Божьи садовники - Григорий Евгеньевич Ананьин

житницы, хоть бы семя упало в тернии или на дорогу. Наверное, Господь отобрал сегодня тех, кого счел достойнейшими… Поэтому не обижай их!..

– А это сам Бог так хорошо о них отозвался?

Тодик немного смутился:

– Нет, они сами… Точнее, один из них: другой молчал и просто смотрел на меня. Но ведь, может быть, это и правда!

«А ты и уши развесил» – улыбнулся Морти, однако не стал этого говорить: горячность, с которой Тодик произнес последние свои слова, показалась ему даже трогательной. Морти глянул сперва налево, а затем направо, и спросил, не увидев поблизости знакомых белых крыльев:

– И где же они?

– Здесь, неподалеку… Они первыми нашли меня, а потом я оставил их возле старой часовни, где на маковке – высокий резной крест, а под ним – полумесяц рожками кверху. Она приметная: мимо не проскочим!

Морти лукаво подмигнул товарищу:

– А что же сюда не пригласил? Или они так обсиделись возле своих подопечных, что лишнюю версту им тяжело лететь?

– Да не в том дело!.. Просто получилось бы, что я их веду и вроде как выставляю себя главным. Подумают еще, что зазнаюсь!

– Стесняшка, стесняшка, молочная кашка! – пропел Морти и, обхватив рукой шею Тодика, попытался перевернуть его животом кверху. Тодик засмеялся и, крикнув: «Врешь!», начал сопротивляться, вместе с тем стараясь ухватить Морти за крыло. Такую веселую разминку друзья иногда устраивали перед тем, как выполнить Божье повеление, если время не поджимало: после нее и соображалось легче, и каждый чувствовал себя бодрее. Но шуточная борьба была короткой: Морти ее затеял, Морти же ее и прервал, отпустив задыхающегося, счастливого Тодика и спросив у того, куда лететь.

Тодику не пришлось показывать пальцем на часовню-ориентир: с высоты Морти быстро углядел и ее, и двух белокрылых мальчишек рядом. Один из них расположился возле самого креста и, держась обеими руками за цату, от скуки считал ворон на ближайшем дереве; в его глазах читалась решимость доказать всякому, что он не лыком шит и что Господь не зря выделил его среди прочих хранителей. Другой мальчик сидел внизу, у дверей, с задумчивым выражением на лице, словно перемножал в уме какие-то числа. Невысокий и толстый, он казался увальнем, однако, едва заметив чернокрылых братьев, легко взлетел к ним и сказал, что его зовут Маиши, прежде чем Морти успел представиться. Второй мальчуган повел себя иначе: он даже не шелохнулся и подождал, пока Морти сам приблизится к нему, чтобы обменяться рукопожатием. Даже имя свое – Айни – он произнес как-то величаво, и Морти легко догадался: он-то и нахваливал перед Тодиком свои дела, а заодно, только чтобы не прослыть хвастуном, и успехи Маиши. Впрочем, на сей раз Айни словоохотлив не был: он понял, что Морти слеплен совсем из иного теста, нежели Тодик, и, пытаясь выглядеть перед ним лучше, чем ты есть на самом деле, можно нарваться на острое словцо. Маиши пустился было в объяснения насчет нынешнего дня и повеления Господнего, но Тодик мягко остановил его, сказав, что Морти уже знает все, что нужно. Далее четверо мальчиков образовали круг, взявшись за руки, так, что крест часовни оказался внутри него. Они еще помедлили, как перед молитвой, чтобы отрешиться в мыслях от всего суетного и настроить свой дух благочестивым образом; впрочем, намоленное и безлюдное место само располагало к этому. А потом Маиши начал петь:

Если далеким покажется рай,

Верь и надейся, стези не бросай:

Всем, кто дорогой заветной идут,

В доме Господнем дарован приют…

Другие мальчики подхватили эту песню. Четверо ребят стали кружиться посолонь; одновременно они поднимались все выше и выше, скоро оставив далеко внизу и часовню, и весь этот мир, который по слову Божьему им надлежало на какое-то время покинуть. Морти крепко зажмурился – не от страха, а в предвкушении чего-то неизведанного, что заставляет сладостно замирать сердце и манит приключениями. В такие минуты каждый мальчишка поневоле кажется себе смелым первооткрывателем новых земель, который стоит у штурвала своей каравеллы. Морти представилось, что терпкий, соленый ветер дует прямо в лицо, а над головою полощется белоснежный парус, где начертан крест – символ истинной веры, которую надлежит перенести через океан и навеки утвердить для потомков. Но Морти недолго предавался грезам, потому что почувствовал, что пальцы Маиши, сплетенные с его собственными, как-то странно дрогнули, а затем услыхал голос Тодика:

– Морти… Мы на месте.

В этих словах сквозило что-то похожее на растерянность, будто ребята, напротив, сбились с пути и прилетели не туда, куда надо. Морти открыл глаза и увидел, что под его ногами, метрах в двадцати, расстилается кладбище. Серое, большое, чуть ли не до самого горизонта, оно вызывало невольный трепет уже своими размерами, но в особенности небывалым, противоестественным безлюдьем, какое не встречается в земных некрополях. Кладбища – места упокоения мертвых, но там сильнее, чем где бы то ни было, ощущаешь, насколько смерть тесно соединена с жизнью: туда приходят родственники усопших, чтобы привести в порядок могилы или просто поплакать возле них, прибегают живущие по соседству дети, которым нет особой разницы, где играть, а иногда кладбищенский сторож неторопливо движется по заросшей травою дорожке. Но здесь ничего подобного не было: так недружелюбно встретил ребят новый мир. Тодик уже хотел немедленно улетать отсюда, но вспомнил, что надо еще дать отчет Богу, а раз он по каким-то причинам привел их на это кладбище, то и начинать следовало с него. Не желая задерживаться тут долго, мальчики разделились: двое чернокрылых братьев начали снижаться, чтобы осмотреть ближайший участок, а их друзья-хранители отправились изучать другой конец кладбища, где, по расчетам Айни, должны были находиться свежие захоронения. Морти и Тодик принялись обходить и облетать плиты и обелиски. Они добросовестно вглядывались в каждое надгробие, надеясь обнаружить то, о чем непременно надлежало сообщить Господу, словно он ради забавы спрятал от них какую-то вещь. Но они видели только выбитые в камне лица людей, такие же, как в нашем мире, и даты рождения и смерти, записанные цифрами, которые употребляем и мы. Однако Морти сразу бросилось в глаза, что многие могилы были очень запущены, точно местные жители уже не почитали своих предков, которые дали им жизнь и воспитали их в любви к ней. Он поделился своими мыслями с Тодиком, и тот вспомнил сказку о Сивке-Бурке, как двое неразумных сыновей не захотели пойти на могилу к недавно умершему отцу и горько раскаялись в этом. Но Тодик не успел договорить, поскольку сзади раздался голос Айни: