Я — ярость - Делайла Доусон

сегодня не ходить в школу. Устроим себе день психического здоровья. Плюс один день к выходным… Надеюсь, к понедельнику все вернется в норму, а сейчас можно просто… — она улыбается, и эта улыбка касается глаз, — расслабиться.

Расслабление выходит каким-то неловким. Они заканчивают завтракать, ставят тарелки в раковину, а Олаф очень бестолково жует свой корм: вынимает из миски по кусочку, роняет на пол и только потом съедает. Он всегда так ел, непонятно почему, но зато он чистокровный, а еще Бруклин его обожает. Когда Олаф доедает, она берет его на ручки, как младенца, и тащит на диван. Мама ставит очередной диснеевский мультфильм и кутается в уютный плед. Элла чувствует, что не против присоединиться. В последнее время она смотрит фильмы в кинотеатре, уже без мамы, и не хочет признаваться даже себе самой, что хотела бы посмотреть кино вместе. Элла замирает у лестницы, надеясь, что они позовут ее на диван.

— Я приготовлю попкорн в микроволновке, — говорит Бруклин, выскальзывая из-под одеяла: ей трудно долго сидеть на одном месте. Элла переглядывается с матерью. Это единственное, что Бруклин умеет готовить, и хоть они не голодны, похоже, их ждет полная миска попкорна. Олаф вдруг принимается рычать на маму и даже дергается в ее сторону, будто вот-вот набросится.

— Ай! Прекрати, ты маленький…

Элла подходит, чтоб помочь, но мать внезапно вскакивает на ноги. Пес спрыгивает с дивана и с визгом носится по полу, но все внимание Эллы приковано к матери.

Она… с ней что-то не так.

Этот взгляд Элла уже видела. По спине пробегает холодок.

— Мама?

Никакого ответа. Элла стоит так, что ее наполовину закрывает дверь ванной. От испуга она застывает как вкопанная и может только смотреть, как глаза матери сужаются на каком-то предмете возле ее ног. Будто в замедленной съемке, она поднимает ногу и резко опускает ее. Элла рада, что отсюда не видно, что творится за диваном, но мать топает ногой снова и снова. Звук просто ужасный — хруст костей вперемешку со звуком ударов по мягкому телу. Олаф взвизгивает еще раз и окончательно замолкает.

— Мамочка, Олаф в порядке?

О, вот дерьмо!

Элла была так занята слежкой за матерью, что совершенно забыла о младшей сестре, которая готовит попкорн на другой половине комнаты. К счастью (к счастью? К счастью?!), мама все еще топчет ногами то, что осталось от их собаки, так что Элла резко выбегает из-за двери. Носки скользят по плитке, и она пролетает по ней, будто на коньках, хватает Бруклин поперек тела и бросается к двери, ведущей в гараж. Распахивает ее, и в это же мгновение понимает, что совершила ужасную ошибку.

Дверь из гаража на улицу заперта.

А у ее мамы — Ярость.

Не как у папы или Хейдена, а настоящее, невыдуманное, что бы там это ни было.

Реальная Ярость.

После которой на полу в туалете корпуса F остаются ошметки мозгов и осколки черепной кости.

Элла судорожно жмет на кнопку открытия дверей, но они конечно же заедают, потому что они всегда заедают, и в любой момент маме надоест топтать собаку и она переключится на жертву покрупнее.

— Элла, что случилось?! Мне больно!

Бруклин извивается, пытаясь освободиться от ее хватки, и Элла резко ставит ее на ноги. Она отталкивает сестру за спину, хватает старые грабли и отступает назад. Гаражная дверь медленно начинает ползти вверх.

— Заползай под дверь, беги и жди меня у почтового ящика, — резко велит Элла.

— Почему? Что случилось? Где мамочка? Что такое?

— Быстро!

— Но мне нельзя на улицу…

— Бруки, беги! Сейчас же!

Никогда раньше она не кричала на сестренку, даже голоса не повышала. Бруклин всхлипывает и протискивается под дверь, выбираясь во двор. День выдался серый, моросит мелкий дождик, и Элла пятится на улицу, выставив перед собой грабли. Ждет, пока нечто, овладевшее матерью, выскочит вслед за ними, жаждая крови.

Несколько мгновений спустя мама спускается в гараж. Она держится за голову и в целом выглядит сбитой с толку.

— Милая, что случилось? Зачем ты схватила грабли? Я думала, мы собирались посмотреть фильм.

Мама замерла в дверях. Носки на ее ногах все красные от крови, она скрестила руки на груди и непонимающе хмурится.

— Немного похолодало, а?

— Мам, это ты? — тихо спрашивает Элла. Она все еще держит грабли перед собой, как оружие.

— В каком смысле?

— Ты… нормальная?

Челси хмыкает, проводит рукой по волосам.

— С чего бы мне не быть?

Элла с грохотом роняет грабли и указывает матери на ее ноги.

13.

Челси сидит за своим идеальным кухонным столом, уставившись на коробку с бутылочками «Дрим Виталити». Предполагалось, что эта коробка решит все ее проблемы, так ей обещали — и на какое-то время она поверила в это. Но теперь ее не трогают ни солнечные лучи, ни великолепная чашка кофе, ни стремительное совершенство, о котором гласит реклама, отпечатанная приятным курсивным шрифтом. Что бы ни писал руководитель отдела продаж в своих ежедневных рассылках, Челси знает, что употребление масел «Дрим Виталити» внутрь, а также ароматерапия, при которой молекулы разносятся по воздуху, не спасают от Ярости. Каждый день она принимает эти чертовы масла — и глядите, что вышло. Ничто не в силах остановить приступ Ярости, теперь Челси познала это на своей шкуре.

Черт, ее как будто вообще там не было, когда это случилось.

Она помнит, как сидела на диване, держа в руках пульт от телевизора. Будет скучно смотреть кино в пятидесятый раз, но как же здорово, что можно расслабиться, что Дэвид не ворвется и не начнет орать и ругаться, не потребует сделать ему сэндвич. Она перелистывала каналы, Олаф начал лаять…

И всё. Как отрезало.

Она моргнула и обнаружила, что стоит в дверях гаража, уставившись на Эллу, вооружившуюся старыми граблями, будто она готовится отбиваться от монстров из ужастика. А потом Челси посмотрела себе под ноги, увидела кровь и ошметки кишок. Первое, что пришло в голову, — она убила Бруклин.

Бруклин, ее прекрасную малышку, которую