Человек из Санкт-Петербурга - Кен Фоллетт

Вошел Притчард.

– К вам мистер Константин Дмитрич Левин, миледи.

Лидия наморщила лоб.

– Что-то не припоминаю такого.

– Джентльмен утверждает, что у него к вам неотложное дело, миледи, и настаивает на знакомстве с вами по Петербургу.

Притчард выглядел при этом не слишком убежденным.

И Лидией тоже овладели сомнения. Впрочем, имя казалось знакомым. Время от времени в Лондоне ей наносили визиты русские, которых она прежде едва знала. Начинали они, как правило, с предложения доставить в Россию корреспонденцию, а заканчивали просьбой одолжить на обратную дорогу денег. Лидия почти никому не отказывала в небольшой помощи.

– Хорошо, – сказала она. – Пригласите его сюда.

Притчард вышел. Лидия еще раз обмакнула перо и написала: «Как поступить, когда твоей дочери всего восемнадцать, а она уже начинает проявлять излишнюю самостоятельность? Стивен говорит, что я чересчур волнуюсь по этому поводу, и мне бы хотелось…»

«Я даже не могу толком обсудить это со Стивеном, – подумала она. – Он лишь бурчит в ответ что-то успокаивающее».

Дверь открылась, и Притчард объявил:

– Мистер Константин Дмитрич Левин!

Лидия бросила через плечо по-английски:

– Я освобожусь через минуту, мистер Левин.

Она слышала, как дворецкий закрыл двери, и дописала: «…ему верить, но…» Она отложила перо и обернулась.

– Как поживаешь, Лидия? – заговорил он по-русски.

– О мой Бог! – прошептала она.

Чувство было такое, словно что-то тяжелое и холодное легло ей на сердце, и стало трудно дышать. Перед ней стоял Максим. Такой же высокий и худощавый, в несвежем плаще и белом шарфе, держа в левой руке нелепую английскую шляпу. Но такой знакомый, словно они виделись только вчера. Его волосы были, как и прежде, длинными и черными, без проблеска седины. Все та же белая кожа, немного крючковатый и острый нос, широкий выразительный рот и мягкие, полные грусти глаза.

– Извини, если напугал тебя, – сказал он.

Лидия все еще не могла вымолвить ни слова. Ее захлестнула буря противоречивых эмоций: удивление, страх, радость, ужас, нежность и сильнейший шок. Она не сводила с него глаз. Он все-таки постарел. На лице появились морщины. Две новые глубокие складки прорезали щеки, устремленные вниз мелкие лучики обозначились в уголках изящно очерченных губ. Казалось, на лице отпечатались все пережитые им тяготы и боль. А вот в выражении лица ей померещилось нечто, чего в нем прежде не было, – намек на безжалостность или даже жестокость. Хотя, быть может, ей это только казалось. К тому же он выглядел крайне утомленным.

Но и Максим внимательно вглядывался в нее.

– Ты смотришься на редкость молодо, – с восхищенным удивлением произнес он.

Она с трудом отвела взгляд. Сердце стучало, как барабан. Страх возобладал над прочими чувствами. «Вдруг Стивен внезапно вернется домой, войдет сюда и взглядом спросит: «Это еще кто такой?» – а я покраснею, смешаюсь, не найду что ответить, начну мямлить…»

– Ну скажи же мне хоть что-нибудь, – услышала она голос Максима.

И снова посмотрела на него.

– Уходи, – сделав над собой усилие, произнесла она.

– Нет.

И Лидия тут же поняла, что у нее не хватит духу выгнать его. Она мельком посмотрела на колокольчик, которым вызывала Притчарда. И Максим улыбнулся, поняв, какая у нее мелькнула мысль.

– Девятнадцать лет минуло, – проговорил он.

– Ты постарел. – Ей хотелось, чтобы это прозвучало резко.

– Да и ты изменилась.

– А чего ты ожидал?

– Сказать тебе, чего я ожидал? – спросил он. – Что ты придешь в ужас и не сразу признаешься самой себе, насколько счастлива вновь увидеть меня.

Удивительным образом он всегда был способен заглянуть своими обманчиво грустными глазами прямо ей в душу. Какой смысл притворяться? Он знал о притворстве все, вспомнила она. И разобрался в ней, едва успев впервые увидеть.

– И что же? – продолжал он. – Ты счастлива?

– Но и напугана тоже, – ответила она, не сразу поняв, что призналась – да, она рада ему. – А ты? – поспешно спросила Лидия. – Что чувствуешь сейчас ты?

– Я теперь вообще немногое способен чувствовать, – ответил он, скривив лицо в странной болезненной улыбке. И это выражение тоже было совершенно незнакомо ей по прежним временам. Но интуиция подсказывала, что он сейчас совершенно искренен.

Он придвинул стул и сел с ней рядом. Конвульсивным движением она отпрянула.

– Не бойся, я не причиню тебе боли, – сказал он.

