Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России - Ника Марш

давала молоко Ольге[41]. Пресмешно!»

Няни были нужны, чтобы «освободить руки». Владелица поместья часто оставалась на хозяйстве во время отлучек мужа, и ей нужно было принимать управляющего, решать конфликты между дворней или крестьянами, улаживать имущественные и финансовые вопросы. В столичной среде у хозяйки большого дома было тоже немало обязанностей: помимо посещения двора и его мероприятий, визиты к соседям и важным персонам, устраивание браков старших детей, незамужних родственниц или хороших знакомых. Светские дамы часто выступали благотворительницами и попечительницами разных заведений – от сиротских приютов до больниц, назначали стипендии талантливым студентам и интересовались искусством. На все это уходило время. Крепостные давали своим хозяевам возможность заниматься всеми этими вещами.

«Дядьками» называли воспитателей молодых барчуков. В зависимости от статуса господ, от того, какое положение в будущем они могли занимать, дядькам оставляли присмотр за подопечными, когда тем было от трех до десяти лет. Примерно в три года ребенок считался достаточно взрослым, чтобы уйти из-под опеки самой первой воспитательницы, няни, а в десять его мог ожидать Лицей или отправка за границу. Но не всегда.

Царевич Алексей, жизнь которого оборвалась в 1718 году, был, например, не самым сердобольным родителем. Для своего сына Петра он выбрал двух вечно нетрезвых мамок из Немецкой слободы. С позволения сказать, «воспитательницы» вообще не занимались ребенком, а чтобы он не мешался, подливали ему спиртное. В результате ребенок почти всегда находился в полусонном состоянии.

Когда царевича не стало, Петр I взялся за голову. Он впервые внимательно пригляделся к внуку и увидел необразованного, неопрятного мальчика, который даже не мог нормально разговаривать. Срочно были выбраны новые дядьки – Семен Маврин и Иван Зейкан, но и тогда дело не пошло на лад. Царевич Петр Алексеевич дурно изъяснялся по-русски, путал немецкие слова, и основной его словарный запас составляли ругательства. Воспитателей велели высечь за халатность. А несчастный престолонаследник получил более пристойных педагогов только после смерти своего главного конкурента – Шишечки. Из Петра вылепили императора, но оставался он им совсем недолго. Молодой человек не успел ни насладиться семейным счастьем, ни завести своих наследников.

В ином доме дядька мог быть одновременно воспитателем отца, а затем – сына. Пожизненная служба в богатой усадьбе хорошо оплачивалась: граф Шереметев отписал в завещании дядьке своего сына (от уже упомянутой Прасковьи Жемчуговой) почти 40 тысяч рублей.

Иные дядьки оставались рядом с барчуками и по достижении ими возраста взрослых мужчин. Петр Гринев, персонаж «Капитанской дочки», в повести представлен семнадцатилетним юношей. Такие уже выходили из-под опеки дядек, но верный Савелич все равно остается при Гриневе. Более того, он беспокоится о нем, как о собственном сыне, и готов дать жесткую отповедь даже самому дерзкому Пугачеву:

«Что тебе в смерти барского дитяти? Отпусти его; за него тебе выкуп дадут; а для примера и страха ради вели повесить хоть меня, старика!»

Дядьки присматривали за детьми, могли обучать их охоте и рыбалке, верховой езде, простым вещам в бытовом обиходе, изредка – грамоте. Для изучения наук, языков и этикета приглашали учителей извне, крепостных для этой цели обычно не использовали. Помещик Лобанов рассказывал в письме своему другу, как дядька учил его ставить силки на кроликов и как с его помощью он первый раз в жизни зарядил ружье.

Охота вообще была одним из популярных способов провести досуг. У многих землевладельцев были целые угодья, отведенные как раз под охоту. Заядлой охотницей была, например, цесаревна Елизавета Петровна – впоследствии императрица. Известно, что именно на охоте весной 1729 года она встретила свою первую по-настоящему большую любовь, Алексея Шубина. Но… двумя годами позже молодого человека арестовали по приказу Анны Иоанновны и отправили на Камчатку. Все было сделано, чтобы цесаревна забыла о своем «сердечном друге», но этого не произошло. Став императрицей, Елизавета отыскала Шубина, вернула его в Петербург и осыпала дарами. Былых чувств и отношений между ними не было, но «дщерь Петрова» хотя бы исправила несправедливость в отношении своего прежнего фаворита.

Псовая охота требовала целого штата специально обученных крепостных. Держали псарей, ловчих, егерей. В обязанности псарей было следить за собаками, ловчие помогали загонять зверя в лесу или в поле, а егеря выслеживали добычу и «готовили» всю охоту. Из Европы пришла униформа для охотников – красные кафтаны с галунами.

Так отдохнув, продолжают охоту,Скачут, порскают и травят без счету.Н. А. Некрасов

Женщины часто принимали участие в охоте наравне с мужчинами, так что Елизавета Петровна не была уникальна в этом. Не прочь потравить зверя была и любовница императора Петра III, Елизавета Воронцова.

Охотничьи радости дорого обходились дворянам: помимо снаряжения следовало содержать лошадей и заводить породистых собак. Стоимость некоторых щенков достигала по несколько тысяч рублей, и за ними тоже «охотились». Не случайно в разговорный обиход надолго вошла фраза «оплатить борзыми щенками» – то есть не деньгами, но ценными дарами. Разумеется, попала охота и в русскую литературу. У Тургенева мы видим целые «Записки охотника», а в «Дубровском» Пушкина фигурирует богач Троекуров:

«Более пятисот гончих и борзых жили в довольстве и тепле, прославляя щедрость Кирилла Петровича на своем собачьем языке. Тут же находился лазарет для больных собак под присмотром штаб-лекаря Тимошки и отделение, где благородные суки ощенились и кормили своих щенят. Кирилла Петрович гордился своим… заведением».

За здоровье дорогих собак переживали не меньше, чем за домочадцев. Страстные охотники выписывали щенков из европейских стран, не отставали от них и просто любители хороших породистых собак. В конце XIX века, например, большим шиком считалось у знати приобрести леонбергера – помесь сенбернара и ньюфаундленда. Большие пушистые псы очень полюбились представителям многих королевских семейств.

А стоимость борзых собак вполне конкурировала с ценой за крепостного. Так, в 1826 году дворовые подали жалобу в Сенат на помещика Льва Измайлова, где помимо прочего упоминали такой факт: барин расстался с четырьмя своими верными слугами, которые работали в доме по тридцать лет, чтобы получить во владение столько же щенков. Это обвинение рассматривали в числе прочих, ведь на Измайлова жаловались и по другому поводу. Но обмен крепостных на собак каким-то нарушением не являлся – собственность барина. Волен поступать, как заблагорассудится!

Генерал Петр Хрисанфович Обольянинов, которого очень ценил император Павел I, был таким страстным собачником, что желавшие подольститься к нему действовали через любимых псов. Достаточно было приласкать генеральскую собаку да рассыпаться в похвалах, чтобы сердце Обольянинова растаяло. В Петербурге со смехом говорили, что домом управляют борзые, а не хозяева.

В лесах, во время охоты, не было у барина большего помощника, чем собственный егерь или ловчий. Часто на такую службу попадали смолоду, и за годы постоянного общения с помещиком устанавливались между ними особенно доверительные отношения. В «Рассказах старого помещика» В. Шомпулева есть такой характерный эпизод – барин совершил