Синеволосая ондео (СИ) - Иолич Ася

– Отрицают? Но эти заповеди несложные, и ничего такого в них нет... Не плевать на землю, не обижать никого, мыть руки...

– Толкователи Рети как раз считают, что мы очень упростили значение заповедей. Ведь "чистые руки" по отношению к заповедям добра могут означать вымытые ладони, а если отнести их к заветам совести, то это даже на общем языке будет означать именно что чистую совесть. Понимаешь? "Мои руки чисты".

Аяна задумалась и кивнула.

– Переносные значения. Дым над водой, который есть в каждом языке, и ты ни за что не догадаешься, что в нём видит человек, если не знаешь основ жизни его народа. Я помню, как впервые услышала выражение "глубокие карманы", вернее, его значение на арнайском.

– Да. В общем, толкователи из Рети, в числе которых дети каторжан и прочие прелестные люди, утверждают, что эти заповеди даже древнее того арнайского языка, который дошёл до наших дней, и значение символов этих заповедей гораздо сложнее. Они считают, что в прошлом, – далёком прошлом, я имею в виду, – люди умели и знали больше, а пришествие дракона уничтожило не только большую часть суши, но и эти знания. А может быть, это произошло и раньше. Это всё может показаться странным, но Харвилл, к примеру, утверждает, что всё, что родилось в голове у человека, могло или может случиться и на самом деле.

– Это всё очень инересно.Я бы хотела узнать побольше.

– Тем, кто интересуется историей и вообще всем, что происходит в мире, советуют ехать в Ордалл. Там есть хранилище книг. В нём можно найти списки с древних трактатов, какие-то легенды, причём не только арнайские, много книг по лекарскому делу, в общем, всё что угодно. Доступ туда стоит серебряный за один раз. Дорого, да. И женщин туда не пускают.

Аяна закатила глаза.

– Ну конечно. Кто бы мог подумать.

– Девушки не разговаривают так язвительно, Аяна. Просто женщинам ходить туда не принято. Чтобы они не отвлекались от своих обязанностей.

– Да-а. А то мало ли, начнёт ещё думать над прочитанным, да как задумается...

– Аяна.

– Что, Кадиар? Ты можешь хоть сто раз повторить моё имя, но это не изменит то обстоятельство, что ваши обычаи – дикие.

– Арнай – страна очень культурная и развитая.

– В Арнае продают женщин, а ещё считают, что их можно испортить, как вещь. Потрясающе культурная, развитая страна.

– Не язви. Будь я киром, я бы не потерпел такого обращения. Ты говоришь очень дерзкие вещи.

Аяна замолчала. Она злилась, но Кадиар был прав. Она разговаривала слишком дерзко. Не он придумал эти обычаи. Он даже не защищал их.

– Прости, Кадиар. Я забываюсь. Я не хотела тебя обидеть.Не знаю, откуда во мне это вдруг взялось. Будто это и не я говорю...

Кадиар вдруг расхохотался.

– Меня? Обидеть? Я не обижаюсь на тебя. Просто ты ещё совсем юная, и говоришь со всей пылкостью, которая присуща юности. Да ещё выросла в совсем другом мире. Ты не можешь изменить весь мир разом. Ты не Алкейм. Алкейм пришёл, блеснул и исчез в этом собственном свете, и больше не вернётся. Мы можем менять лишь то, что нас окружает, постепенно, шаг за шагом меняя направление тех, кто идёт за нами. А иногда нужно делать вид, что ты подчиняешься правилам, чтобы достичь места, куда бунтарю никогда не попасть, и использовать разные лазейки. Кстати, о лазейках. Насколько ты продвинулась с текстом «Капойо»?

Аяна удручённо покачала головой.

– Но зато я сшила штаны, -сказала она. – Смотри!

Она направила Ташту в сторону от Кадиара, хвастаясь штанами.

Кадиар вздохнул.

– Будь ты на постоянной основе в моей труппе, я бы выбранил тебя. Но ты подводишь Ригрету. Она мечтает сыграть капойо кирьи Лаис.

– Ладно. Хорошо, Кадиар. Я займусь им сегодня же. Только покатаюсь ещё, хорошо? Инни!

Кадиар покачал головой, глядя, как небольшие облачка пыли поднимаются из-под копыт Ташты, пока он уносил Аяну галопом вперёд по дороге на запад.

