Рипсимиянки - Арм Коста

– Лишь глупец не заметит между тобой и Кассиасом божественного чувства – великой любви! Почему же отвергаешь его?

– Да, ты права, Рипсимия, я его отвергаю – даже не стану возражать! Любовь – это великое счастье, а он, глупый грек, плюнул и растоптал его. Сильно обидел меня…

– Могу ли спросить как?

– Он совершил ошибку. Грек не знает простых вещей в отношениях с женщинами, после которых я поняла: с ним мне не быть. Что бы я ни делала, Кассиас всегда восклицал: «Ах! Все женщины так делают!» или «Все женщины в Греции, Риме, Египте – одинаковы! Ничего нового в ваших словах и поведении». Никогда! Никогда нельзя говорить женщине, что она похожа на кого-то, нельзя сравнивать её с другой – даже с богиней! Нельзя! Каждая женщина – это творение, она уникальна, словно редкий камень, лежащий в водах Нила, словно рисунок на стене – художник никогда его не сможет повторить! Кассиас не знает женщину, не замечает её, хоть и искусно говорит о любви к ней. На первых порах я убегала от него в слезах и страданиях, а спустя некоторое время по-новому бросалась в его любовь, как в омут, но чувства измучили меня, сломали, истерзали душу и тело – внутри меня до сих пор всё кровоточит и болит, и ничто не залечит рану, никто не вытащит отравленную стрелу из души Небит. Вторая его ошибка – измена. Нет, не с женщиной. Измена самому себе. Он любил меня и, возможно, продолжает любить, но он всегда выбирает свободу. Не меня.

– Но может, ещё не поздно всё вернуть?

– Сейчас мы помогаем друг другу во всём – он чувствует во мне не женщину, а, скорее, друга, временами он любуется мной, как красивой статуей, а прикоснуться не может – я не позволяю ему.

– Почему, Небит? Может, он изменился и просит вернуть всё обратно, может, ему нужен шанс? А если он всё-таки открыл глаза и рассмотрел твою любовь?

– Когда-то любовь к Кассиасу была очень хрупкой и робкой… давно, когда она едва зарождалась во мне – я боялась её спугнуть; с годами, не по моей вине, сердце огрубело – и на смену любви пришла озлобленность – грозная, разрушающая. Ты знаешь, что такое любовь женщины? – египтянка посмотрела себе под ноги, а потом серьёзно взглянула на Рипсимию. – Это ручей, который разрастается и превращается в реку – широкую, бушующую, как Нил или Евфрат: эта река может принимать суда, наполнять землю водой и жизнью, поить животных и людей, а может потопить всё вокруг, смыть живых и мёртвых! Любовь – это семя, порождающее жизнь. Женщина, ослеплённая любовью, уязвима, её легко подчинить себе, покорить, поработить. Кассиас сделал меня уязвимой, из-за него я так и не стала женой и матерью, из-за него отказываю лучшим египетским мужам. Ты спросишь почему? Потому что я люблю его – и это моё наказание. Ты тоже наказана, только болезненной, губительной любовью императора. Сладкое чувство для него стало желчью из убитого животного для тебя.

– Я убежала и спряталась – но он не оставит всё просто так, Небит.

– Потому что он раб любви, моя дорогая! – рассмеялась женщина. – Он даже не видел тебя, а уже хочет надругаться! О боги! Как же он обречён! Забыл о чести, о том, что он император, что, помимо похоти, есть ещё и дела государственные! Мужчина…

– Как быть, Небит? Матушка настаивает на том, чтобы я не сдавалась ему, чтобы любой ценой сопротивлялась его страсти.

– Чувство внутри подсказывает мне, что он не является твоей судьбой, так что беги – беги от него подальше.

***

Темнело. В сумерках центурион со своими легионерами и императорскими псами следовали за Кассиасом – жизнь в Александрии кипела, несмотря на быстро надвигающуюся ночь.

– Нам потребуется благосклонность богов! – проговорил кто-то из легионеров, и остальные его поддержали.

– Фу! Как же воняет легион! – вырвалось из уст слуги императора. И едва он это произнёс, как центурион наступил на него.

– Не смей обливать моё войско грязью, грязная ты лошадь! Ещё одно слово из твоего гнилого рта и до дома не доживёшь!