– Не причинишь боли? – Лидия вдруг рассмеялась, но в ее смехе преобладала горечь. – Да ты можешь запросто разрушить всю мою жизнь!

– Как ты разрушила мою? – отозвался он, но затем нахмурился, словно сказал нечто, чего сам от себя не ожидал.

– О, Макс! Это не была целиком моя вина!

Он внезапно напрягся. В комнате повисло тягостное молчание. Он снова улыбнулся своей кривой улыбкой и спросил:

– Так что же тогда произошло?

Лидия заколебалась, но потом поняла, что все эти годы ей больше всего хотелось объясниться с ним. И она начала:

– Помнишь, тем вечером ты порвал мне платье?..

– Что ты будешь делать с этим вырванным крючком на спине? – спросил Максим.

– Горничная успеет пришить его, прежде чем я доберусь до посольства, – ответила Лидия.

– Твоя горничная постоянно носит иголку с нитками?

– А зачем еще брать с собой служанку, отправляясь на ужин?

– В самом деле, зачем? – Он лежал на постели, наблюдая, как она одевается. Она знала, что он любит смотреть на это. А однажды Максим так потешно изобразил ее, застегивающей лифчик, что она смеялась до колик.

Лидия взяла у него платье и облачилась в него.

– У всех моих знакомых уходит по меньшей мере час, чтобы одеться, – сказала она. – Да и я до встречи с тобой не представляла, что с этим можно справиться за пять минут. А теперь застегни меня.

Она смотрелась в зеркало и приводила в порядок прическу, пока Максим застегивал крючки на спине. Закончив, он поцеловал ее в плечо.

– Ой, только не начинай опять! – испугалась она. Потом взяла старый коричневый плащ и подала ему.

Он помог ей надеть его со словами:

– У меня перед глазами свет меркнет, когда ты уходишь.

Это тронуло ее до глубины души. Максим не часто позволял себе сентиментальность.

– Я отлично понимаю, что ты чувствуешь, – кивнула она.

– Завтра придешь?

– Да.

Уже в дверях она поцеловала его и сказала:

– Спасибо.

– Я так сильно люблю тебя, – произнес он.

И Лидия ушла. Спускаясь по лестнице, она услышала какой-то шум за спиной и обернулась. Из-за расположенной рядом двери на нее смотрел сосед Максима. Заметив ее взгляд, он смутился. Она вежливо поклонилась ему, и он захлопнул дверь. До нее дошло, что этот человек, по всей вероятности, слышит сквозь стенку, как они занимаются любовью. «Ну и пусть!» – решила Лидия. Она и так знала, что поступает дурно и постыдно, но отказывалась даже думать об этом.

Лидия вышла на улицу. Горничная дожидалась на углу. Вместе они направились в парк, где оставили экипаж. Вечер выдался зябкий, но Лидию словно согревало идущее изнутри тепло. В последнее время она часто задавалась вопросом: не могут ли посторонние при одном взгляде на нее понять, что она только что предавалась любви?

Кучер опустил перед ней ступеньки кареты, но почему-то избегал ее взгляда. «Неужели и он знает?» – изумилась она, но решила, что ей это только померещилось.

В карете горничная поспешно пришила лоскут ткани с крючком на место. Лидия сменила плащ на меховой палантин. Служанка возилась с ее прической. Лидия добавила ей за усердие еще десять рублей. Вскоре они остановились у здания британского посольства.

Лидия собралась с духом и вошла внутрь.

Она уже на опыте убедилась, насколько просто превращаться в скромную недотрогу, в ту воплощавшую невинность Лидию, которую знали в свете. В самом деле, стоило ей оказаться в реальном мире, как ее саму начинала приводить в ужас животная сила страсти, которую она испытывала к Максиму, и она помимо воли начинала трепетать, как белоснежная лилия от водной ряби. Никакого актерства не требовалось. Большую часть любого дня своей жизни она ощущала, что робкая невинность и скромность составляют ее истинную сущность, а попав в объятия Максима, оказывалась одержимой дьяволом. Но стоило ей остаться наедине с ним или лечь в свою постель, как Лидия осознавала, что именно в одержимости пороком ее суть, и отрицать это – значит, отрекаться от величайшего наслаждения, какое она только успела познать.

И вот она вошла в большой зал, одетая в белое платье, которое было так ей к лицу, производя впечатление неискушенной и потому немного нервной юной девы.

Она сразу же столкнулась с двоюродным братом Кириллом, формально считавшимся ее сопровождающим. Это был вдовец тридцати с лишним лет, болезненно раздражительный человек, служивший в министерстве иностранных дел. Нельзя сказать, чтобы они с Лидией питали друг к другу теплые чувства, но, поскольку у Кирилла умерла жена, а родители Лидии не любили светских мероприятий, Лидия и Кирилл уведомили всех, что их следует приглашать как пару. При этом она сразу освободила кузена от обязанности заезжать за собой, и это тоже облегчало ей тайные визиты к Максиму.