25. Леарт мой всех мужчин прекраснее на свете

Буквы разбегались во все стороны. Аяна зажмурилась и невероятным усилием заставила себя открыть глаза снова.

– Так гибок стройный стан его, что с кипарисом лишь сравнится, – бубнила она. – С кипарисом. Что такое кипарис, Айол?

– Дерево, – буркнул Айол. – Их сажают вдоль дорог. Аяна, повторяй про себя.

– Я лучше пойду наружу.

Она надела на Кимата толстую вязаную шаль и завязала на спине, выведя концы под мышками.

– Пойдём, сокровище моё. Подышим свежим воздухом. Так гибок стан его, что с кипарисом лишь сравнится. Стройный. Гибок стройный.

– Аяна! – взревел Айол.

– Всё, всё. Прости.

Она вышла наружу, усадила Кимата на лесенку рядом с собой, крепко уцепив за рубашку, и дала ему лошадку, привязанную за веревочку к поясу его штанов. В прошлый раз она не подумала об этом заранее и потом долго шла назад по дороге в поисках упавшей игрушки.

Кимат развлекался тем, что кидал лошадку и вытаскивал её за веревочку обратно по лесенке.

– Интересно, как выглядит этот кипарис? – спросила она его.

Конда стоял у окна каюты на «Фидиндо», подсвеченный рассеянным зимним светом, и шнурок полотняных штанов развязался, так что их пояс сполз ему на бедра. Она не могла отвести глаз от его спины, плеч и рук, и жадно наблюдала, как двигается его тело, когда он опирался на стол, разглядывая список занятий в учебном дворе. Он не был похож ни на какое дерево. Его кожа была горячей, а руки – тяжёлыми на её теле. Она моргнула, отгоняя видение десятков спин Конды, выстроившихся вдоль дороги.

– Леарт мой всех мужчин прекраснее на свете. Так гибок стройный стан его, что с кипарисом лишь сравнится. А пылкий взгляд сжигает сердце мне, ведь он пленил его своими ясными очами. У окна сижу ночами и вздыхаю, как голубка, что с милым голубем своим разлучена.

– Белисса, госпожа моя, страдаю я, как и ты, от слёз твоей любви. Поверь, найду я способ вам увидеться с Леартом, – сказала Ригрета, выходя на лесенку и садясь по другую сторону от Кимата, – обещаю. Клянусь, никто не будет знать.

– Почему эта Белисса только и делает, что вздыхает, с самого начала, когда только увидела этого Леарта под окном? – спросила Аяна, поднимая глаза от текста.

– Она кирья, – сверкнула белоснежными зубами Ригрета. – Она ничего не может сделать. Я её руки, я её голова. Она украшение дома. А я - страсть. Она – кирья. Ты – кирья. Ты покорна воле родителей, но тешишь себя надеждой. Давай, представь, что тебе нашли жениха. Вот , смотри, тут входит Кадиар, то есть Телида, и говорит, что к тебе сватается достойный кир из хорошей семьи.

– Белисса, ты сговорена. Достойный к тебе посватался жених, и нету для отказа причины ни одной, ведь чист он, как слеза, и скверны никакой на имени своём он не имел ни разу. Белисса встаёт.

– Это не читай! Это описание действия.

– Ригрета, кажется, я слишком много на себя взяла, – призналась Аяна. – Я не могу это выучить. Слог очень непривычный. Я думала, что самое сложное – прочитать это, но оказалось, что это лишь полдела. Как ты учишь свой текст?

– Харвилл пишет так, что достаточно один раз представить себя тем, чью роль играешь, и дальше всё само собой получается. Слова сами ложатся друг за другом, как следы твоих босых ног в комнату, где ждёт твой мужчина. Ты едешь к любимому, ты будешь кирой в его доме, будешь слушать его и делать так, как положено, чтобы не испортить его репутацию. Чтоб скверны никакой на имени своём он не имел. Так?

– Да. Так. Я учусь вести себя прилично, чтобы ему не было неловко за меня и за мои дурные манеры.

– Вот. Ты кирья, которая хочет сделать всё правильно. Твой отец говорит, что сейчас приведёт мужчину, и это твой будущий муж.

– Благодарю, отец. Я рада, что он собрался наконец просить руки моей. Достойная награда ночам, что провела, вздыхая, у окна. Ригрета, она опять вздыхает!

– Ты тоже частенько вздыхаешь.

– Ты не понимаешь! Это другое!