тому, что она всегда ждала его. Байза была старше его на три года, и их союз был заключен задолго до того, как они познакомились. В первые же пять лет после свадьбы она родила ему подряд пять дочерей, все они давно были выданы замуж и, нарожав им внуков и внучек, были заняты от рассвета до заката. Зятья были неплохие ребята, но звезд с неба не хватали и так или иначе были пристроены в те или иные подразделения Северного холдинга.

Он снял свои мягкие сапоги и прошел в одних носках в гостиную, где, полулежа на диване, попробовал найти какой-нибудь известный ему фильм. В новых, современных фильмах надо было разбираться: кто плохой, а кто хороший и почему, но это его только утомляло и мешало думать о чем-то еще.

– Постели мне наверху, мне как-то душно, хочу спать с открытыми окнами, – сказал он жене. По платному каналу шел боевик, который он знал наизусть. Видя, что осталось меньше половины, Магомед-Алиев решил досмотреть фильм и постараться отогнать грустные мысли.

– Хорошо, – ответила Байза. Она не любила холод, и уговорить ее открыть даже форточку в спальне было непосильной задачей.

– И сама иди поспи немного, вечером поедем к Таибад. Надо проведать, как она там, – сказал он, поудобнее устраиваясь между подушек. Таибад, их четвертая дочь, была на сносях, и они ездили к ней почти каждый день.

Глубоко в душе Магомед-Алиев