Фальшивые червонцы - Ариф Васильевич Сапаров

Николаю Романову. По какому-то семейному поводу батюшка-царь презентовал ее своему двоюродному братцу великому князю Кириллу Владимировичу, а тот, весьма охочий смолоду до амурных приключений, счел возможным передарить вышеозначенной столичной красотке. В ознаменование услуг. Каких в точности, репортеры не уточняли, ограничиваясь в своих отчетах стыдливыми многоточиями.

Частные детективы не даром ели свой хлеб и быстро обнаружили виновницу. Горничная львицы полусвета мадемуазель Мари-Жак получила шесть месяцев тюрьмы. Императорская палка вернулась к законной своей владелице, заработавшей ее в трудах праведных.

«Последние новости» обо всем этом сообщали с нескрываемым удовлетворением. Как и подобает солидному органу либерально-кадетской окраски, стоящему на страже священного принципа частной собственности.

Обе непосредственно заинтересованные стороны предпочли отмолчаться. «Собственная его императорского величества канцелярия» в Кобурге каких-либо комментариев по поводу этой истории не дала. Не последовало откликов и из Шуаньи, от окружения великого князя Николая Николаевича.

Соперничающим претендентам в императоры было, признаться, не до газетных сенсаций. Все их силы отнимала яростная драка за монарший престол, за влияние на умы и сердца, за призрачное право говорить от имени русской эмиграции, рассеянной октябрьской бурей по всему свету. При этом, понятно, подразумевалось право выступать и от имени всего русского народа, «изнывающего под ярмом большевистской диктатуры», но в первую очередь борьба шла за эмигрантов.

Никто не ведал в точности, сколько их насчитывается за пределами Советской России. По некоторым статистическим данным, считалось, что миллион душ или даже полтора миллиона, по другим, более приближенным к истине, — восемьсот пятьдесят тысяч.

Главной обителью белой эмиграции после 1917 года стала Франция, где проживало четыреста тысяч человек. Далее следовали Германия — сто пятьдесят тысяч, Польша — сто тысяч, Китай и страны Дальнего Востока — семьдесят тысяч.

Значительные эмигрантские колонии обосновались также в Югославии, Финляндии, Чехословакии, Эстонии, Латвии, Литве, Болгарии и Румынии. Только власти Турции сочли возможным избавить себя от бремени общения с беспокойными русскими, выслав их из страны в административном порядке.

Наивно было бы считать, что вся эта огромная масса лишенных родной почвы людей сплошь состояла из злобных недругов Советской власти. Изрядно насчитывалось в ней и просто обманутых, колеблющихся, с запозданием сожалеющих о своем легкомысленном решении покинуть отчизну. Горькая их участь была схожа с судьбой крохотной песчинки, которую подхватил и закружил могучий ураган.

В Берлине и в Париже, в Варшаве и в Ревеле дипломатические представительства Советского Союза не испытывали недостатка в тысячах покаянных просьб и ходатайств беглецов, мечтающих о скорейшем возвращении домой. Известно было, что во многих случаях визит в советское посольство грозит смертью от руки крайних элементов или зачислением в предатели, в агенты ГПУ и Коминтерна, что означало бойкот и презрение окружающих. Несмотря на это, наплыв желающих вернуться в СССР неуклонно возрастал с каждым годом.

Не менее легковерно было бы и преувеличивать значение прогрессивных идей и настроений в недрах белой эмиграции. Тем более в первой половине двадцатых годов, вскоре после крушения империи, когда не утихли еще раскаленные человеческие страсти и у многих теплилась надежда на кровавый реванш.

Так уж все расслоилось и бесповоротно размежевалось в те годы. Рядом с мечтающими об искуплении своей вины перед народом нетерпеливо ждали сигналов боевых походных труб звероватые вешатели и заплечных дел специалисты из контрразведок Врангеля, Колчака, Юденича. Этих было куда больше, нежели успевших прозреть на чужбине. Эти отличались ненасытной злобой и страстью к кровопролитию. К тому же они присвоили себе роль глашатаев общественного мнения, потому что были нахальны и горласты.

