Рипсимиянки - Арм Коста

когда оттирала кровь. – Нам рассказывали о том, что христиане поклоняются только одному богу, а его сын был жестоко убит и прикован к кресту.

– Нет ничего в этом удивительного, – Цербер расправил плечи. – В Риме так тысячи рабов прощаются с жизнью. Их привязывают, прибивают к деревянным крестам и оставляют сгорать без еды и воды на палящем солнце. Вероятно, жители Иудеи также видели эти процессии.

– В Египте рабов скармливают крокодилам, сжигают заживо, отрубают им руку – если раб посмел протянуть её господину или госпоже, попросив у них что-либо, выкалывают глаза, если несчастный посмотрел не так, как хотелось хозяину… Раб не имеет никаких прав, он подобен собаке – служит за кость, живёт на привязи, за поднятую голову получает палкой по спине, я знаю это всё не понаслышке…

– Принеси мне воды – хочу смыть со своих рук кровь, – Цербер задумался на минуту, глядя на измученную женщину, и ему стало её жаль. – Прошу, помоги мне с кровью, кажется, её здесь немерено.

Слово «прошу» служанка слышала лишь от Небит – её любимой и великодушной госпожи, но услышать это от легионера… Женщина поливала центуриона водой из чёрной амфоры, расписанной золотым орнаментом, – тёплая влага лилась на строгое лицо и рельефные руки. После служанка ушла приводить жилище в порядок, чтобы госпожа, проснувшись, не увидела следы побоища. Цербер сел на скамье. В доме Небит теперь ничего не напоминало о ночи, в которой на смену крепкому сну пришёл хаос. О перерезанных шеях и ножах в сердцах хотелось забыть как можно скорее – центурион чувствовал отвращение, подступавшее к горлу, и даже запах нильской акации не смог перебить смрад.

– Укуси тебя змея! – Небит подкралась к Церберу и села рядом с ним. – Приди в себя, Цербер! Впереди долгая дорога с христианками на Армению! А ты печалишься по пустякам. Что было – то было! Ты спас нас всех – был отважным мужем! Сколько времени отнимет у вас побег? Могу ли я помочь?

Центурион приложил палец к устам, прошептав:

– Нам нужно быть осторожнее со словами, Небит. Здесь могут услышать.

– Но ты же уничтожил всех императорских доносчиков? Я здесь каждому знакома, будь уверен, никто не посмеет сказать про меня дурное слово! И то, что происходит в стенах моего дома, – остаётся в моём доме!

– Ты не понимаешь! – воскликнул Цербер и притянул Небит к себе. – У императора, как у осьминога, много щупалец и много глаз – Диоклетиан видит всё в Риме и за его пределами – знаю, что говорю. Не верь никому, не доверяй, даже своим убеждениям и особенно в нынешнее время! Среди твоих друзей может быть предатель: в тот момент, когда ты раскинешь руки, чтобы обнять его, он вонзит тебе в живот нож.

Центурион встал, оставив египтянку в размышлениях, и направился к выходу, чтобы вывезти тела из города. Тень Цербера ползла по оштукатуренным стенам дома Небит.

Повозка во дворе наполнилась мертвецами – чем быстрее Цербер избавится от горы тел, а служанка – от следов боя, тем быстрее начнётся подготовка к побегу христианок из египетских земель. В убогом доме напротив, где жила Кия со своим супругом и отцом, кто-то возился – старик проснулся от ночной жажды и вышел во двор, сделать пару глотков воды. Увидев центуриона, он поклонился и помахал рукой.

– Скажи мне, кто живёт там? – Цербер подошёл к Небит. – Какой-то старик поприветствовал меня, и сейчас я думаю, убивать ли мне его или нет?

– Это Мбизи, сколько его знаю, никому зла не причинил, в наших родных землях он уважаем! – начала Небит. – Он – отец моей служанки и очень хороший сосед, не откажет никогда в помощи! В молодости он служил в кавалерии, где-то возле Иссе, а его мудрые истории за годы жизни и службы стоят золота!

– Нужно быстрее заканчивать дела с похоронами, – хмыкнул Цербер и направился ко двору дома Мбизи.

Центурион знал, Александрия – не Рим, и лошадь здесь не найти, но взять Мбизи для помощи с повозкой – не помешает: прошлых воинов не бывает – руки старика наверняка ещё помнят службу в легионе.

