Фальшивые червонцы - Ариф Васильевич Сапаров

видом на широкий волжский простор, потолковали о всякой всячине, и никакой душевной близости между ними не возникло. Губернатор всегда остается губернатором. Столичный чиновник, даже приехавший с ревизией земельной управы, обязан помнить об этом, соблюдая разделяющую их дистанцию.

С земельной управы и ее повседневных нужд разговор перекинулся на волновавшую всех в те времена жгучую тему. Заговорили о бурном шквале революционных потрясений, расшатывающем устои самодержавия и государственности. Столыпин был тогда молод, полон энергии и высказывался с продуманной определенностью крутого администратора, который знает, чего он добивается.

Стачки и забастовочное движение на заводах ничуть не беспокоили Столыпина. Тут нужна строгость, другого ничего не требуется. Разумная строгость в соединении с разумной гибкостью властей. Зачинщиков и смутьянов — на каторгу, всех прочих — постепенно приучать к повиновению.

Иная статья — крестьянские бунты, поджоги помещичьих усадеб. Россия испокон веков является земледельческой страной, и аграрный вопрос для нее наиглавнейший. Решать его следует обдуманно, путем смелых реформ.

После обеда, когда дамы удалились на половину хозяйки дома и было подано кофе, разговор принял более конкретный характер. У саратовского губернатора имелась, оказывается, своя система взглядов на сельскую общину как источник многих зол Российского государства. Взгляды эти приезжий ревизор полностью разделял и с удовольствием поддакнул своему собеседнику, высказав попутно собственные мысли на сей предмет.

С этого началось их сближение.

Видно было, что Столыпин всерьез заинтересовался столичным гостем, увидев в нем единомышленника. С сочувствием расспрашивал о тяготах и несправедливостях департаментской службы, ядовито высмеял тупоголовых санкт-петербургских сановников, разлегшихся на пути молодых дарований бесчувственными колодами. Многозначительно и как бы намекая на какие-то перемены, Столыпин заметил, что с радостью отдал бы дюжину канцелярских чинодралов взамен одного действительно умного сотрудника.

Спустя полгода в жизни Александра Сергеевича Путилова начались крупные перемены. Похоже было, что дождался он счастливого случая, вытянул свой удачливый билет.

В апреле 1906 года саратовский губернатор Столыпин стал министром внутренних дел, а вслед за тем, быстренько оттеснив престарелого Горемыкина, и председателем Совета Министров. Имя Петра Аркадьевича сразу приобрело известность. Открылась эпоха знаменитых столыпинских реформ, призванных стать мощным заслоном перед силами революции.

Штык-юнкер, как прозвали остряки нового любимца царя, не забыл своих обещаний. Напротив, едва появившись в столице, обласкал и возвысил Александра Сергеевича Путилова, пригласив к себе в обер-секретари.

Любил советоваться со своим фаворитом, вызывая в Елагин дворец с утренними конфиденциальными докладами, частенько давал щекотливые и сугубо доверительные поручения. Александр Сергеевич, естественно, в долгу не оставался, всячески угождал благодетелю.

По рекомендации всесильного штык-юнкера перекочевал он и в канцелярию Совета Министров, в Мариинский дворец, где суждено было ему прослужить долгие годы. Получил вскоре действительного статского советника, в тридцать пять лет щеголяя в генеральском пальто на красной подкладке, был назначен товарищем главноуправляющего государственной канцелярией. Дедово пророчество вроде бы постепенно сбывалось.

Драматические выстрелы в киевском театре выбили из-под ног Александра Сергеевича привычную опору. Надев траурную повязку, он дольше других оплакивал безвременную кончину Столыпина. Утрата была для него чувствительная, трудно восполнимая, но совсем не катастрофическая. Он успел упрочиться в столице, он пустил глубокие корни.

Летом 1914 года Россия вступила в войну.

