Рипсимиянки - Арм Коста

скрестил руки на груди и умолк. Ненависть закипала в его жилах. Ослеплённый чувствами правитель Рима теперь был вне себя от ярости.

– Проклятая смертная! – закричал Диоклетиан. – Посмела меня водить за нос! Грязная христианская блудница!

– Император? Что я могу сделать?

– Закрой рот и не открывай его, пока я тебе не скажу этого сделать! – Диоклетиан отвесил грубую пощёчину слуге, но тот не упал, а лишь пошатнулся. – Так вот почему Цербер не может отыскать её… их… Она там… В Александрии…

Император схватился за голову. Боль давила на глаза и затылок, всё вокруг плыло. Жрецы, пытаясь помочь римскому правителю, начали заговаривать его нездоровье, но от их голосов Диоклетиану становилось хуже, из носа хлынула кровь.

– Верни её матери то, что куплено твоей женой, – озабоченно обратились к императору жрецы. – Доколе эта вещь во дворце – ты будешь проклят. Это их бог наказывает тебя. Бойся и благодари Юнону за то, что дала тебе ребёнка, и за то, что сейчас он рождается живым. Ты бессилен против их веры. Грязной веры.

Выслушав жрецов, Диоклетиан вскочил на коня и помчался во дворец.

«Грязная тварь», – крутилось в его голове. – «Заручилась помощью своего бога? Решила магией погубить меня? Не позволю!»

Разум императора будто покидал его. Не помня, как он добрался до дворца, Диоклетиан свалился в своё ложе. Дела до Приски и её родов ему не было. Он всё думал о том, что уже хочет не просто овладеть Рипсимией или взять её в жёны – отрубить ей руки или ноги доставило бы ему больше удовольствия.

***

Глупо искать Рипсимию в Риме, зная, что она уже далеко за его пределами. И в этом была заслуга центуриона. Во дворец императора его привели двое стражей – он знал, зачем правитель хочет видеть лучшего командира легиона.

Цербер опустил голову. Он ждал казни.

Диоклетиан гордо смотрел на центуриона с высоты своего трона.

– Отсюда мне видно всё, хотя многие думают, что я не дальновиден… – начал он.

– Могу ли я задать последний вопрос перед смертью? – прямо спросил Цербер.

– Тебе можно многое, Цербер, – усмехнулся император. – Что хочешь знать?

– Император Диоклетиан не подчиняется сенату, власть его безмерна и абсолютна – ему покоряется двенадцать диоцезов и множество провинций, он держит половину мира в своих руках. Зачем ему нужна девушка, простая смертная, сбежавшая от родителей?

– Тем не менее ты не смог её найти, Цербер. Значит, не так уж она и проста, как думаешь ты, как думал я. Я отвечу тебе, благородный воин: я всегда получаю всё самое лучшее, всё то, что захочу. Кто она такая, чтобы препятствовать? Сегодня у меня родился сын, Цербер, сами боги шепнули мне его имя! – император поднял бокал с вином.

Народ в Риме пировал и шумел. Все поздравляли Диоклетиана с рождением долгожданного и – как он сам поведал – божественного ребёнка. Младенца осыпали лепестками цветов, приносили к его колыбели дары и преклонялись пред ним. Равнодушие императора к жене и младенцу сменилось счастьем и радостью. Центуриона правитель оставил в живых, посадив в центре стола во время пира, но на следующий день Цербер вынужден был отправиться в морское путешествие. За беглянкой.

***

Кассиас ужинал в своей инсуле из белого камня. Грек жил один в Остии. Отца и мать он давно похоронил в Афинах – возвращаться в пустое жилище он не видел смысла, родные стены нагоняли тоску по родителям. Небит отказывалась бросать любимую Александрию ради несерьёзного и любвеобильного грека, а он, в свою очередь, не желал отдавать ей свою свободу. Сегодня торговля удалась, и Кассиас благополучно отдыхал после насыщенного дня. Кто-то громко постучал в дверь. Он отворил и увидел на пороге встревоженного центуриона – старого доброго друга.

– Цербер! Как я рад, что…

Центурион влетел в дом, не дав закончить Кассиасу приветствие.

– У меня есть немного времени, чтобы сказать тебе пару слов, друг! – произнёс Цербер. – Слушай меня внимательно и ничего не говори! За моей спиной стоит пара императорских псов и легионеры – ты с ними выйдешь в море и направишься в Александрию. Я тоже буду на твоём судне.

