Фейри Чернолесья - Алан Григорьев

class="p1">— Рик, а ты помнишь-то мелодию, которую играл тот фейри с флейтой? Сможешь повторить? — вдруг улыбнулась Розмари.

Идея показалась недурной, хуже они бы вряд ли сделали, так что Элмерик решил попробовать. Он достал висевшую у пояса серебряную флейту, пробежался по ладам, пробуя звук, и заиграл. Наверное, это была не та же самая мелодия, но получилось вроде бы похоже.

Ветер в тот же миг усилился, на едва тронутое закатом небо набежали тучи, а на соседних могилах зажглись бледные светлячки, привлечённые чарами. Элмерик почувствовал, как покалывает в пальцах, но не сбился и продолжил играть.

Когда из камня показалась белая призрачная фигура, Элмерик, хоть и ожидал этого, всё равно невольно вздрогнул. Старуха зависла в воздухе прямо перед ними. Взгляд её сверкал отнюдь не добрым огнём.

— Ивар? Это ты? — голос бабки Шеллиди был дребезжащим и тусклым, словно доносящимся откуда-то издалека. — Покажись, я тебя не вижу.

Элмерик отнял от губ флейту и, поклонившись, поспешил пояснить.

— Его здесь нет, только мы.

— Кто это «мы»? — сощурилась старуха.

— Друзья Джинли. Ей ведь нужна помощь, так?

Призрачная фигура заволновалась, по её силуэту, будто по глади пруда, прошла рябь.

— Да-да, моей девочке угрожает большая опасность.

— Какая? Кто ей угрожает? — Джеримэйн попытался оттеснить Элмерика, но тот не поддался: пришлось просто встать рядом.

— Хм-м… должна ли я с вами болтать? А вдруг вы служите ему? — фигура Шеллиди стала ещё более прозрачной и затрепетала — того и гляди унесёт ветром.

И тут вперёд выступила Розмари.

— Бабуль, не переживайте вы так. Мы свои, с мельницы. У мастера Патрика учимся-то. Ага, вспомнили?

— У колдуна? — в голосе призрака послышалось уважение. — Так вот почему вы можете меня слышать, а другие нет.

— Агась, — закивала Розмари. — Это всё аистник. Уж такие подлые цветочки. Но я их убрала-то. Можете быть спокойны!

— А нас не подслушают? — старуха перешла на шелестящий шёпот и заозиралась по сторонам.

— Мы не позволим, — Джерри задрал нос. — Чему-то же нас мельник научил. Так чё за опасность? Выкладывайте!

Шеллиди со вздохом присела на камень, её фигура обрела отчётливые очертания, сейчас старуха выглядела почти живой — только очень бледной.

— Ох, это всё Ивар, его рук дело. Знала бы я, чем всё обернётся, никогда бы не давала опрометчивых обещаний…

— Вы уж не томите, бабуль, — не выдержала Розмари. — расскажите всё по порядку-то.

Старая Шеллиди вздохнула, оправив юбки тёмного старушечьего платья. Её глаза-бельма затуманились от воспоминаний.

— Давно дело было. Я ещё в девках тогда ходила. Вздумал меня отец, значится, замуж отдать за нелюбимого и постылого. А как отцу перечить-то? То-то и оно, что никак. Коли чего велит — его слово закон, ничего не поделаешь. В общем, ушла я во двор рыдать, а старый тис — видали его небось? — уже тогда домик наш подпирал. Обняла я его белый ствол, и давай жаловаться на горькую долю. Плакала, плакала, да так и заснула. А потом приснился мне диковинный сон — теперь-то я думаю, что и не сон вовсе. Будто вышел прямо из ствола парень — высокий, собой пригожий, только волосы седые, словно у старика, глаза алые, будто тисовые ягоды, и взгляд колючий. Обнял меня, утешать стал. А ещё сказал, мол, твои слёзы меня к жизни пробудили, красавица. И за это я тебя отблагодарю. Коли не хочешь, пусть не будет никакой свадьбы, никогда. Одно только слово скажи — и всё по-твоему станет. Ну кто бы от такого отказался? Вот и я не смогла. Но я не совсем уж дурёхой была, всё ж таки спросила, а чего взамен захочешь? А он мне в ответ: слыхал я, что отец твой хочет спилить старый тис. Дескать, разросся слишком, окно загораживает, на дом наползает. Не позволяй ему — на том и сочтёмся. Я, конечно, пообещала, что пока жива, никто не посмеет тронуть дерево. Спросила этого парня, придёт ли он ещё, а он мне, мол, приду, коли позовёшь. Ну я тогда ещё не знала, с кем имею дело, обрадовалась, в ладоши захлопала и ответила: конечно, приходи, когда захочешь. Он рассмеялся в ответ: что ж, ты сама это сказала, да будет так! И пропал. А потом я проснулась…

Старуха замолчала, словно заново переживая тот злосчастный день. В её глазах стояли слёзы.

— Ну? И чё было дальше-то? — не выдержал Джерри.

— Не нукай тут, — Элмерик на него шикнул, но, к счастью, призрачная старуха не обиделась, даже рассмеялась противным скрипучим смехом, от которого кровь стыла в жилах.

— Ишь ты, какая молодёжь нетерпеливая пошла… дайте бабушке хоть дух перевести. А дальше, коли хочешь знать, вышло всё, как он и обещал. С моим постылым женишком лихорадка вдруг приключилась — утром был ещё здоровёхонек, ввечеру слёг, а к утру помер. Расстроилась свадьба. И эта, и следующая, и та, что за ней — всех моих женихов, и любимых, и не любимых, уморил хитрый фейри. А больше никто ко мне и не сватался: прошёл слушок, мол, проклятая невеста. Я, конечно, ходила на поклон к белому тису, просила Ивара о милосердии — да куда там. Он только смеялся и говорил: сама же сказала — никакой свадьбы. Всё так и стало, чего сетуешь на судьбу? Ты теперь моя невеста, Шелл. Никому не позволю к тебе приблизиться. Ежели не хочешь какого парня сгубить — не смотри на него даже, не привечай. И я не перечила, потому что очень его боялась. С тех пор, как Ивар получил приглашение, он ко мне часто приходил. Чаще всего просто садился у кровати и смотрел на меня своими красными глазами — а я заснуть не могла, металась, словно в бреду. Да и как заснёшь, когда тебя будто взглядом пожирают? Потом я даже привыкла, смирилась, что никуда мне от него не деться; вечно он за моей спиной стоит, даже в жаркий полдень посмотришь под ноги — а там его тень. В общем, прицепился, как банный лист. Зато колдовству обучил немного — слыхали, небось, что меня ведьмой величали? Так то неспроста…

— А Джинли разве вам не родная внучка? — Джерри поскрёб подбородок.

— Братец у меня был младший, его сына дочурка. Других родичей не осталось, она — единственная моя кровинушка, — всхлипнула бабка.

— Умерли? — Элмерик сочувственно вздохнул.

— Ивар извёл, — старая Шеллиди понизила голос до шёпота. — Все они старый тис срубить хотели. Я их отговаривала, как могла, но никто мне не верил. Так вот я одна и осталась с дитятей малой на руках. Ивару ох