Я – Товарищ Сталин 2 - Андрей Цуцаев

— Александр, я достала данные обкома. Это всё, что вы просили.

Карл спросил спокойным, доверчивым тоном:

— Назови имя, Лена. Кто отвечает за секретные протоколы?

Соколова замерла, её пальцы сжали сумку, голос понизился до шёпота, она оглянулась, проверяя, не следят ли за ней:

— Иван Фёдоров, секретарь обкома. Он подписывает все протоколы, ведёт переписку с наркоматами, хранит ключи от сейфов.

Карл передал ей конверт с деньгами под столом, его пальцы едва коснулись её руки, холодной и дрожащей:

— Подробности. Его расписание, привычки, связи. Всё, что знаешь.

Соколова наклонилась ближе, её платок соскользнул, обнажив тёмные волосы:

— Фёдоров работает допоздна, а по вторникам, он задерживается вообще до полуночи. Его помощник, Сергей Лебедев, передаёт письма в наркомат тяжёлой промышленности. Фёдоров осторожен, проверяет бумаги лично, они усиливают охрану, боятся утечек. Он не доверяет даже своим.

Карл кивнул, его лицо осталось неподвижным, он записал данные в блокнот, спрятанный под пальто: «Фёдоров, секретарь, вторник, полночь, Лебедев, наркомат». Он встал, оставив монету на столе, его шаги растворились в шуме чайной. Соколова осталась сидеть, её пальцы дрожали, сжимая конверт, глаза следили за тенью Карла, исчезающей за дверью.

Карл, шагая по улице, где лужи отражали фонари, чувствовал, как его сердце бьётся чуть быстрее. В своей квартире он достал записи, его карандаш двигался быстро, буквы были мелкими, аккуратными, а чернила немного пачкали пальцы. Он сжёг бумагу в жестяной банке, пепел осел на дно, запах гари смешался с сыростью.

На следующий вечер, 16 октября, в трактире на Замоскворечье, Карл встретился со вторым связным, Дмитрием Кузнецовым, курьером обкома. Карл сидел в углу, его пальто было застёгнуто, глаза следили за входом. Кузнецов вошел. Он сел напротив, его пальцы нервно сжимали кружку, пот стекал по вискам, несмотря на холод. Карл спросил:

— Дмитрий, списки документов. Какие бумаги проходят через обком?

Кузнецов, понизив голос, сказал:

— Протоколы заседаний, списки делегатов, переписка с наркоматами. Фёдоров подписывает всё, отправка в Тулу завтра, в семь утра.

Карл передал конверт с деньгами под столом:

— Подробности. Какие документы, кому отправляют, кто принимает?

Кузнецов напрягся, его глаза забегали, пальцы сжали конверт:

— Протоколы от 10 октября, списки делегатов на съезд, письма в наркомат тяжёлой промышленности. Принимает Пётр Волков, секретарь наркомата в Туле. Курьеры под охраной, их проверяют, они боятся утечек.

Карл кивнул, записал в блокнот, спрятанный под пальто: «Протоколы, 10 октября, делегаты, наркомат, Тула, Волков». Он встал и вышел.

17 октября Карл заметил слежку на Арбате — мужчина в шинели, шёл за ним уже довольно долгое время, то и дело останавливаясь. Карл ускорил шаг, он резко свернул в переулок. Человек последовал за ним, его сапоги захлюпали по лужам. Карл побежал, он опрокинул ящик с яблоками, их сок брызнул на мостовую. Он рванул через двор, стал перелазить через забор, его пальто зацепилось за гвоздь, ткань треснула, кровь засочилась из царапины на руке. Он нырнул в подворотню, преследователя не было видно, его дыхание сбивалось, а сердце бешено колотилось. Он не пошел сразу домой, а немного поплутал по соседним улицам, наблюдая, не появилась ли новая слежка. Убедившись, что хвоста нет, он пошел домой.