– Но, Цербер…

– Тише! Тише. Соглашайся со всем, что я буду говорить. Если у тебя будут выпытывать, кто подослал к тебе христианок, тридцать семь девушек, ничего не говори, ни под каким предлогом, ясно?

– Я не знаю, кто подослал их ко мне! – Кассиас развёл руками и вопрошающе взглянул на Цербера. – Ты, может, сам их подослал?

– Ты помог им в Александрии?

Кассиас кивнул. У центуриона не было сомнений – торговец всегда поможет, особенно если на кону стоят хорошие деньги.

– Так что прикажешь мне сейчас делать? – Кассиас подошёл ближе к Церберу.

– Готовь «Зевса». Сегодня идём на Египет.

– Ты видел, какое сейчас море? Посейдон злится, Цербер. Я не могу идти против воли бога, – взволнованно проговорил Кассиас.

– Боги прокляли меня служением императору Диоклетиану, – прошептал центурион. – У меня нет выхода, друг. Каждую минуту своей жизни я обязан посвящать выполнению приказов похотливого, алчного и кровожадного правителя, и куда хуже – я помню клятву, данную ему и легиону.

– Цербер?

– Да?

– Почему ты им помогаешь? Ты что, отрёкся от богов? – Кассиас пронзительным взглядом посмотрел на Цербера.

– Среди них девушка. Врачеватель. Она спасла меня от болезни. Не знаю, как это произошло, может, магия или её бог… Не могу объяснить…

– Я требую, чтобы ты рассказал о ней! – тихо засмеялся грек. – Но помни, друг дорогой, что без женщин наша жизнь пуста и черна, а с ними – в любую минуту мы можем умереть. Эти богини своими или чужими руками могут нас убить!

– Я расскажу тебе о ней позже, когда за моей спиной не будет стольких ушей, – Цербер вышел из инсулы Кассиаса. – Корабельщик уже готовит судно! – обратился он к легионерам и слугам императора. – Посейдон не милостив к нам сейчас, но мы, сильные и неустрашимые бойцы, преклоняемся перед ним и просим усмирить шторм. В наших жилах течёт кровь завоевателей и победителей – мы сильнее стихии! Мы будем идти по звёздам и по ветру – это верные и добрые проводники странствующих по морю!

Легионеры восславили центуриона, и лишь два императорских пса переглянулись между собой – к Церберу у них зарождалось недоверие.

***

Течение гнало «Зевса», он шатался, словно пьяница, по острым волнам. Студёный ветер бил по лицу центуриона, как будто пытался разбудить его от ночного кошмара.

– Великому центуриону славный отдых пошёл бы на пользу, – из-за спины Цербера выглянул Кассиас. Два друга стояли молча, вглядываясь вдаль, не отводили глаз от манящей синевы.

– На земле я думаю о войне. В море – о мире. Он ведь совершенный, Кассиас, – Цербер набрал полные лёгкие воздуха.

– И только человек делает его несовершенным. Я ненавижу море, друг, но хотя бы здесь я отдыхаю от римской суеты и александрийского зноя. Просто стою и смотрю на воду, слушаю её, когда не хочу слушать людей. Ты плывёшь туда ради неё, так?

– Достаточно увидеть женщину один раз и пропасть в ней, – Цербер погладил щетину. – Она настоящая. Других нет.

– Люди Диоклетиана сказали мне, что они все христианки. Это правда?

– Я сжёг их храм, Кассиас, – центурион виновато отвёл взгляд, чтобы не смотреть в глаза друга. – Сжёг её дом.

– Значит, теперь у неё другая гавань, друг, а ты просто исполнял приказ императора, и с этим ничего не поделать. Пока ты на службе в легионе, ты безвольный. Война – твоя подруга, а меч – твой отец. Только одного не могу понять, как дальше быть с этими девушками – они сейчас живут у моей подруги. Тебе же приказано их всех убить?

– Придётся в третий раз идти на обман, – прошептал центурион. – Я не могу тебе многого рассказать – нас могут услышать.

ГЛАВА 12. СОН

У солнца человеческое лицо: длинный язык, жёлтый и острый, горячие глаза и длинные кудри, падающие на дряхлый столб. Недалеко от погибшего дерева хоронили мужчину. Его супруга –