Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России - Ника Марш

Дворовые крепостные, или дворня, – частые персонажи книг русских классических авторов. «Дворня всякого помещика, самого мелкопоместного, есть в малом виде образчик того, что делается в большом… размере. Домашняя челядь всегда и везде сметлива: она старается вызнать склонности, слабости и… странности своего господина, умеет льстить им и чрез это подбиться в доверие и милость. Так было и в доме Максима Кирилловича Нешпеты. После старого капрала, ближний двор его составляли хлопцы, или псари, и пользовались особым расположением своего пана… Каждый из них, наперерыв между другими, старался прислуживаться своему господину, угодничать любимому коньку его». (Орест Сомов, «Сказки о кладах», 1829 г.)

Эти качества, описанные Сомовым, – умение подольститься, оказаться нужными в любой момент, сказать верное словцо и в точности уловить настроение хозяина, – были, разумеется, не у каждого дворового человека. Но зависимость от барина многих заставляла проявлять чрезмерное усердие. «Служить бы рад, прислуживаться тошно», – утверждал Чацкий. Но персонаж комедии «Горе от ума» был свободным человеком, а вот в положении крепостного он вряд ли смог бы проявлять излишнюю самоуверенность.

Впрочем, и такие ситуации бывали. Крепкие узы, связывавшие крепостных и хозяев, иногда становились почти родственными. Я уже привела в пример случаи браков между помещиками и дворовыми, но иногда устанавливались и другие отношения: отец – сын, мать – дочь. У Всеволода Крестовского в «Петербургских трущобах» есть амбициозная героиня, Наташа. Воспитанная в барском доме, словно родная дочь хозяина, она не желает вспоминать о своем истинном статусе:

«У экономки была дочка, которую барин очень любил… баловал, рядил в шелк и бархат, выписывал для нее старушку гувернантку французского происхождения, учил танцевать и играть на фортепиано… Эта-то экономкина дочка и была Наташа. Она с детства еще отличалась капризным, своенравным и настойчивым характером, вертела, как хотела, и барином и дворней – и барин исполнял все ее прихоти, а дворня подобострастно целовала у нее ручки и звала “барышней”».

История закончилась печально и для самой Наташи, и для тех, кто напомнил ей о положении вещей. Барин умер, о завещании не позаботился, и поместье со всем содержимым перешло властной княгине Чечевинской. Строптивую «девку» она терпеть не стала, отправила работать наравне с остальными. Разом лишившись всего, что имела, крепостная приложила немало усилий, чтобы вырваться из своего круга, да еще и поспособствовала падению своей же госпожи, княжны Анны Чечевинской. Из обитательницы дворца девушка превратилась в проститутку с грубым именем Чуха. Наташа выбралась из крепостного положения, но возмездие ее все-таки настигло. По этой книге впоследствии был снят сериал «Петербургские тайны».

Число дворовых всегда было очень разным. У бабушки фрейлины Смирновой-Россет имелось только 7 дворовых, включая мальчика Сидорко, который прислуживал за столом, а когда барыня выезжала, переодевался в форейтора. А у графа Алексея Орлова насчитывали 370 человек домашних слуг, у баронов Строгановых – почти 600, и у графа Разумовского насчитывалось девятьсот человек дворни.

Знать каждого в лицо и по имени было вовсе не обязательно (Орлов, конечно же, не мог запомнить имена всех трехсот семидесяти дворовых, да и не стремился к этому), но управляющий поместьем должен был вникать во все малейшие нюансы.

Если дом был большой, штат прислуги мог включать в себя представителей таких «профессий», как кондитер, мороженщик, пекарь. В других поместьях обязанности часто объединяли. Повар с двумя-тремя помощниками вполне мог справиться и с повседневным столом, и с праздничным. А если требовалось, то для организации торжества специально нанимали несколько дополнительных слуг.

Выезд помещика тоже обслуживали разные слуги. Грумы следили за лошадьми, кучеры правили каретой. А еще были форейторы и стремянные – но, конечно, не у всех. В обязанности стремянных входило сопровождать своих господ во время конных поездок. Считалось правильным, если на охоте молодой барин будет не один, а с помощником. Или если дочка хозяина, решившая отправиться на прогулку верхом, возьмет сопровождение. Форейторы сопровождали выезд – они ехали на одной из первых лошадей в упряжке. Чаще всего это были молодые парни или подростки, обучающиеся на кучера.

Из крепостных получались и воспитатели подрастающего поколения – няни, дядьки, кормилицы. Но вопреки распространенному мнению, далеко не всегда барыня отдавала детей «на выкорм». Светские дамы старались как можно скорее прийти в форму и вернуться к своим обязанностям при дворе и поэтому нанимали кормилиц. Но остальные справлялись сами, как, например, персонаж романа «Анна Каренина» Долли Облонская, невестка Анны:

«Да и вообще, – думала Дарья Александровна, оглянувшись на всю свою жизнь за эти пятнадцать лет замужества, – беременность, тошнота, тупость ума, равнодушие ко всему и, главное, безобразие. Кити, молоденькая, хорошенькая Кити, и та как подурнела, а я беременная делаюсь безобразна, я знаю. Роды, страдания, безобразные страдания, эта последняя минута… потом кормление, эти бессонные ночи, эти боли страшные».

Обычай нанимать кормилиц начал сходить на нет в XIX веке. Все больше появилось высказываний медиков, что матери необходимо делать это самой. Любопытно, что моду задала – правда, несколько раньше – знаменитая герцогиня Девонширская. Историю этой женщины, рассказанной в фильме «Герцогиня», можно считать неполной без упоминания одного интересного момента: однажды, вскоре после рождения ребенка, Джорджиана собиралась на светский раут. Из опочивальни она услышала плач младенца, своей дочери, и решила заглянуть в детскую. Девочка заходилась в крике, в то время как кормилица преспокойно спала поблизости. Взглянув на женщину, нанятую следить за малышкой, герцогиня обнаружила, что та… пьяна.

По счастью для Джорджианы, роды случились за несколько дней до этого момента, и у нее не успело пропасть молоко. Поэтому герцогиня приложила ребенка к груди и принялась кормить его сама. Разумеется, она опоздала к назначенному часу. А когда у нее поинтересовались причиной задержки, прекрасная дама сообщила: она сама кормила ребенка и получила от этого такое удовольствие, что отныне будет делать это единолично!

За герцогиней часто повторяли. Она была модной персоной для своего времени. А вот королева Виктория, современница Долли Облонской, придерживалась другого мнения. Она не кормила детей грудью и не рекомендовала кормление своим дочерям. Правда, Викторию можно понять: она должна была совмещать обязанности главы государства и матери.

Что любопытно, королева ввела моду на белые свадебные платья, она же посодействовала популярности браков по любви, но вот изменить отношение к кормлению детей не могла. А в XIX столетии в Англии уже многие аристократки кормили сами. В России, к слову, тоже. Лев Толстой не зря описал этот момент со своим персонажем. Кормила детей жена Толстого, справлялась сама императрица Александра Федоровна, супруга Николая II. Сохранились дневниковые записи государя:

«Аликс опять провела день во второй комнате, дочка лежала с ней рядом. Была первая проба прикармливания… Окончилось тем, что Аликс очень удачно стала кормить сына кормилицы, а последняя