В своей квартире он проверил радиопередатчик. Он отправил шифровку в Берлин: «Обком: Фёдоров, протоколы, переписка, списки, Тула, Волков». Карл, знал, что ОГПУ близко, их агенты могли выйти на его след в любой момент. Что это была за слежка? Или у него паранойя? Он не знал, но надо было быть начеку.

Его мысли возвращались к Берлину, к сестре Эльзе, к её письмам, которые он хранил в портфеле, к запаху кофе в кафе на Курфюрстендамм, к джазу, льющемуся из окон. Москва была чужой, холодной. Он лёг спать, но сон не шёл — тени ОГПУ были слишком близко, их шаги эхом отдавались в его мыслях.

Глава 14

Берлин октября 1935 года был городом контрастов, где роскошь и напряжение переплетались, как нити в сложном узоре. Унтер-ден-Линден бурлила: трамваи звенели, их колёса скрипели по рельсам, автомобили ревели, их фары резали густой туман. Фонари, покрытые инеем, отбрасывали желтоватый свет на фасады зданий с готическими арками, их камни были холодными, как лёд, их тени дрожали в лужах. Витрины на Фридрихштрассе сверкали мехами, часами, шёлковыми платьями, их свет манил прохожих, спешивших в серых пальто, и шляпах. Кафе пахли свежесваренным кофе, сигарами, яблочным штруделем, их окна запотевали от тепла, голоса посетителей смешивались с джазовыми мелодиями, льющимися из граммофонов. На Вильгельмштрассе патрули СС в чёрных мундирах гремели сапогами по мостовой. Паризер Платц тонула в тумане, её фонари дрожали, отражаясь в лужах. Театры и кабаре сияли, их вывески мигали красным, золотым, синим, звуки скрипок, саксофонов, кларнетов лились на улицы, смешиваясь с запахом духов, вина и сигар. Берлин жил, дышал, но под его блеском скрывалась тревога: слухи о манёврах, новых танках, планах, обсуждаемых за закрытыми дверями, витали в воздухе, пропитанном страхом.

Мария Лебедева продолжала свою работу в Берлине, собирая данные для советской разведки. Кох, влюблённый в её обаяние, пригласил её в новый ресторан «Фалькенхоф» на Курфюрстендамм, где собирались офицеры, промышленники, дипломаты, их голоса тонули в звоне бокалов и звуках струнного квартета. Мария, чувствуя, что Кох может выдать ценные сведения, согласилась, её мысли были сосредоточены на задании: каждое слово, каждый намёк — это все могло быть важно для Москвы.

Ресторан «Фалькенхоф» на Курфюрстендамм был воплощением роскоши, символом новой Германии. Зал, просторный и величественный, сверкал под хрустальными люстрами, их свет отражался в зеркальных стенах, покрытых позолоченными узорами с прусскими орлами. Мраморные колонны, украшенные резьбой, возвышались над дубовыми полами, которые скрипели под каблуками официантов, их фраки были безупречными, движения — отточенными, как в балете. Столы, покрытые белыми льняными скатертями, были уставлены серебряными приборами, фарфоровыми тарелками с гербами, хрустальными бокалами, сверкающими, как бриллианты. Воздух был пропитан ароматами блюд: жареный гусь с яблоками и можжевельником, трюфельный суп с кремовой пенкой, запечённый карп с лимоном, тимьяном и сливочным соусом, картофель с розмарином, спаржа в ореховом масле, телятина в винном соусе, яблочный штрудель с ванильным кремом, крем-брюле с хрустящей карамельной корочкой, шоколадный торт с вишней, тарт с малиной и заварным кремом, профитроли с шоколадным соусом. Вина — рейнское белое, бордо красное, шампанское с тонкими пузырьками, мозельское розовое — лились в бокалы, их аромат смешивался с запахом сигар, духов с нотами жасмина, сандала, бергамота, розы, пачули. Официанты в