Рипсимиянки - Арм Коста

***

Диоклетиан – великий император Рима со временем превратился в раба – раба своего ложа: когда в империи царила тишина и никаких походов не планировалось, Юпитер занимал себя красавицами, садом и отдыхом в постели, из которой он не вставал по несколько дней. Сегодня императора развлекала финикийка с весьма гибким телом – она извивалась в танце, лаская свои бедра и живот, подходила близко к Диоклу, позволяла прикоснуться к себе и потом отдалялась – ей нравилось дразнить императора. Он лежал, подперев голову рукой, рассматривал фигуру девушки – всё в ней было прекрасным. В его голове уже крутился план, как овладеть незнакомкой, доставить себе удовольствие, а после кратковременного отдыха сызнова предаться разврату с молоденькой рабыней. Приска носила его ребёнка, а потому близости с ней становилось всё меньше – врачеватели категорически запретили постельные утехи ради сохранения плода, но Диоклетиан без женщины не мог. Назревающие плотские утехи прервал караульный, доложив, что на разговор с императором прибыл центурион Цербер.

– Пусть войдёт, – недовольно ответил Диоклетиан. – Считай, день испорчен.

От тяжести шагов центуриона факелы в опочивальне императора колыхнулись, чаши с вином содрогались от звона доспехов. Финикийка испугалась острого меча на поясе Цербера и затряслась, но Диокл ласково провёл пальцами по груди девушки, давая тем самым понять, что бояться нечего: она может прилечь в ложе, расслабиться, отпить вина и позже продолжить свой танец.

– А-а-а, – император раскинул руки для объятий с центурионом, – мой дорогой Цербер пожаловал ко мне! Друг сердечный, проходи, испей вина со мною во славу Юпитеру! Ну что, какие новости? Закрутил я тебя?

– Обитель христианок сожжена.

– Ну, и что же молчишь? Показывай мне дев, показывай пленниц! – Диоклетиан с нетерпением потёр ладони. – Наконец неуловимую беглянку схватили! Схватили ведь?

– Когда мы прибыли – женщин на месте не было, – виновато ответил центурион. – Не могу знать, где они, клянусь Марсом, христианки просто растворились в воздухе.

– Но мы ведь оба знаем, что это невозможно! Будь добр, объясни мне вот что: я тебя высылаю отыскать одного человека и привести его ко мне, но ты и этого не можешь сделать, Цербер! Причём дважды! Дважды она уходит из-под твоего носа! – император кричал вне себя от ярости.

– Ждать наказания?

Диоклетиан расхаживал из одного угла в другой, нервно заломив руки за спину. Вино, разбавленное водой, не успокаивало, он почувствовал озноб от злости, кулаки наливались силой и крепко сжимались.

– Пошла вон, грязная сука! – Диоклетиан громыхнул так, что финикийка полуголая вскочила с кровати и босиком выбежала из императорской опочивальни. – Центурион… Цербер… – он подошёл к военачальнику и похлопал его по плечу. – Ты слишком молод для центуриона, но вопреки своему возрасту, благодаря уму, силе и верному служению Римской империи и, самое главное, честности, ты стал тем, кем сейчас являешься. Награды и медали, я не раздаю их кому ни попадя, особенно глупцам, а ты не глупец. Скажи мне… Ладно, ты не можешь схватить одну девку, но тридцать шесть или сколько их там? Это же толпа людей, Цербер!

– Я подозревал одного легионера в любовной связи с христианкой, живущей при монастыре, думаю, это он их предупредил заранее о нашем приходе. Этот легионер убит, император.

– Хвалю, Цербер. Знаешь, я должен был тебе всыпать плетью или убить за невыполнение приказа, но я дам тебе шанс, мой дорогой Цербер – третий и последний. Если и он выскользнет из твоих рук, как птица, будь готов проститься с жизнью.

– Что прикажете делать? – в глазах центуриона застыло равнодушие: Цербер знал, что дай ему третий, пятый, десятый шанс – он всё равно отпустит послушниц, ведь среди них есть самая ценная для него девушка и он не позволит ей умереть.

– Она точно сбежала с христианками. Я приказываю тебе разыскать её по Риму! – рыкнул Диокл. – Где хочешь, там и ищи эту дрянь.

– Сколько у меня времени? – Цербер поднял голову и серьёзно посмотрел на императора.

– Ещё не знаю. Иди, – махнул рукой Юпитер.