На политической арене чаще, чем требуется, сменялись теперь правительства. Возникали и исчезали в небытие премьер-министры, чья участь решалась прихотью царицы или безграмотной записочкой святого старца Распутина. Премьеры, как им положено, формировали кабинеты, устраивая всякий раз очередную министерскую чехарду. В министерствах соответственно объявлялось о новых назначениях и новых отставках. Служивый сановно-сиятельный и чиновничий мир столицы существовал в беспрерывном вращении, в хитростях интриг и закулисных сговоров.

Его эта карусель почти не затрагивала. Подобно лорду хранителю печати, он восседал на своем посту устойчиво, потому что любой власти требуется преемственность. Обзавелся множеством полезных знакомств, приобрел сенаторскую осанку, умел ладить и с прекраснодушными либералами, и с оголтелыми черносотенцами вроде Пуришкевича. В Царском Селе, в окружении императрицы Александры Федоровны, к нему относились милостиво.

Следующим его шагом должна была сделаться самостоятельность. Единственное, чего не хватало ему для полноты мироощущения и без чего до конца дней пришлось бы держаться в тени, на втором плане. Самостоятельность крупная, истинно государственная. На мелочи, наподобие губернаторского поста или министерского портфеля при очередной перетасовке карт, размениваться не было охоты.

Почему бы, предположим, не возглавить тайному советнику Путилову правительственный кабинет? Вот тогда он сумел бы развернуться с должной силой и, кто знает, быть может, сумел бы превзойти незабвенного Петра Аркадьевича.

Страна переживает труднейший период российской истории. Разруха в хозяйстве и военные неудачи вызвали смуту, усиливается хаос, монархия в опасности. Пусть доверят ему формирование правительства, не вмешиваясь в его способы управлять обществом, и он добьется чудодейственного исцеления от всех российских недугов. Рука у него твердая, опыта достаточно, враги отечества скоро почувствуют железный характер Путилова.

Программа обдуманных им мер спасения престола была не совсем оригинальной. Изложенная на бумаге, она, вероятно, состояла бы из сплошных запретов, ограничений и репрессий, призванных потуже затянуть узду.

И главное — поскорее обезвредить ненавистного Александру Сергеевичу стоглавого дракона революции. Всех этих социал-демократов и горластых студентиков, кадетов и анархистов, присяжных поверенных и слишком многое вообразивших о себе университетских профессоришек. Виселицами обезвредить, расстрелами, безжалостными карательными экспедициями.

Но до вершины своих вожделений он так и не успел дошагать — бодливой корове бог рог не дает. Когда разыгрались в столице февральские события 1917 года и слабовольный император отрекся о г престола, стало понятно, что с программой обдуманных им реформ надобно повременить.

Стремительно и неотвратимо рушился заведенный издавна порядок. На площади перед Мариинским дворцом пели «Марсельезу». Министры последнего царского кабинета разбежались, точно трусливые зайцы, а глава правительства, престарелый князь Голицын, скрывался где-то на частной квартире и звонил ему по телефону нарочито измененным голосом, разыгрывал дурацкую конспирацию.

Тайный советник Путилов в подобных условиях счел за благо отойти в сторонку. Никому дел своих не сдавал, вызвал казенный автомобиль и умчался к себе домой, на Басков переулок. Лучше он почитает Тацита или займется переводами из Поля Верлена, нежели взирать на всю эту мерзость.

Надежды он, конечно, не утратил. Преемственность власти, что там ни говори, служит гарантией успеха, и знания его в административной сфере могут понадобиться господам из Временного правительства.

Пройдет несколько дней, поутихнет упоение свободой, и за ним обязательно пришлют, его будут умолять вернуться к исполнению долга. Не исключено, что он даст согласие на сотрудничество с демократией. В конце концов пути развития не всегда прямолинейны, иной раз к цели приходится идти окольными тропками компромиссов.

Только не приехали за ним, увы!