Человек из Санкт-Петербурга - Кен Фоллетт

– А зачем приехал сюда? – спросила Лидия.

Вопрос привел Максима в некоторое замешательство, но он быстро нашелся:

– Зачем я здесь? Мне нужно встретиться с князем Орловым.

– С Алексом? Почему тебе понадобилась встреча с ним?

– На родине угодил в тюрьму один матрос из числа анархистов. Мне нужно убедить Орлова освободить его… Ты же помнишь, как обстоят дела в России? Законы не действуют. Только личные связи.

– Но Алекс здесь больше не живет. Нас пытались ограбить, и это спугнуло его.

– Тогда где же мне его искать? – спросил Максим, надеясь, что ничем не выдал охватившего его волнения.

– В отеле «Савой». Но сомневаюсь, однако, что он тебя примет.

– Я все же попытаюсь.

– Для тебя это очень важно, как я погляжу.

– Да.

– То есть ты по-прежнему… занимаешься политикой?

– В этом вся моя жизнь.

– Многие молодые люди с возрастом теряют к ней интерес.

Он грустно улыбнулся.

– Вероятно, потому, что многие молодые люди женятся и заводят детей.

Лидию охватило безграничное сострадание к нему.

– Мне очень жаль, что все так вышло, Максим.

Он потянулся и взял ее за руку.

Но она отдернула ее и встала.

– Не прикасайся ко мне.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Не знаю, как ты, но я свой урок усвоила, – сказала Лидия. – Меня воспитывали в убеждении, что похоть – зло, разрушающее личность. На время, пока… мы с тобой были вместе, я перестала в это верить или по крайней мере убедила себя, что перестала. И видишь, чем все обернулось? Я сломала жизнь и себе, и тебе. Мой отец оказался прав. Плотское вожделение разрушительно. Теперь я всегда помню об этом.

– Стало быть, вот что ты сейчас себе внушаешь? – печально спросил он.

– Но в этом истина!

– Узнаю мораль Толстого. Добродетель не обязательно сделает тебя счастливым, но порок непременно сделает несчастным.

Она глубоко вздохнула.

– Я хочу, чтобы ты немедленно ушел и больше не возвращался.

Максим молча смерил ее долгим взглядом и поднялся.

– Что ж, будь по-твоему, – произнес он.

Лидии показалось, что у нее вот-вот разорвется сердце.

Он шагнул к ней. Она стояла неподвижно. Ей хотелось бежать, но она словно приросла к месту. Он положил руки ей на плечи, посмотрел прямо в глаза, и спастись она уже не могла. Ей вспомнилось все, что она чувствовала, когда они смотрели друг другу в глаза прежде, и Лидия совершенно потерялась. Он привлек ее к себе и поцеловал, уже сжимая в объятиях. Так было всегда – его ищущие губы находили ее полуоткрытый рот и ласкали его с любовью и нежностью, а она как будто таяла в его руках. И теперь тоже прижалась к нему всем телом. В ней уже полыхал огонь желания. Она содрогалась от предчувствия наслаждения. Нашла его руки и взяла их в свои, чтобы ощутить хотя бы часть его тела, сжать изо всех сил…

Он громко вскрикнул.

Они отпрянули друг от друга. Лидия, совершенно сбитая с толку, лишь удивленно смотрела на него.

Он же прижал правую руку ко рту. Она заметила на ней крупный порез и поняла, что, сжав ему пальцы, причинила боль. Рана опять стала кровоточить. Она сделала движение, чтобы снова взять его за руку и извиниться, но он отшатнулся. В нем произошла разительная перемена. Чары развеялись. Максим повернулся и стремительно пошел к выходу. В ужасе она смотрела, как за ним захлопнулась дверь, и застонала.

Она стояла, глядя на то место, где только что видела его. Полностью опустошенная, она упала в кресло, не в силах сдержать нервной дрожи.

А потом еще какое-то время в ней настолько беспорядочно и бестолково бурлили чистые эмоции, что она не могла мыслить рационально. Но постепенно смятение улеглось, и осталось лишь одно чувство: облегчение, что она преодолела искус рассказать ему последнюю главу своей истории. Это был секрет, который она прятала глубоко внутри, и он порой причинял муки, как старый осколок шрапнели, навсегда оставшийся в затянувшейся уже ране. Но пусть все теперь будет так до самой ее смерти, решила она. Эту тайну она унесет с собой в могилу.

Максим задержался в вестибюле, чтобы перед зеркалом надеть шляпу. Он оглядел свое отражение, и губы исказила злорадная ухмылка победителя. Но он сразу же сделал серьезное лицо и вышел на улицу под яркое полуденное солнце.

