Божьи садовники - Григорий Евгеньевич Ананьин

что пришлось увидеть, но он тут же упрямо мотнул головой, точно стряхивая ненужные сомнения, и решительно произнес:

– С Богом, ребята!

Айни простер свою правую руку над головою старика – невозмутимо и вальяжно. Остальные мальчики возложили ладони поверх руки Айни, одну над другой – сперва Маиши, затем Морти и наконец Тодик: ему важно было, не потревожив товарищей, взять душу, что очистилась их трудами. Каким должен быть целебный сон – длинным или коротким, – этого Тодик не знал, но решил прерваться, как только трижды дочитает молитву Господню, которую помнил с пяти лет; чтобы не отвлекать друзей, он произносил ее в мыслях. Добравшись до заключительного аминя, Тодик отнял руку и вновь воспользовался печатью. Однако отсутствовал он на сей раз даже меньшее время, чем несколько минут назад, а когда вернулся, ладони его были пусты.

Морти почудилось, что по его спине провели мокрой, холодной тряпкой.

– А где… Тодька, что стряслось? – резко спросил он, вглядевшись в покрытое липким потом лицо товарища.

Тодик сглотнул, затем выдавил из себя какую-то жалкую, неестественную улыбку и произнес чужим, натужным голосом, словно поднимал что-то очень тяжелое:

– Ребята!.. Пожалуйста, не… – Он смешался и сказал: – В общем, мы сделали только хуже.

Мальчишки, сгрудившиеся возле Тодика, остолбенели, и даже дар речи на некоторое время оставил их. Первым его вновь обрел Айни: он громко крикнул, и в его голосе звенела обида:

– Почему? Я же так старался!

– Ты здесь ни при чем. Извини… – пробормотал Тодик; он медленно опустился на крыльцо и сел, обхватив колени руками, потому что и ноги, и крылья отказывались служить. Он чувствовал себя жестоко обманутым, причем в роли обманщика выступил он сам. Точно так же некогда ошиблись, понадеялись на собственный ум жители этого мира, и Тодику вдруг показалось, что он ничем от них не отличается. И тут новая мысль блеснула в его голове. Тодик вскочил на ноги; от былой растерянности в его глазах не осталось и следа, и он произнес:

– Я все понял!..

Морти изумленно приподнял бровь:

– Тодька! Тебе что, Господь на ухо чего-то нашептал?

– Может быть, и так… Слушайте, братья! Мы явили свою любовь – это хорошо!.. Но ведь не наша любовь спасает, а Божья!

Маиши задумчиво поскреб в затылке.

– Не возьму в толк, о чем ты, – сказал он. – Выразись яснее, если можешь.

– Мы хотели помочь человеку и ввергли его в отчаяние. Здесь могли бы раздаваться голоса его внуков, и теперь ему невыносимо это осознавать. Он верит, что всю жизнь заблуждался и прожил ее зря, но не верит, что Господь утешит его и примет с радостью. А как в это поверить, если мы ничего такого не показали? Мы явились сюда в блеске небесной славы, будто вовсе не нуждались и не нуждаемся в Божьей милости. Как тот фарисей, мы лишь хвалились своими заслугами… Так давайте же откроем и все наши грехи!.. И не только земной жизни, но и нынешней! Всегда ли мы радели о нашем послушании так, как следует? А хоть бы и радели, неужто ни разу не превозносились в мыслях, а то и на словах, над менее стойкими братьями, как сейчас кичились перед этим несчастным стариком? Прежде мы вспоминали только хорошее. А теперь, ребята, вспомним и все плохое, что мы делали, думали и чувствовали. И покажем, что вопреки этому Господь не отверг нас!..

Айни отодвинулся чуть в сторону и дрогнувшим голосом произнес:

– Но ведь тогда и мы сами все это увидим!..

Тодик кивнул, и Маиши немедленно сделал то же самое, но не ограничился кивком, а еще хмуро добавил:

– Здесь так: или все, или ничего!.. Утаить что-либо не выйдет, хотя о некоторых вещах я, наверное, даже матери не рассказал бы…

Лицо Айни сделалось белым, как его крылья, и он еле смог вымолвить:

– То есть иначе никак нельзя?

– Ой-ой! Наш зайчишка-хвастунишка испугался, что мы сейчас узнаем истинную цену его словам! – заметил Морти. – Хотя, казалось бы, тебе-то о чем волноваться? Ты же из всех нас самый чистенький да гладенький, прямо колупнуть негде! Даже удивляюсь, как это тебя до сих пор в рай не взяли! – И, усмехнувшись, добавил с нажимом:

– Похоже, Айни, вся твоя праведность – как запачканные трусы!

Айни и впрямь выглядел так, словно его поймали на занятии, которое свойственно мальчишкам, но в котором мало кто из них рискнет признаться. Он отступил еще на полшага, затем весь как-то съежился и торопливо закрыл руками лицо, плотно-плотно прижав пальцы один к другому. Но одна предательская капля все-таки просочилась сквозь них, и на светлом, сухом настиле крыльца проступило крохотное темное пятнышко.

Тодик встал прямо перед Морти и строго глянул на него.

– Морти, то, что ты сказал, – молвил он негромким голосом, – и к тебе относится тоже. И ко мне… И к Маиши… Если бы Господь судил нас по нашим делам, а не по своему милосердию, мы бы и не здесь были, а там, где мрак и скрежет зубовный!.. – Затем он обернулся: – Айни, я понимаю: тебе сейчас тяжело. Но без тебя нам не справиться!.. Обещаю: что бы мы ни увидели, мы никому об этом не расскажем! И никогда тебя не упрекнем. Слово!..

– Слово, – повторил за ним Маиши.

– Слово, – произнес и Морти. Ему стало стыдно, что он посмеялся над братом, и с опущенной головою он шагнул к Айни. – Прости меня, пожалуйста… Мир? – И Морти протянул руку с выставленным на ней мизинцем.

Айни медленно отнял от лица мокрые ладони, посмотрел на Морти и улыбнулся сквозь слезы; мальчики сплели мизинцы и сказали то, что полагается говорить в таких случаях. Затем четверо слуг Божьих вновь соединили свои руки – так же, как в первый раз; в эту минуту чувство общей вины, ответственности и боли связало их гораздо крепче, нежели это могли бы сделать любые клятвы, любое кровное родство, и ребята сильнее, чем когда бы то ни было, ощущали, что они – братья. Но именно потому Тодику было страшно хоть ненадолго оставить друзей и вновь идти туда, где он однажды уже потерпел неудачу. Однако когда настало время сделать решительный шаг, он выглядел самым спокойным из ребят. Остальные мальчики проводили его взглядом – и только: они не отваживались ни пошевелиться, ни сказать что-либо, и Айни лишь тяжело дышал, Морти закусил нижнюю губу, а Маиши часто моргал широко раскрытыми глазами, точно вслед за Айни собирался заплакать. Но вот Тодик снова появился перед товарищами. Свои ладони он держал