Скорпика - Грир Макаллистер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хвала Велье за Джорджу, которая понимала ее тяготы. Она была рядом, когда Косло ушел, успокаивала ее, подбадривала, а потом сделала то же самое, когда следом ушел Дарган. Она кормила Эминель, если Джехенит не возвращалась в обещанный час, и укладывала девочку спать вместе с ее детской куклой. Без нее Джехенит давно бы уже уехала, даже несмотря на чувство долга перед Адаж. Целительница все время работала на пределе своих возможностей, и она знала, что долго так продолжаться не может, но продолжала пытаться. Еще один день, а потом еще один. Так проходили месяцы.
Были и хорошие дни. Например, когда она принесла домой корзину спелых, сладких персиков, и они с Эминель сидели на крыше и ели их, смеясь и смахивая сок с подбородка. Когда ее дочь улыбалась, вся тяжесть бремени исчезала. Она жила ради этих улыбок.
Иногда они ей даже снились, если она видела сны.
* * *
Эминель посмотрела на свою спящую мать, лежащую лицом вниз на второй постели. В животе у нее заурчало. Возможно, на кухне есть хлеб, подумала она. Ее мать иногда приносила еду, когда лечила, если не забывала. Хлеб, масло, сыр. Благодарные люди часто рассчитывались товаром. Она вспомнила те персики, что были прошлым летом. Их было слишком много, едва не сгнили, и женщина с девочкой наелись до отвала. Все было по шаблону: пир или голод. Сегодня пира не было.
Когда Эминель проверила полку, то ничего не нашла. Полка была пуста. Она знала, что не стоит этого делать, но направилась к лестнице.
Уже стемнело, небо было звездным. Она старалась не беспокоить Джорджу после наступления ночи. Но ничего не поделаешь. А женщина всегда была рада ей, независимо от времени суток. Не так давно ей приснилось, что Джорджа – ее настоящая мать, и было стыдно. Не из-за самого сна, а из-за того, что она проснулась с теплым чувством восторга. И потому что в течение недели каждую ночь, ложась спать, она мечтала увидеть этот сон снова.
Эминель постучала костяшками пальцев по двери Джорджи и позвала ее по имени. Джорджа в ответ попросила ее спуститься, что она и сделала, уверенно опустившись на ноги.
Джорджа выглядела сонной. Может быть, она тоже спала? Под глазами, на скулах залегли тени. Но она протянула руку к Эминель, быстро сжала ее.
– Привет! Какой сюрприз, почему так поздно. Где твоя мама?
– Спит.
– Бедняжка. Она так много работает.
– Я бы хотела, чтобы она перестала, – сказала Эминель. Она не могла сказать такое своей матери; единственный раз, когда Джехенит повысила голос, это когда Эминель спросила, почему ей приходится так часто уезжать. Потому что я здесь единственная целительница. Если я не отвечу на призыв о помощи, кто-то может умереть. Не будь эгоисткой. Эминель перестала спрашивать, но это не означало, что она перестала по ней скучать.
– Я тоже, дорогая. Немного чая? – спросила Джорджа.
– Да, пожалуйста. А у тебя есть какая-нибудь еда? – Эминель знала, что была не очень вежлива. Мать много раз говорила ей, что нельзя требовать то, что тебе больше всего хочется. Но она была голодна. А матери здесь не было.
Джорджа нахмурила брови, что, как подумала Эминель, вероятно, означало, что она недовольна. Но она потянулась к неглубокой миске на высокой полке и достала апельсин – редкое лакомство. У Эминель пересохло во рту.
Когда Джорджа начала чистить фрукт, в воздухе разлился его яркий, сочный аромат. Она разделила его на дольки и сделала две маленькие кучки – одну для себя, другую для Эминель. Эминель заставила себя подождать один, два, три биения сердца, прежде чем протянуть руку и положить в рот первый сладкий, резковатый на вкус кусочек. Он вспыхнул на ее языке, как солнечный свет.
Они ели в тишине, тщательно пережевывая и смакуя. Эминель казалось, что она чувствует, как Джорджа смотрит на нее, наблюдает за ней. Но ничего не сказала. Она не хотела, чтобы та забрала апельсин, поэтому не поднимала глаз, пока не доела последний кусочек.
Джорджа мягко спросила:
– Ты действительно хочешь, чтобы твоя мать меньше работала?
– Да, – сказала Эминель. – Я хочу, чтобы она проводила время со мной.
– Взрослым приходится нелегко. Они вынуждены делать выбор.
– Я бы хотела, чтобы она выбрала меня.
Джорджа еще сильнее нахмурила брови.
– Знаешь, она так и сделала.
– Нет, – сказала Эминель, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Она никогда не выбирает меня. Забывает о моем присутствии. Если бы я ушла, она была бы счастливее, потому что могла бы все время заниматься целительством.
Джорджа ничего не сказала, но было похоже, что она тоже вот-вот расплачется. Резкий, кислый вкус апельсина обжег рот Эминель – теперь, когда сладость исчезла.
– Целительство и сон, – сказала Эминель. – У нее больше ни на что нет времени.
– Когда она молится? – В голосе Джорджи прозвучало удивление и что-то еще, что девочка не смогла распознать.
Эминель покопалась в своей памяти.
– Не думаю, что она молится.
После долгого молчания Джорджа тихо сказала:
– Мне не кажется, что ей хочется все время лечить. Твоя мама боится отказать. Она не хочет, чтобы кто-то сказал о ней что-то плохое, потому что…
Эминель шмыгнула носом, ожидая, но женщина, похоже, не хотела договаривать фразу.
– Потому что?
Затем Джорджа, казалось, приняла решение.
– Не бери в голову. Дай мне взглянуть на твою руку.
– Какую?
– Любую.
Когда Эминель протянула пожилой женщине свою маленькую руку ладонью вверх, Джорджа сжала ее в своей. Она раздвинула пальцы и с минуту смотрела на ладонь. Затем ухватилась за место у кончика среднего пальца Эминель и покрутила. Эминель вздрогнула. Несмотря на то, что Джорджа не прикасалась к ней, она почувствовала это воздействие.
Теперь Джорджа смотрела ей в лицо, внимательно следя за ее состоянием.
– Чувствуешь себя по-другому? – спросила ее женщина. – Странно?
– Немного.
– Расскажи о своих ощущениях.
– Это ни на что не похоже, – начала говорить Эминель, и тут произошло странное. Не ощущение, а осознание.
Она слышала слова, которые Джорджа произносила в своей голове.
«Ну вот, дело сделано. Теперь они найдут ее, к добру или к худу. И удачи им обеим. Бедняжка. Она хоть что-то понимает? – думала Джорджа. – Мама рассказала ей?»
– Что рассказала? – спросила Эминель.
Теперь был черед Джорджи понимать. Ее глаза расширились от удивления, челюсть отвисла, а крик захлебнулся в горле.
«Она меня слышит. Вельи заросли, она слышит меня», – пронеслось в