Каждый римский легион имел свой запах: костра и жареного мяса, травы или сена, лошадей, кожи, истерзанной порезами, вина, пива… Отряд центуриона был насквозь пропитан запахом оружия и дерева.

– Здесь, – выдавил из себя Кассиас, скрепя сердце показывая на дом египтянки.

Цербер послал воина посмотреть, горят ли факелы в жилище у Небит. Любопытный легионер обошёл все владения египтянки по периметру, заглядывая в окна, – сандалии трещали от его грузных шагов. Где-то пролетела повозка, испугав легионера, – он пригнулся и выплыл уже возле командира.

– На первом этаже все спят. На втором в некоторых комнатах горит огонёк. Можно заходить спокойно, – шёпотом обратился воин.

– Наконечник моего копья уже ждёт не дождётся расправы! – тихо засмеялся легионер, стоящий позади. – Может, напоследок устроим веселье с христианками?

– Было бы забавно… – усмехаясь, подхватил слуга императора.

Тёмные силуэты воинов стояли во дворе египтянки. Самые крепкие принялись выбивать дверь.

– Вылезайте, грязноверки! – закричали прихвостни Диоклетиана, но центурион их остановил.

– Император прислал вас сюда не для криков, а следить за девами – так и следите за ними! Мы схватим беглянок и без вашего писка!

Слуги правителя умолкли. Они стояли и смотрели на то, как легионеры ходят по комнатам в поисках дев. В центральной комнате на первом этаже спала Небит. Толпа воинственных мужей вломилась в её опочивальню, выбив крепкий засов из её двери.

– Кто вы такие и что вам здесь нужно? – Небит вскочила на ноги, представ перед воинами обнажённой, заспанной, с растрёпанными волосами. Легионеры на время забыли, зачем вломились в спальню египтянки, они застыли на месте, уставившись на грудь женщины – она вздымалась и опускалась в такт вдоху и выдоху. – Я вас спрашиваю, кто вы? – крикнула Небит, прикрываясь белым шёлком, скользящим по её упругим смуглым бёдрам.

– Одевайся и веди нас к девам! Мы знаем, что в этих стенах живут тридцать семь христианок! Где они? – к Небит вошёл центурион. – Они спят? Отвечай правду или умрёшь сию минуту!

– Спят… И не знают, что их ждёт… Что же их ждёт…

Босая и сонная Небит в сопровождении легионеров покинула свою комнату. Она боялась спрашивать, что будет дальше, но покорно шла к спальням девушек.

– Дорогая, – Кассиас незаметно подкрался со спины Небит и схватил её за запястье. – Не рада меня видеть, любовь моя?

– А ты откуда взялся? – Небит внезапно догадалась, кто послужил легионерам, и немедля бросилась на грека, словно тигрица. – Так это ты привёл в мой дом целый отряд легионеров? И они не очень любезны ко мне, ты знаешь? Во мне кипит недовольство! Какой же ты странный человек, Кассиас! Тебе важна лишь собственная шкура! На жизнь и покой других тебе наплевать!

– Я ни разу тебя не обманывал, Небит, и не хотел тебе зла! – пылко воскликнул корабельщик, понимая, что в глазах Небит больше нет к нему чувств, особенно – уважения. – У меня не было другого выхода! Они хотели меня убить, сжечь мой дом и корабль!

– Ах да, как же я сразу не догадалась! Твоё корыто важнее всего! – холодно произнесла Небит. Её запястье выскользнуло из руки Кассиаса.

Спальни дев соседствовали между собой: четыре просторные комнаты на втором этаже растянулись в одну линию в правом крыле дома, возле водного сада. Некоторые из дев ночью занимались плетением бус, кто-то молился, кто-то – писал книги. Голос Небит и шум, проникающий через стены, заставил девушек замереть. Римляне подступили к дверям. Гаяния проснулась от странного чувства и, даже не подозревая об опасности, хотела выйти из комнаты. Мечи легионеров скрестились возле лица игуменьи и вынудили сделать шаг назад.

– Мы знаем, кто вы! – выкрикнул один из слуг Диоклетиана. – Сбежавшие из Рима христианки, обманом приплыли сюда в надежде уйти от власти императора! Сегодняшней смерти вам не удастся избежать! Вы все будете казнены, а предательница, которая находится среди вас, – будет отправлена во дворец!

Легионеры,