Фальшивые червонцы - Ариф Васильевич Сапаров

как своеобразный послужной список эпохи, отражала пору чекистской молодости самого Петра Адамовича Каруся. И хоть не привелось ему лично встречаться со старшим офицером царской яхты — возились с ним другие сотрудники, — каждый из этих периодов помнился отчетливо, точно было это вчера.

Первый раз Старовойтова задержали и доставили на Гороховую весной 1919 года. Трудное было тогда времечко, смертельно опасное для завоеваний Октября. Армия Юденича черной тучей нависла над красным Питером, и в самом городе воспрянули духом подпольные силы контрреволюции. Петроградская Чека в ту памятную весеннюю пору осуществила массовые обыски в буржуазных кварталах города, а на помощь чекистам пришли многие тысячи добровольных помощников с заводов и фабрик.

Группа коммунистов Путиловского завода, которой было поручено обыскать квартиры буржуазии на Конногвардейском бульваре, нашла необходимым препроводить гражданина М. М. Старовойтова в Чека вместе с обнаруженной у него коллекцией холодного оружия.

Добросовестная щепетильность была в крови путиловских пролетариев, и они отдельным примечанием указали в составленном ими акте, что «вышеназванный гр-н Старовойтов в момент обыска вел себя вполне лояльно, изъятию оружия не препятствовал и даже, по доброй своей воле, никем к тому не принуждаемый, извлек из тайника принадлежавший лично ему офицерский кортик с золотой императорской монограммой».

Примечание дотошных помощников Чека, надо полагать, сослужило Михаилу Михайловичу Старовойтову добрую службу, и он без задержки был отпущен домой.

Не менее благополучно кончился для него и второй арест в октябре того же 1919 года. На этот раз имелись, правда, кое-какие основания для ареста, гораздо серьезнее коллекции холодного оружия. Ряд материалов свидетельствовал о принадлежности Старовойтова к тайной офицерской организации, которая была создана в Петрограде для освобождения бывшего российского самодержца и его семейства.

В иное бы время, наверно, и разобрались в этих материалах до конца, раскрутили бы тоненькую ниточку улик, а в ту грозную осень все внимание Петроградской Чека было нацелено на скорейшую ликвидацию заговора Поля Дюкса, ловкого агента Интеллидженс сервис. Старший офицер царской яхты касательства к этому заговору не имел, от участия своего в тайной офицерской организации он упорно открещивался, и в конце концов его отпустили с миром.

Третий и последний арест пришелся на 1921 год, когда чекистами Петрограда был раскрыт заговор профессора Таганцева, тесно связанного с кронштадтскими мятежниками и с их иностранными покровителями. Опять улики против М. М. Старовойтова выглядели жиденькими, слабо подтвержденными, требующими длительной проверки. Как третьестепенному участнику таганцевской группы, дали ему высылку на год в трудовой лагерь.

К архивным документам ни прибавить нечего, ни убавить — они достояние истории. В настоящее время — третий год подряд — Михаил Михайлович Старовойтов трудится лоцманом в морском торговом порту. Квартирует на Канонерском острове, в казенном общежитии. Старый холостяк, близких родственников нет. Контактов с дореволюционными сослуживцами подчеркнуто избегает, от выдвижения в капитаны дальнего плавания отказался, сославшись на пошатнувшееся здоровье.

И вот — встреча с Василием Меркуловым в «Старом Тифлисе». Случайный ее характер начисто отпадал, потому что случайными такие вещи бывают редко. Беглый врангелевец вполне обдуманно отправился на Волховстрой, к комвзвода Меркулову, так же как и Меркулов совсем не случайно придумал себе скоропалительную командировку в Ленинград.

Требовалось тщательно разобраться в связях этих людей.

Лоцмана Старовойтова в морском порту ценили высоко. Опытнейший судоводитель, тонкий знаток портовой акватории, все проводки у него тютелька в тютельку, верняковые. В случае надобности не отказывается от сверхурочных вахт, охотно выручает заболевших товарищей. В быту скромен, к спиртным напиткам пристрастия не замечено. Лишь слабое здоровьишко помешало выдвинуть его в капитаны Совторгфлота, на самостоятельный пост.

Лестную служебную характеристику подтверждал и вахтенный журнал. Проводки у Михаила Михайловича действительно были благополучные. Никаких происшествий и досадных недоразумений с иностранными гостями портовых причалов, работа аккуратная, профессиональная.

Настораживала одна маленькая подробность.

За минувшую навигацию чаще других навещал причалы Ленинграда немецкий пароход «Данеброг».

Начал свои рейсы за древесиной еще в апреле, когда ледовая обстановка в морском канале была не совсем благоприятной для судоходства, приходил в мае, в июне, в июле и в октябре, сразу после большого ленинградского наводнения. Порт приписки у него Гамбург, но древесину нашу берет и для англичан, и для шведов. Словом, активнейший купец, великое спасибо ему за содействие развитию внешней торговли Советского государства.

Все пять раз на капитанский мостик «Данеброга» неизменно поднимался лоцман Старовойтов, и это поневоле обращало на себя внимание. Точно других лоцманов в порту не водится, всегда Михаил Михайлович. Трижды он проводил немецкий пароход в очередные свои вахты, согласно расписанию, а два раза подменял заболевших товарищей по лоцманской службе.

Впрочем, спешить с выводами не следовало. Сомнение, коли оно возникало, надо устранять проверкой. Иначе житья от него не будет, изведешься весь, строя разные догадки.

Один из лоцманов, которого подменяли на «Данеброге», и впрямь был болезненным, часто хворающим ветераном причалов. Хроническая язва желудка у человека, месяцами отлеживается на больничной койке. Другого Карусь счел нужным разыскать и побеседовал с ним с глазу на глаз.

Беседа получилась с неожиданностями.

Раскрасневшись от смущения, лоцман этот признался, что в канун прихода немецкого лесовоза они засиделись в пивной, отмечали день рождения Михаила Михайловича Старовойтова, и на вахту он не явился по причине жестокого перепоя. Михаил Михайлович великодушно выручил его, пошел по-товарищески навстречу, а после, конечно, и он не остался в долгу. Глупейшая, короче говоря, вышла история. Еще хуже будет, ежели дойдет до огласки. Разговоры начнутся в лоцманской службе, проработки...

— Вдвоем вы в тот вечер пьянствовали?

— Вдвоем, товарищ начальник.

— А после пивной добавляли у Старовойтова на дому?

— Так точно, добавляли. Значит, вам все известно? Я-то, признаться, не хотел к нему идти, отказывался, а он силком потащил на Канонерский остров. Пойдем, говорит, посидим в человеческих условиях... Вот и посидели... Сам-то Михаил Михайлович пьет аккуратно, а меня, каюсь, развезло тогда вдребезги... Вы уж извините меня, товарищ начальник, больше такое не повторится...

Отпустив лоцмана, Петр Адамович стал прикидывать весомость добытых фактов. Уверенности, да еще стопроцентной, по-прежнему не было. Приходит она с неопровержимыми уликами, а пока не пойман — не вор. У бывшего старшего офицера царской яхты имелись какие-то причины почаще бывать на борту «Данеброга» — это было бесспорно и вполне доказано. Но что за причины?

Между тем ход следствия затормозился.

Безрезультатными оказались розыски Архипова. Исчез беглый врангелевец на Московском вокзале, и никакими усилиями не удавалось напасть на его след. Либо засел в глубоком подполье, на неизвестной чекистам явке, либо вырвался из Ленинграда.

Не было, к сожалению, дополнительной информации и