О небезынтересных сдвигах в умонастроениях эмигрантской публики свидетельствовало и самозваное венчание в императоры великого князя Кирилла Владимировича. Как ни смехотворно выглядел со стороны сей опереточный «государев акт», а считаться с его последствиями приходилось.

Сам-то новоявленный монарх не стоил и ломаного гроша. Ничтожная пустышка в мундире капитана первого ранга. Смолоду жалкий флотский жуир, затем пьяница, кокаинист, азартный карточный игрок. Государственной мудростью отнюдь не обременен: в сравнении с ним и Николай II сошел бы за мыслителя.

Опасным было окружение Кирилла I.

Верховодила всеми делами в Кобурге его супруга Виктория Феодоровна, женщина неглупая, изворотливая, умеющая при надобности произвести должное впечатление.

Вскоре после окончания торжеств по случаю «государева акта» Виктория Феодоровна заказала дорогие апартаменты на «Луизитании», роскошном океанском пароходе, и отправилась в Америку за долларами. Побывала у престарелого автомобильного короля Форда в его загородной резиденции близ Детройта, добилась аудиенций у Рокфеллера, Мак-Кормика и других финансовых воротил, любезно раскрывших перед ней свои чековые книжки.

На обратном пути Виктория Феодоровна неожиданно навестила известного нефтяного магната Генри Детердинга, жительствующего в Англии. Спустя две недели после этого визита супруге короля нефти, русской по происхождению, высочайшим императорским повелением был дарован титул «княгини Донской».

О цене этого «повеления» в печати, естественно, не сообщалось, но финансовые возможности императорского двора в Кобурге заметно возросли. Отныне бойкая торговля графскими и княжескими титулами стала существенной статьей дохода Кирилла I. Сколько ни бесились в Шуаньи по этому поводу, сколько ни протестовали, «императорские повеления» сыпались одно за другим.

Канцелярией Кирилла I управлял капитан второго ранга Гарольд Карлович Графф, давнишний его приятель и собутыльник. Фигура в общем-то бесцветная, вполне достойный представитель бесчисленного племени сухопутных морячков, коих всегда было с избытком в столичном гвардейском экипаже, долгие годы возглавляемом Кириллом Владимировичем.

Зато в военном штабе «кирилловцев», обосновавшемся в Мюнхене, полноправным хозяином числился генерал-лейтенант Василий Викторович Бискупский, личность во многих отношениях редкостная.

Ни единой душе в русской армии не известны были ратные доблести и заслуги храброго генерала Бискупского. Военнопленный с первых дней боевых действий, он заделался на немецком рационе усерднейшим германофилом. В открытую сотрудничал с генеральным штабом, с кайзеровскими разведслужбами, а в сентябре 1919 года, в канун осеннего наступления Юденича на Петроград, ужасно разгневал зубров белого движения, неожиданно образовав в Берлине самостийное «российское правительство». Разумеется, во главе с самим собой, премьер-министром Бискупским.

О действиях этих стало известно «верховному правителю» адмиралу Колчаку. Затревожились военные миссии англичан и французов. Вдобавок ходили смутные слухи, что за спиной Василия Викторовича стоит будто бы генерал Юденич, вздумавший таким способом обеспечить свою независимость от Колчака.

Последовал раздраженный запрос в Ревель, в штаб Юденича, с требованием немедленно объясниться. В ответ была получена столь же раздраженная телеграмма: «Категорически объявляю, что никогда не имел и не имею отношения к генералу Бискупскому и германофильским организациям в Берлине».

Заделавшись правой рукой кобургского императора, генерал Бискупский с наслаждением погрузился в привычную стихию закулисных интриг и комбинаций. Смещен был с должности советника граф Бобринский, первейший друг Кирилла Владимировича.