Я — ярость - Делайла Доусон

Приступов Ярости вроде бы больше не было, но она не думает всерьез о том, чтобы покинуть карантин и вернуться к норме. Челси отдала бы что угодно, чтобы снова обнять Бруклин, но любит ее слишком сильно, чтобы рисковать.

Если верить интернету, то ситуация ухудшается. По мере того как весна сменяется летом, болезнь расползается из Флориды по другим южным штатам. Вспышки Ярости наблюдаются по всему миру: в Бразилии, во Вьетнаме, в Нигерии. Кто-то наконец догадался, что вирус разносят комары (вот почему он распространяется именно в жарких странах), но что именно провоцирует приступы, они пока не знают. У большинства людей первая вспышка проявляется вскоре после заражения, но что после — темный лес. Снова на экранах все те же бестолковые политики, которые не смогли побороть ковид, факты искажаются и в таком искаженном виде разносятся по миру, обретая особую популярность в тех местах, куда комары никак не могли принести Ярость. Оказывается, большинство людей по-прежнему ценят личную свободу больше общественной безопасности. Самое разумное, что могут делать как зараженные, так и здоровые люди, — это оставаться дома.

Теперь Челси больше волнуется о том, что новый приступ накатит рядом с дочками, чем о том, что может их заразить. Она выбирает продукты онлайн, оформляет доставку и забирает все необходимое, пока девочки запираются в комнате Эллы. Примерно раз в неделю они заказывают пиццу и оставляют ее на пороге спальни Челси. Очень похоже на то, как начинался коронавирус, если оставить за скобками сообщения о дельфинах, которые теперь плавают прямо в каналах Италии, или о том, что автострады Лос-Анджелеса наконец-то очистились от смога. Это вовсе не трогательная история о возвращении природы в первозданный вид. Они возвращаются к истокам в другом ключе, в формате животной жестокости типа «победит сильнейший». Предыдущая пандемия измучила народ до такой степени, что нет сил на человеколюбие и альтруизм.

Мать шлет имейлы. Сначала о том, что Ярость — это розыгрыш, затем — что Ярость реальна. О том, что она была на курорте в Юте, потом ненадолго вернулась домой, но скоро улетит в Европу. Патрисия не спрашивает, как они поживают, а значит, Челси не нужно лгать. Она полагает, что с такими деньгами, как у матери, можно откупиться от любых проблем.

У самой Челси деньги стремительно тают, но она еще не говорила об этом Элле. Осталось немного наличных (но толку от них ноль, ведь она не выходит из дома), чуть-чуть на банковском счете, а также есть секретная кредитка Дэвида на случай непредвиденных расходов. Поскольку на этой карте не стоит имя Челси, она не боится превысить лимит. Каждый раз, нажимая «Оплатить», она ждет, что кредитку отклонят. Основную семейную карту уже закрыли.

Проблема в том, что, насколько она может судить, их семья в самом деле разорена.

Очевидно, Дэвид сделал некоторые вложения, и инвестиции оказались не особо удачными. Копилки истощены, а основной расчетный счет не опустел окончательно только потому, что у Дэвида накопилось много дней отпуска и работодатель обязан выплатить ему все отпускные. К тому же платежи задерживают недели на две. Челси подозревает, что последняя выплата уже была и рассчитывать больше не на что. Дэвид так и не проявился, неизвестно, где он и когда может вернуться. Она вытащила из мусорки ту визитку и позвонила по указанному номеру, но на линии только крутили автоматическое сообщение о том, что система перегружена и что с семьями пострадавших от Ярости будут связываться по мере поступления информации.

Каждый день они на день ближе к возможному возвращению Дэвида.

Она в очередной раз пытается угадать пароль от его ноутбука, когда в дверь звонят. В доме мгновенно воцаряется тишина.

«Отодвиньте баррикаду, поднимитесь наверх и запритесь у себя в комнате», — пишет Челси Элле.

«ОК», — коротко отвечает дочь.

По другую сторону двери они отодвигают диван, стулья и столы, затем топают вверх по лестнице. «Мы у себя», — сообщает Элла.

Челси смотрится в зеркало в ванной. Выглядит она так себе. Она, конечно, не перестала принимать душ, но давно забила на прическу и макияж, неаккуратно спилила с ногтей гель-лак, поцарапав розоватую пластину. Синяки окончательно исчезли несколько недель назад, порезы зажили, но она уже привыкла к ощущению, что ее никто не видит. Она в домашней одежде — лосины для йоги и толстовка с капюшоном. За окном на подъездной дорожке стоит полицейская машина, и Челси думает, что это, наверное, Хантли. Забавно, что она всю жизнь была законопослушной: вела себя как подобает хорошей девочке, соблюдала правила дорожного движения, не нарушала скоростной режим, держала обе руки на руле — а теперь будет лгать полицейскому-женоненавистнику, который ни о чем в жизни так не мечтает, как разрушить ее жизнь за то, что она отправила в тюрьму мужа, который ее бил.

В дверь звонят снова, дважды и как будто бы даже с раздражением, и Челси торопливо толкает дверь и выходит в гостиную, сунув телефон в карман. Вряд ли это поможет: Чед работает в полиции, знает всех местных копов и к тому же люди теперь (если верить интернету) не всегда могут дозвониться по 9–1–1. Полиция перегружена обилием чрезвычайных ситуаций.

— Что-то ты долго, — говорит Хантли. Так и не дождавшись, пока она откроет, он распахнул дверь самостоятельно. Замки так и сломаны с той самой ночи, и нет денег на ремонт. Элле строго наказано каждый вечер подпирать дверную ручку кухонным стулом. Стул, цепочка и сигнализация — вот и все, что отделяет дочерей Челси от любых ужасов внешнего мира.

Челси выходит на улицу и прикрывает входную дверь, надеясь, что ему не придет в голову ломиться внутрь и он не увидит кучу мебели под дверью ее спальни. Надежность баррикады сомнительная, но у них уговор: если Челси будет пытаться вырваться, то девочки должны бежать, а не прятаться в доме, понадеявшись на диван, стулья и стол.

— В наши дни нельзя переборщить с осторожностью, — отвечает она.

Хантли широко улыбается, демонстрируя белоснежные зубы. Во рту у него, как обычно, жвачка с корицей.

— Да уж, нельзя.

Улыбается он недолго — почти сразу вновь превращается в хмурого парня, у которого в солнечных очках двоится отражение Челси: худое, измотанное и злое. Она