Сосед Небит не торопился идти спать – его любимым временем для сна был полдень, а ночь приятна для размышлений при звёздах, особенно если в твоих руках чаша с прохладной водой.

– Старик, здравствуй! Помоги в беде!

– С какой? – Мбизи лукаво посмотрел на Цербера.

– Дело касается смерти, старик. Если поможешь – расскажу обо всём, но с тебя клятва – после всего услышанного тебе нужно молчать, как мертвец.

– Я умею хранить тайны, кто знает, доживу ли до утра, чтобы кому-то их раскрыть, – Мбизи улыбнулся. – Что ж, я готов помочь и дать тебе слово держать язык за зубами.

Цербер и Мбизи молча зашагали к повозке – её нужно было тащить по пустой улице мимо домов спящих александрийцев.

– Хорошая задумка избавиться от покойников, – старик сузил глаза, глядя на груз, прикрытый темной тканью, – только вонь от них ничем не скроешь, центурион! Один! Два! Три! Вперёд! – Мбизи потащил повозку, колёса которой застучали по каменной дороге.

– Гляди-ка! – тихонько рассмеялся Цербер. – А сила-то легионерская – не пропала ещё!

– Хилых не берут в легион императора, – старик поднял выбритую голову вверх, – тебе ли не знать! За что же ты положил несчастных воинов? Не справились с возложенными на них обязанностями?

– Воин, не отличающийся долготерпением, уважением к службе и своему центуриону, – противнее червя.

– На твоём лице нет ни страха, ни усталости. Как тебя зовут?

– Цербер, старик.

– Послушай меня, друг, – изувеченного опытом старого человека! Власть не любит добряков вроде тебя, она стирает с лица земли любого, кто покажет слабину, а ты её показываешь – уверен, виной тому женщина или твоё, не облачённое в металл, сердце. Будь осторожен, воинственный муж, не все, как я, помогут тебе избавиться от тел легионеров, не все помогут тебе сжигать их. Не все. Следи за тем, чтобы воины не повернулись к тебе спиной или не всадили в тебя копья. Смотри в оба, даже если сон закрыл твои веки.

Центурион и Мбизи подошли к пирамиде – она предназначалась для захоронения покойников: богатых горожан погребали в саркофагах, а бедных, рабов и воинов – в общих могилах. Отыскав в огромном строении пустую яму, Цербер и Мбизи бросили в неё мёртвых легионеров, накрыв её после каменной плитой.

– Старик, ты уверен, что никто не потянется сюда? – настороженно спросил Цербер.

– А что, – египтянин ответил со смешком, – не доверяешь старому Мбизи? Сказал же тебе – яма пуста и пустой бы стояла ещё пять тысяч лет! Захотел бы донести – уже давно бы это сделал.

– Наверное, ты прав.

– Так что, друг, дело сделано? – улыбка сошла с лица Мбизи, и он заметно загрустил. – Похоронили как следует – души убитых не будут являться к тебе, терзать и наказывать. Жаль, что мы с тобой больше не увидимся, я рассказал бы тебе многое и научил бы всему, что знаю и умею.

– Встретимся, отец, обязательно встретимся.

– Знаешь, центурион, я живу с дочерью и её мужем – они ухаживают за мной и смотрят с жалостью и сочувствием, как на немощного. А мне ведь знаешь, чего хочется? Быть кому-то нужным, чтобы меня перестали жалеть и относиться как к статуе, – голос Мбизи задрожал. Цербер увидел в глазах египтянина грусть и уныние.

– Ты был легионером – им и останешься, как и твой мятежный дух. Благодарю тебя за помощь и за то, что не выдал ни меня, ни христианок. За это я буду в вечном долгу пред тобой. Проси всё, что хочешь!

– Назови самого быстрого и самого красивого коня в своём легионе моим именем. Так память обо мне никогда не погибнет, – старик вышел из пирамиды и направился домой.

Центурион остался один, мёртвую тишину разбавляло лишь эхо его шагов. Ему стало не по себе – не терпел он погребальные места и, как всякий римлянин, побаивался подземного царства. Рисунки и вытесанные из камня фигуры на известняковых стенах напоминали человеку о том, что он смертен. Цербер обратил внимание, что возле одного саркофага стояла лодка.

«Странные эти люди, египтяне: тайну покрывают тайной!» – пронеслось в его мыслях. – «Зачем и для чего стоит здесь лодка? Чтобы душа