В глубинах полярных морей - Иван Колышкин

В 10.50 вахтенный командир «Щ-421» старший лейтенант Маринкин заметил в северо-западной части горизонта на курсовом тридцать левого борта какую-то темную точку. Взял пеленг. Точка двигалась.

— Артиллерийская тревога! — объявил он и припал к биноклю. Медленно тянулись минуты. И вот, отняв бинокль от глаз, Маринкин не доложил, нет — радостно завопил:

— Катюша!

— Ура-а-а! — подхватили моряки.

— Наконец-то Виктор пришел, — с облегчением вздохнул Видяев и приказал поднять позывные. Вскоре «катюшу» можно было отчетливо различить простым глазом. Потом мы стали угадывать стоящих на мостике людей. И вот наша спасительница закачалась на крупной океанской зыби в каких-нибудь пятнадцати метрах от нас.

Приложив к губам мегафон — легкий жестяной рупор, я коротко сообщил Котельникову обстановку. Он в свою очередь передал уже известное нам решение Военного совета флота: взять «Щ-421» на буксир, а если это не удастся, снять с нее людей и лодку уничтожить.

Около двенадцати часов буксирные тросы были наконец заведены. Артиллерийские расчеты стали у орудий. «К-22» дала ход. Но буксировка продолжалась минут пять, не более. Предательская зыбь сделала свое дело, и тросы лопнули. Попытались применить буксировку лагом, то есть борт о борт. Ничего не получилось — снова помешала зыбь. Тогда опять начали буксировку в кильватер. Но на этот раз не только лопнули тросы, но еще и вырвало кнехты у «катюши».

Решили вместо буксирного проса использовать якорь-цепь. Ее начали было разносить по палубе, но вблизи от нас появился самолет. Он выпустил несколько ракет в сторону лодок и повернул назад, к берегу. Часы показывали 13.20. Видимость была полной. Вдали, в фиорде, появился какой-то корабль. Положение складывалось угрожающее. Мы рисковали потерять обе лодки. И тогда Виктор Николаевич, используя полномочия, данные ему командующим, отдал приказ, рассчитанный на самый последний, крайний случай:

— Личному составу «четыреста двадцать первой» покинуть свой корабль и перейти на нашу лодку! Захватить с собой секретные документы.

«Катюша» отвалила носовые горизонтальные рули и подошла к правому борту «щуки». Началась пересадка людей. Моряки прыгали на перо руля, а там их подхватывали на лету два краснофлотца и помогали подняться на борт подводного крейсера.

Эвакуация началась своевременно: снова близ лодок появился самолет и, развернувшись, улетел назад. С минуты на минуту могло последовать нападение.

Мы с Видяевым обошли все отсеки, убедились, что никого на «щуке» не осталось. Поднялись на мостик и остановились у просоленного морской водой, обтрепанного штормовыми ветрами корабельного флага. Наступила горькая, тяжелая минута молчаливого прощания с родным кораблем. Из оцепенения нас вывел усиленный мегафоном голос Котельникова:

— Иван Александрович, поторопись, а то погубим оба экипажа.

Это было разумное напоминание. Я глянул на Видяева, прижавшегося к флагу со слезами на глазах.

— Пошли, Федор Алексеевич!

Сначала я, потом Видяев (обязанность и право командира покинуть корабль последним!) перешли на «двадцать вторую». Тут я заметил уголок Военно-морского флага, выглядывающий из его кармана. Перехватив мой взгляд, Федор, как бы оправдываясь, сказал:

— Это я тот, что поновее, на память взял. А старый вон он, поднятым остался.

Я молча пожал Феде руку. Молодец! Он и в самом большом горе, какое только может постичь командира корабля, держался как надо.

Мы поднялись на мостик. Там кроме командира и вахты стояли корреспондент «Красного Флота» Алексей Петров, флагсвязист бригады Болонкин, командир «Л-22» Афонин. Лодка отошла от израненной «щуки» кабельтова на полтора и развернулась к ней кормой. Бедный отвоевавший корабль! Он был дорог всем нам, как живое существо.

Из кормового аппарата «К-22» вырвалась торпеда и прочертила по воде быструю дорожку. Мы сняли шапки. Громыхнул взрыв, в воздух взметнулся столб воды, окутанный черным дымом. Когда секунд через десять он осел, на поверхности ничего не было. Так окончила свой славный боевой путь Краснознаменная «Щ-421», даже не успев получить заслуженного ею орденского флага.

— Самолеты справа по корме, угол места тридцать! — выкрикнул сигнальщик.

— Все вниз! Срочное погружение! — подал команду капитан 2 ранга Котельников.

…В полдень 10 апреля «К-22» входила в Полярное. Дважды отсалютовав, она подняла позывные «Щ-421» и выстрелила еще один раз, возвещая о последней победе погибшей лодки.