Центурион вышел из дворца и с досадой зашагал прочь. На деревья медленно опускалась тень, покрывая зелёные листы чёрной краской, на дворе было душно, воздух стоял тяжёлый, и самые неприятные запахи Рима били в нос. Казалось, вонью и грязью пропитано всё вокруг, даже земля. Вдалеке слышались крики. Плебс требовал покоя от политики, покорения других земель и налогов, а значит, без гладиаторского боя здесь не обойтись – это было, пожалуй, лучшим развлечением для тех, кто хотел прилюдного издевательства над преступниками, предателями, сбежавшими рабами, пленными и теми, кто оказывал сопротивление правительству. Находились и смельчаки, а может, и глупцы, желающие славы и признания публики, тогда они добровольно шли на гладиаторский бой.

ГЛАВА 10. ФОРТУНА БЛАГОВОЛИТ ТЕРПЕЛИВЫМ

Рипсимия как-то раз не по своей воле присутствовала на празднике смерти: сам прокуратор пригласил её семью на очередные игры.

– Отец, что нужно для того, чтобы гладиатор выжил? – Рипсимия осторожно спрашивала отца.

– Хочешь знать, чего им не хватает для одобрения толпы? В любом деле важна фортуна: в войне, в любви, в игре. Ты можешь тысячу раз быть любимицей фортуны, но достаточно ей однажды отвернуться от тебя или ты спугнула её – всё, ты пропала. Это касается и гладиаторов. Один гладиатор из тысячи, из десятка тысяч уходит целым с арены, зарабатывая неплохие деньги и доживая до глубокой старости – но это, моя дорогая, большая редкость.

– Отец, нам обязательно присутствовать на этом ужасе?

– Из-за дружбы с прокуратором не могу отказать, нужно идти, но знаешь, эта дикость мне мало интересна, даже скажу – вовсе противна.

И тогда юная дева впервые увидела смерть десятков мужчин, крепких, статных, подготовленных к бою, но не к смертельным ранениям.

***

– Как ты? – Лусиния осторожно подошла к Рипсимии, оборвав нить её тревожных мыслей. – Бесподобно, правда? Такую красоту мог создать только Бог.

– Красиво. Очень. Чувствую себя великолепно, сестра, – Рипсимия обняла Лусинию. – Спасибо тебе. Море и вправду поправляет здоровье. Знаешь, я до сих пор не могу поверить в то, что монастыря больше нет. За что он так с нами? – Рипсимия сидела на старой доске и наблюдала, как нос корабля разрезает воду.

– Император уничтожает нашу веру, считая нас заколдованными фанатиками, сумасшедшими, ненормальными, но на самом деле он боится, что все люди из Рима перейдут на нашу сторону, что закончатся жертвоприношения, убийства во славу богов и он потеряет свой трон – вот тогда убьют его. Он защищается, нападая.

– Ну что, прекрасные нимфы, – корабельщик подбежал к послушницам и положил обе руки на их плечи. – Как я рад! Наконец мы подходим к Александрии! Сколько раз выхожу в море – столько раз меня от него тошнит, никак не могу побороть морскую хворь…

– Сколько мы шли, добрый человек? – спросила Лусиния.

– Знаешь, красавица, за что я так тебя и всех ваших люблю? За то, что называете меня добрым человеком! Ай, как же красиво звучит! Двенадцатый день начался, прекрасная нимфа, ещё капля – и будем на месте!

– Двенадцать дней пролетели как один… – Рипсимия пыталась скрыть грусть на своём лице.

– Идём по волнам быстро, – отчитался девам Кассиас, – рукой подать до берега!

– Кассиас, – Рипсимия прервала болтовню корабельщика, – скажи, есть ли у тебя кто-то в Александрии, кто смог бы помочь нам?

– С чем?

– Нам нужно где-то жить! Мы заплатим этому человеку! Щедро!

– Считайте, что сегодня вы схватили фортуну за хвост! – ухмыльнулся грек. – Есть одна женщина в Египте, красива, как сама Хатхор. Она никогда не была замужем – это ей и незачем, она владеет несколькими домами в Египте.

– Сможет нам помочь? – Рипсимия схватила Кассиаса за рукав. – Сможет?

– Если не отпустишь меня, прекрасная нимфа, то вам уже никто ничем не поможет! – рассмеялся Кассиас, а вместе с ним и девы. – Поможет! Должна! Единственное, что тревожит меня, – вас много, но, думаю, она что-то придумает. Ах, какая же она…

***

Корабль сбавил ход и плавно подплыл