До чего же она простодушна! Поверила в придуманную на ходу сказку про матроса-анархиста и без секундного колебания сообщила ему, где теперь Орлов. Как же хорошо знать, что он все еще обладает над ней полной властью! «Лидия вышла замуж за Уолдена только для того, чтобы спасти меня, – подумал он. – А я только что заставил ее предать мужа».

Тем не менее эта встреча таила угрозу и для него самого. Слушая ее историю, глядя в лицо, он ощутил щемящую тоску, невыносимую печаль, от которой хотелось плакать. Однако прошло так много времени с тех пор, как он в последний раз плакал, что сам его организм, похоже, перестал вырабатывать слезы, и момент охватившей его слабости благополучно миновал. «Я не поддаюсь сентиментальным порывам, – напомнил он себе. – Я ей солгал, предал ее доверие, поцеловал, а потом сбежал. Я просто ее использовал – вот и все.

Удача сопутствует мне сегодня. Хороший день для решения самой опасной задачи».

Револьвера он лишился в парке, а значит, нуждался в другом оружии. Для убийства в номере гостиницы идеальным средством была бомба. Не понадобится даже точность попадания – где бы она ни разорвалась, убитыми окажутся все находившиеся в комнате. «А если у Орлова в апартаментах будет в этот момент сидеть Уолден, то получится даже лучше», – решил Максим. Он сразу понял, что это сделает Лидию косвенной соучастницей гибели собственного супруга.

Итак, к делу?

Он выбросил мысли о ней из головы и целиком сосредоточился на своих познаниях в химии.

В одной из аптек Камден-тауна он купил четыре пинты концентрата самой распространенной кислоты. Кислоту ему продали в двух сосудах по две пинты в каждом, что обошлось в четыре шиллинга и пять пенсов, включая залоговую стоимость посуды, которую можно было сдать.

Он принес бутыли домой и поставил на пол в своей подвальной комнате.

Потом снова отправился в город и купил еще четыре пинты той же кислоты у другого аптекаря. Этот оказался любопытным и спросил, зачем она ему понадобилась.

– Для чистки, – лаконично ответил Максим, не вызвав у хозяина аптеки никаких подозрений.

В третьей аптеке он приобрел четыре пинты другой разновидности кислоты. Наконец, в последней точке им были куплены пинта чистого глицерина и стеклянный стержень в фут длиной.

Пришлось потратить шестнадцать шиллингов и восемь пенсов, из которых четыре шиллинга и три пенса ему возместят, когда он вернет пустую тару. После этого у него останется чуть меньше трех фунтов.

Поскольку химикаты покупались в разных местах, ни у кого из продавцов и мысли не возникло, что он собирается изготовить бомбу.

Он одолжил у Бриджет самую большую миску, какая только нашлась у нее на кухне.

– Собираешься испечь пирог? – поинтересовалась она.

– Да, вроде того, – ответил Максим.

– Только не взорви к чертовой матери весь дом, ладно?

– Не взорву.

Но она тем не менее на всякий случай провела остаток дня у соседки.

Максим спустился вниз, снял пиджак, закатал рукава рубашки и вымыл руки.

Потом поставил миску в раковину.

Оглядел ряд крупных коричневых сосудов с плотно притертыми стеклянными пробками, стоявших на полу.

Первая часть работы особой опасности не представляла.

В миске Бриджет он смешал кислоты в пропорции два к одному, дождался, пока миска остынет, и слил смесь обратно в бутыли.

Миску тщательно промыл, насухо вытер, поставил в раковину и вылил в нее глицерин.

Раковина была снабжена резиновой затычкой на цепочке. Он пристроил затычку в сливное отверстие боком, чтобы лишь частично перекрыть сток. Открыл кран. Когда уровень воды в раковине почти достиг края миски, он прикрутил кран, но не до конца, а так, чтобы уравновесить поток воды из крана со стоком. Уровень воды теперь оставался постоянно высоким, но она не переливалась внутрь миски.

При выполнении следующей стадии процесса погибло больше анархистов, чем от рук палачей царской охранки.

Крайне осторожно он принялся добавлять смесь кислот к глицерину, медленно и постоянно помешивая содержимое миски стеклянным стержнем.

В подвальной комнате стало душно.

По временам над миской вдруг возникал язычок красновато-коричневого пара – признак того, что химическая реакция начинает выходить из-под контроля. Максим тут же прекращал добавлять кислоту, продолжая помешивать, пока проточная вода не охлаждала миску и не стабилизировала реакцию. После того как пары пропадали, он выжидал пару минут и возобновлял работу.

Так погиб Илья, некстати вспомнилось ему, – стоя над раковиной в подвале и добавляя смесь кислот к глицерину. Вероятно, он оказался слишком нетерпелив. Но когда разгребли завалы, от Ильи не осталось ничего, что можно было бы похоронить.