Едва на пирс была подана сходня, к нам на борт поднялся комбриг. Пожав нам с Видяевым руки, Николай Игнатьевич произнес:

— Поздравляю с победой и со спасением экипажа. — Потом, отведя меня в сторонку, добавил! — Крепись, Иван Александрович. Зоя погибла в Ленинграде.

Как ни был я внутренне подготовлен к этому известию, слезы застлали мне глаза, к горлу подкатил тугой комок, не давая выговорить я и слова в ответ…

Служим Советскому Союзу!

День 12 апреля выдался чудесный: ясный, слегка морозный, безветренный. Изредка принимался идти мелкий снежок.

На причале, около ошвартованных подводных лодок, застыли в идеально ровном воинском строю краснофлотцы, старшины, командиры. Народу — больше двухсот человек. Ни разу с начала войны не выстраивалось вместе столько подводников.

Перед строем — стол, покрытый красной скатертью. На скатерти — коробочки с орденами и медалями, орденские книжки, грамоты. У стола лицом к строю стоят командующий флотом, член Военного совета, представитель Президиума Верховного Совета СССР, командир и комиссар нашей бригады.

Тихо. Торжественно. Радостно.

Зачитывается Указ:

— «За образцовое выполнение заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда»…»

Первой называют мою фамилию. Выхожу из строя, приближаюсь к столу. Арсений Григорьевич Головко вручает мне награду, крепко пожимает руку, произносит слова поздравления. Поздравляют меня и другие товарищи, стоящие у стола.

Многое, очень многое хочется сказать мне в ответ. Например, что за Родину, за партию я готов, не колеблясь, пожертвовать жизнью, ибо какая же для меня жизнь без Родины и без партии?! Это они из меня, малограмотного речного матроса, сделали флотского офицера, командира соединения и вывели на передний край борьбы с врагом. Судьба Родины — моя судьба.

Мне хочется сказать, что мы не обольщаемся первыми успехами морской войны, что мы видим и свои ошибки, свои недоработки, что подводники будут сражаться еще искуснее и яростнее, что накал нашей борьбы с фашистскими захватчиками будет неуклонно нарастать. Наша и фашистская идеология непримиримы. Наша ненависть к врагу священна. Личное горе каждого из нас сливается с горем всей страны. И мы будем драться беспощадно, до полной победы.

Эти слова теснятся у меня в голове, но произношу я короткую и в то же время удивительно емкую уставную формулу:

— Служу Советскому Союзу!

Да, именно в этом весь смысл нашей жизни, нашего повседневного ратного труда…

К столу вызывают моих товарищей по оружию: Николая Лунина, Валентина Старикова, Израиля Фисановича. Всем им звание Героя присвоено Указом от 3 апреля.

— Служу Советскому Союзу!.. Служу Советскому Союзу!.. — звучит в морозном воздухе.

Вот награду — орден Ленина — принимает Виктор Котельников. Еще каких-нибудь три дня назад был он в море, спасал экипаж «Щ-421». И может быть, завтра этот скромный труженик войны снова поведет свой подводный крейсер на морские дороги противника…

Орден Красного Знамени вручают Магомеду Гаджиеву. За плечами у него — одиннадцать дерзких боевых походов. И каждый из них отмечен неповторимым почерком находчивого, решительного Керима.

Получают орден Красного Знамени начальник подводного отдела штаба флота Карпунин, комбриг Виноградов и военком бригады Козлов. Эта награда — не за «общее», кабинетное руководство. Они заслужили ее в море, в походах, завершившихся потоплением неприятельских кораблей…

Зачитывается приказ наркома Военно-Морского Флота о преобразовании подводных лодок «Д-3», «К-22», «М-171» и «М-174» в гвардейские. Объявляется Указ о награждении «М-172», «Щ-402» и «Щ-421» орденом Красного Знамени.

Да, не дожила заслуженная «Щ-421» до праздничного дня. Приготовленный для нее орденский флаг теперь украсит гафель какого-нибудь другого отличившегося корабля. Семь побед под командованием Лунина и одну — под командованием Видяева одержала она за неполных десять месяцев войны. Внушительный боевой счет!

Конечно, все мы прекрасно понимаем, что покойница — это всего навсего холодная сталь корпуса в сочетании со стандартными механизмами, системами, устройствами, что все ее победы — дело рук плававших на ней славных «щукарей». И все же трудно отказаться от представления о лодке, как об одушевленном существе. Может быть, потому, что она долго была надежным домом моряков, что очень «умны» ее сложные механизмы, что имела она свой особый «норов». А может быть, и потому, что в этом совершенном боевом устройстве особенно отчетливо ощутимы живой ум и труд создававших его людей.