Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России - Ника Марш

которой в дом брали взрослую сноху, – бедность. Нужны были еще одни руки, чтобы помогать, зарабатывать и легче было тянуть лямку непростой жизни. До 1830 года, когда император Николай I принял соответствующий указ, венчать разрешали с тринадцати лет. Семьи часто были рады сбыть с рук лишний рот, да кому нужна такая юная невестка? А вот к двадцати ближе, когда созрела во всех отношениях, тогда – милости просим. Засылали сватов за полночь, чтоб нечистую силу обмануть, да сговаривались.

Подросток и готовая баба – явно не муж и жена. Венчались, жили под одной крышей, но до любовного обхождения не доходило. А тут свекр. Годам к тридцати пяти – сорока, вполне себе молод. А если еще добр, услужлив, то дальнейшее развитие событий легко предсказать. Часто свекр был вдов (бабий век в прошлом был недолог, в родах умирали очень многие) или давно не жил с усталой располневшей женой. Пройти мимо здоровой сильной женщины было очень непросто.

Такие отношения иногда называли «бабья повинность», намекая на то, что сноха редко шла в постель свекра по доброй воле. Доля правды в этом есть. Сноха в мужнином доме всегда попадала в ранг самых бесправных существ: ей поручали самую грязную и неблагодарную работу, кормили хуже (самые хорошие куски доставались хозяину и сыновьям), вставать заставляли раньше других. У снохи почти не было шанса отказать похотливому мужчине, если он склонял ее к сожительству. А кому пожалуешься? Собственная семья редко реагировала, для нее замужняя дочь – что отрезанный ломоть. Свекровь, если она была, или закрывала на все глаза, или сама бы первая осудила молодуху.

Да и мужу высказать наболевшее не всегда бы получилось. Если пошла за подростка, которого еще за взрослого в семье не считали, то он мог отреагировать как тот же двенадцатилетний извозчик. Дескать, все в порядке, он знал, что так будет. Бывало, что муж находился на заработках, далеко. Когда еще приедет и разберется? А свекр здесь, под боком, и против него сказать что-то очень трудно.

Эх, не спится по ночамНашим дедам-снохачам,Растуды их всех туды —Оторвать бы им уды! —

весело распевали частушки в деревне. Да только истории со снохачеством порой заканчивались, как у Филимона Волкова. Убивали жен, убивали отцов, даже малолетних детей, прижитых в союзе со свекром. Деревенская мораль была сложной, часто двойной. С одной стороны – нужно уважать родителей мужа и слушаться их, с другой – за жизнь со свекром молодуху осуждали. Вот и в рассказе «Батька» Алексея Писемского[40], написанном в 1862 году, оценка явно не в пользу женщины:

– Глупости разные у себя в семействе заводил… – отвечал он с расстановкой. – Младшая-то сношенька попалась женщина честная, не захотела этого.

– Да как же они это делают?

– Да кто ж им может в том воспрепятствовать! Батько – родитель…

В селе Муравене, в полутора верстах от имения этнографа Ольги Семеновой-Тян-Шанской, был случай, когда разозленный муж убил оглоблей своего отца. Жену прикончил тоже – обмотал волосы вокруг руки и ударял о порог, пока не испустила дух. Впоследствии этот эпизод Семенова-Тан-Шанская описала в своей книге.

Если женщина рожала ребенка во время отлучек мужа, младенца могла убить и сама. Та же Семенова-Тян-Шанская упоминала, что в Муравене каждый год находили одного-двух младенцев. Чаще их душили или топили, привязав камень. Одну такую детоубийцу вычислили случайно – от жары пруд, в который она бросила ребенка, обмелел, и тело нашли. В Калужской губернии крестьянка Матрена новорожденного оставила на холоде – «остудиться». Замерз малыш, и об этом узнали по признанию самой Матрены. Причина ее поступка была та же: боялась, что муж изобьет, проведав об измене. А как поступить с младенцем, посоветовал ей… свекор.

Сманивали молоденькую сноху и подарками. Платок, бусы или обещание купить что-то – этого было иногда достаточно. «Прижила ребенка за десяток яблок», – признавалась одна из крестьянок.

Предотвратить возможную драму из-за рождения незаконного ребенка у Авдотьи Чупятовой помог декабрист Михаил Нарышкин. В 1830 году он и его жена, фрейлина Елизавета Коновницына, решили взять у Авдотьи на воспитание ее дочку, Ульяну. Малышке шел седьмой месяц, а ее официальный отец на тот момент почти два года как находился вдали от Нерчинского округа. Узнав, что муж вот-вот вернется, Авдотья обмерла от страха, но Нарышкины ее спасли. У них самих с детьми не получилось, единственная дочь Наталья умерла за 4 года до этого. Ульяна больше никогда не видела родную мать: спустя два года Нарышкиных перевели в Курган, затем приемного отца отправили на Кавказ, а в 1855-м декабрист получил прощение и начал подолгу жить за границей. «Плод тайной страсти» крестьянки Авдотьи выучилась, превратилась в настоящую барышню, впоследствии вышла замуж и родила в браке четверых детей.

«Нигде, кажется, кроме России, – говорил В. Д. Набоков, – нет… чтобы один вид кровосмешения приобрел характер почти нормального бытового явления, получив соответствующее техническое название – снохачество».

Однако Набоков был не совсем прав. Жен или невест у своих сыновей отбирали даже короли. Генрих II Плантагенет, правивший в Англии с 1154 по 1189 год, открыто жил с нареченной своего сына Ричарда. Девушку звали Адель (в других источниках упоминается имя Агнесса), и она была сестрой французского короля. По обычаям XII века, молодую особу поселили в доме будущего мужа, когда она была совсем юной. Взрослея, она приглянулась английскому королю и противостоять его ухаживаниям не смогла. Когда Генриха II не стало, новый государь – тот самый Ричард – не пожелал взять в жены любовницу отца.

А французский король Филипп VI, первый из рода Валуа на троне, так впечатлился красотой юной Бланки Наваррской, предназначенной его сыну, что взял девушку в жены. Невеста стала мачехой, но продлилась эта неловкая ситуация совсем недолго: король умер спустя несколько месяцев, и на престол взошел Иоанн II. А Бланка, совсем молодая и цветущая, навеки надела вдовьи одежды…

Если сноха не желала вступать со свекром в предосудительную связь, вариантов для нее было немного. Разводы в крестьянской среде были редкостью, а просто уйти из дома мужа тоже не всегда получалось. В Саратовской губернии, в середине XIX века, сбежала от невыносимых условий замужняя Наталья. За это волостной суд приговорил ее к аресту сроком на 7 дней и предписал ее отцу уплатить штраф – 3 рубля. Поощрять беглянку не разрешалось. Больше повезло Анне Петровой из Ярославской губернии. В 1843 году она не только потихоньку покинула мужнин дом, но еще и умудрилась добиться «увольнения из замужества». С такой необычной просьбой обратился к управляющему Нарышкиных ее отец. Объяснил прошение так: дочь захворала, плохо видит, помогать семье своего супруга не может. Управляющий разрешил Анне не возвращаться к мужу, но ее дальнейшая судьба неизвестна.

Часто в крестьянских семьях жили несколькими поколениями под одной крышей. Николай Лесков называл