Божьи садовники - Григорий Евгеньевич Ананьин

лодочкой возле груди, а когда немного раздвинул их, ребята увидели, что между ними как будто светится маленькое солнышко, и нельзя было сказать, что же сияет ярче – оно само или лицо чернокрылого мальчугана, в чьих руках это солнце сейчас находилось. Такую душу уже не стыдно было отнести в Господню житницу. Усталым, счастливым взором Тодик окинул друзей и произнес – шепотом, потому что на большее у него не оставалось сил:

– Спасибо, братцы! Спасибо!..

После этого на мгновенье установилась тишина, но ее разорвал, уничтожил вопль Айни:

– Мы это сделали! У нас получилось!

– Победа! Слышишь, Айни: это победа! – Морти бросился к Айни в объятия; затем они оба схватились за руки и закружились в каком-то сумасшедшем танце, словно и не сегодня подружились, а давным-давно были знакомы. Маиши тоже хотел кинуться к Тодику и так же обнять его, но побоялся сделать больно спасенной ими душе; поэтому он лишь высоко подпрыгнул и крикнул что-то очень веселое. Никогда еще мальчикам не было так радостно, и хотя они понимали, что эта радость скоротечна, как и все радости в этом мире, перед ней одной меркли все блага небытия, и за нее каждый готов был заплатить тысячью годами самых страшных мучений, если бы Господь вдруг поставил такое условие. Но не следовало слишком задерживаться, и, немного отдохнув, ребята двинулись в дорогу: их ждал родной мир. Добытую с таким трудом душу Тодик по-прежнему держал перед собою, а она разгоралась все сильнее, заливая светом весь мертвый город, и казалось, что он вновь наполняется жизнью.

И вот когда вдали показалась знакомая часовня, а над нею – высокий крест с цатой, Маиши вдруг сказал:

– Знаете что, ребята? Мне кажется, я тогда ошибся…

Айни, Морти и Тодик так удивились, что даже замедлили полет, и Морти спросил:

– Ошибся? Ты о чем?

– Вы только ничего такого не подумайте!.. – Маиши смутился и даже чуть-чуть покраснел: он решил, что друзья неправильно поняли его и встревожились. – Все хорошо… Я просто сейчас рассуждал насчет Божьего промысла. И теперь мне кажется, что прежде я не совсем верно судил о нем. По-моему, Господь с самого начала хотел, чтобы мы, – Маиши запнулся, подыскивая подходящее сравнение, – как бы поднялись по трем ступеням.

– Что за ступени такие?

– А вот смотрите. – И Маиши принялся загибать пальцы. – Сперва мы не оставили человека, которому требовалась наша помощь…

Морти невольно обернулся и глянул на Тодика, который летел чуть позади остальных и весь вытянулся, слушая Маиши. А тот продолжал:

– Это – ступень милосердия. Я так ее назвал, – поспешно добавил Маиши, – вы можете и по-другому…

– Отчего же? – улыбнулся Тодик. – Ступень милосердия – это, пожалуй, неплохо звучит… – И серьезным голосом он добавил: – Вот бы и на земле была такая лестница, чтобы каждый человек мог встать на нее – даже и карабкаться не надо – и сразу же почувствовать себя чуточку добрее!.. Но ты говоришь, есть еще две ступени?

– Ну да! – Воодушевленный тем, что никто не собирается над ним подтрунивать, Маиши заговорил более уверенно. – Вторая ступень – это ступень любви, той любви, которую мы по кусочкам собрали из нашего прошлого и словно пережили вновь. Впрочем, почему словно? Ведь и в самом деле пережили!..

– А третья ступень?

– Это ступень смирения, которого нам не хватало. И не нам одним… Я вот что еще вдруг подумал: мир, откуда мы вернулись, Господь сотворил именно для того, чтобы укрепить нас в милосердии, любви и смирении. И, скорее всего, другие братья тоже прошли через все это одновременно с нами в одном из множества точно таких же миров. Только некоторые, возможно, так и остались на первой или второй ступени…

– Постойте, ребята!.. – Голос Тодика дрогнул. – Но если тот мир был всего лишь имитацией, значит, и душа, которую я несу, ненастоящая?

– Нет, Тодька, – возразил Морти. – Пусть даже эта душа и была создана специально затем, чтобы нас испытать, – она ведь сотворена Богом и согрета нашей любовью. Какая же она ненастоящая? И мы обязаны ей не меньше, чем она нам…

– А что же будет с теми братьями, которые не справились и не прошли проверку до конца? – тихо спросил Айни.

– Помолимся, чтобы Господь не вменил им это в вину, – промолвил Тодик. – А сами не будем гордиться: мы ведь сделали лишь то, что должны были сделать. И даже меньше: нам еще предстоит дать отчет Богу о нашем путешествии…

– Мы составим его вместе!

Мальчики глянули друг на друга – все четверо. События этого дня снова пронеслись перед их глазами, и каждому показалось, что за последние несколько часов он повзрослел – причем так, что раньше для этого не хватило бы и десяти лет.

* * *

«Хвала тебе, Господи!

Мы побывали в мире, куда направила нас твоя святая воля. Там мы видели жизнь и смерть и научились глубже понимать их. Мы видели правду и ложь и научились их лучше различать. Также мы научились крепче дружить и больше ценить дружбу. А еще мы встретили там человека, чью душу ныне приносим тебе в дар. Пожалуйста, не отвергни ее, а прими в одну из своих обителей. Ибо человек этот помог нам возрасти в милосердии, любви и смирении, чтобы мы всегда держались твоих заповедей, ничего не прибавляли к ним и от них не убавляли.

Морти, чернокрылый брат;

Тодик, чернокрылый брат;

Айни, брат-хранитель;

Маиши, брат-хранитель.

Благодарим за преподанный урок»

Глава 8.

Новая жизнь

Человек спешил. Нахальный встречный ветер пытался сорвать с него шляпу, и потому человек свободной рукою – ибо в другой был чемоданчик из потертой желтой кожи – время от времени поддерживал ее. Шляпа эта была высокая, с продавленной тульей и широкими полями – словом, такая, какую сейчас уже почти никто не носит. Благодаря ей и торопливой походке человек невольно привлекал к себе внимание и казался чудаком. Но чудаки обычно бывают веселы и беззаботны, а глянув на этого нахмуренного мужчину, добрый ребенок, пожалуй, не решился бы с ним заговорить, а злой – прокричать вслед какую-нибудь дразнилку.

Наконец человек добрался до зеленого трехэтажного дома с белыми колоннами на фасаде и остановился у железной двери под низким козырьком, который худо-бедно укрывал и от непогоды, и от посторонних назойливых глаз. Нужно было отдышаться; кроме того, человек ощутил внезапную робость, так, что ему пришлось выждать две или три минуты, прежде чем он собрался с духом и потянул дверь на себя. Шагнув