Правила Мерджа - Остап Иванович Стужев

– Тогда лучше не в номере, вы же сами учили. Вещи бросим и прогуляемся. Есть я пока не хочу, и кстати, тут, наверное, больше ресторанов, чем в нашей дыре, – сказал Чекарь, стараясь понять, чем вызвана раздражительность генерала.

– Что Эльза, накормила? – сказав это, Кольцов почувствовал, что становится смешон, и сразу пожалел, что это у него вырвалось. В душе он был рад, что Чекарь рядом, и, наверно, поэтому расслабился и перестал следить за своими эмоциями.

Рома, не любивший пикироваться, просто промолчал и принялся смотреть по сторонам на мелькающие огоньки чистенького европейского города. Их номера в отеле располагались рядом и соединялись между собой двумя дверьми, впрочем, закрывавшимися изнутри комнаты каждого постояльца. Оставив свой нехитрый багаж в номере, он спустился в лобби, откуда они не спеша пошли по набережной Мон-Блан в сторону набережной Вильсона. Ветер, такой суровый на аэродроме, здесь, в окружении украшенных к празднику витрин, казалось, подобрел и только наполнял легкие кислородом.

– Похоже, заваривается странная каша, она может быть весьма крутой, и боюсь, мне в одиночку ее не расхлебать, – сказав это, Кольцов умолк и, тяжело вздохнув, как будто после нелегко давшегося ему решения, продолжил, немного замедляя шаг и глядя Чекарю в лицо: – Вам с Наташей придется встретиться, это касается всех нас, и я прошу тебя: постарайся быть тактичным. В вашем расставании нет ее вины, и главное сейчас – не наделать глупостей. Вот, отдай ей это, – он вытащил из внутреннего кармана коробку с пантерой и протянул ее Чекарю. – Вчера хотел ей подарить, но она вернула мне эту безделушку, когда я не ответил на ее вопрос о тебе, – сказал он и совсем остановился, глядя теперь Роме прямо в глаза.

– Она спрашивает обо мне? – спросил он и почувствовал, как левая бровь начала незаметно подергиваться, как всегда бывало, когда он волновался.

– Вчера спросила в первый раз, до этого не нарушала данное ею нам с Алисой обещание, – Кольцов ответил кратко, чтобы не запутаться в объяснениях.

– Картье? – Рома открыл коробку и вытащил пантеру, смотревшую на него своими изумрудными глазами.

– Вроде Картье.

– Сами и отдайте, – Рома убрал пантеру обратно в футляр и собирался протянуть его Кольцову, но тот как-то резко повернулся к нему спиной, как будто стараясь увидеть на том берегу озера бутик, где вчера купил ее для Наташи.

– Не могу, мы поссорились, она у меня не возьмет сейчас ничего, – пояснил он, повернувшись обратно и пытаясь определить, заметил ли Чекарь его секундную слабость.

– Сергей Николаевич, я не думаю, что вы меня вызвали в Женеву мирить вас. Пантеру, конечно, передам. Наташа ведь знает, что это ваш подарок, – сказал он.

«Заметил, – подумал про себя Кольцов. – Чем исполнять такие пируэты, проще было бы сказать, что слеза от ветра».

Они молча пошли дальше, и Чекарь, зная, что чутье никогда не подводило генерала, ждал, когда тот расскажет ему всю диспозицию и они смогут обсудить возможные решения.

– Когда я вчера говорил тебе о том, что кто-то пытается консолидировать пакет Северного холдинга, я был уверен, что это пусть и нечистая, но, скажем так, коммерческая игра на деньги. Позже, прилетев сюда, я получил весьма тревожную информацию, что драка может начаться, или, что гораздо хуже, уже началась, и, как говорится, не на живот, а на смерть, – начал говорить Кольцов, чувствуя, что никак не может перейти к делу, застенчиво именуя гомосексуализм своего зятя, приведший того в лапы дельцов, без сомнения, нацеленных на акции Северного, «весьма тревожной информацией». Наконец он решился и рассказал все, о чем он сумел вчера переговорить сначала с Наташей, а потом с Аурелио Васкесом.

– Вы думаете, это связанные процессы? – спросил Рома немного удивленно.

– Я, пожалуй, не стал бы их связывать, если бы в деле этого злополучного Вилена не торчали уши фонда, которым руководит какая-то русская.

– Удалось выяснить, кто?

– Да, сегодня утром получил записку об этом фонде и об этой даме, – сказал Кольцов и протянул Чекарю конверт, похожий на почтовый, но сделанный из плотной темно-коричневой бумаги. – Изучи на досуге, может, с кем-то ты пересекался.

– Как планируем действовать?

– Завтра рано утром, пока этот умник не уедет в ООН, нанесем ему визит и решим, о чем расспросить этого его друга, который, как я понял, уже взял у французов пять миллионов за какие-то мифические наброски Рубенса. Я думаю, нашу соотечественницу мы оставим на десерт. Таким образом, мы или подтвердим, или опровергнем мои предположения о связанности всего происходящего. Я уже говорил, но сейчас считаю нужным подчеркнуть: сама по себе покупка каких-то пакетов, пусть и значительных, не может угрожать нашему бизнесу. А вот компрометация на международном уровне может нанести непоправимый урон. Завтра все станет понятно, – закончив говорить, Кольцов указал на вывеску ресторана Bayview и предложил украсить прогулку хорошим ужином с добрым вином.

Утром понедельника, последовавшего за ужином с генералом Кольцовым в ресторане Le Cigalon, кабальеро Аурелио Васкес принял для себя два важных решения. Во-первых, отложить свои рождественские каникулы на неопределенный срок, а во-вторых, сотрудничать с русскими, хотя у него было много причин их ненавидеть. Дед, промыкавшийся более тридцати лет по лагерям, не любил рассказывать о тех временах. Да и говорить-то особенно было не о чем. Холод, голод, плохое обращение – на что еще может рассчитывать военнопленный? Vae victis[47]. Васкес был франкистом, и фраза «camaradas arriba Falange Española»[48] была для него почти священна. Он никогда не считал страну басков чем-то отдельным от Королевства, и сведения, передаваемые им русским для помощи ETA, были или бесполезны, или тщательно скомпилированы тайной миссией Кастилии.

Проснувшись рано, около шести утра, он собрал вещи и, сделав check out, покинул хостел. Приехав в аэропорт, он потолкался возле стоек регистрации авиакомпании Vueling и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, прошел на автостоянку, где сел в маленькую «coche huevo»[49], которая ждала его там с полным баком и хорошо заряженным аккумулятором. Еще раз оглядевшись по сторонам, он завел двигатель и, спустившись по серпантину, засунул в приемник шлагбаума уже оплаченную парковочную карту, а затем аккуратно влился в общий поток машин. Покрутившись около часа по женевским улицам, он направился во Францию, где его ждала законсервированная для таких случаев скромная квартира недалеко от границы. Рассудив, что никто из интересующего его круга лиц не встает так рано, он посчитал возможным посвятить ближайшие два часа своему здоровью и, нацепив chandal[50] и старые потрепанные кроссовки, отправился бегать в ближайший парк. Вернувшись, Васкес принял душ и после легкого завтрака оделся по