Нефильтрованный. Мое сумасшедшее десятилетие в «Формуле-1» - Гюнтер Штайнер

по-твоему и ты все делаешь правильно, я уверен, ощущения потрясающие, но, когда этого не происходит и ты просто в дерьме, наверное, ощущения как раз такие же – дерьмовые. В любом случае было приятно видеть, что Роман наконец выходит на новый уровень.

Благодаря результату в Австрии команда Haas поднялась на пятое место в Кубке конструкторов, что для коллектива, выходящего на стартовую решетку всего два с половиной сезона, было довольно впечатляюще. Как и ожидалось, результат также вернул нытиков с их темой про «белую Ferrari», но не думаю, что это кого-то еще интересовало. Они скулили где-то в своем мирке.

Я понял, что до тех пор, пока мы связаны с Ferrari, нас будут обвинять после каждого успешного выступления, так что я, очевидно, надеялся на то, что все продолжится в том же духе. Обычно мне не нравится слушать нытье – по правде говоря, я это ненавижу, – но в подобных случаях для меня скулеж превращался в усладу для ушей.

Бобы

Можно с уверенностью сказать, что у нас с Джином были разногласия по вопросу того, на что ему тратить деньги, особенно на последнем этапе наших отношений. Позже я расскажу о более серьезных вещах, но в 2018 году после Гран-при Австрии у нас возникло расхождение во мнении по такому поводу, о котором можно было бы снять эпизод в плохом ситкоме.

В то время Джин приобрел бизнес-джет 7X. Он вмещал до 16 человек и имел дальность полета более 9000 километров, так что легко мог долететь из Лондона в Лос-Анджелес. После Гран-при Австрии мы с Джином должны были вернуться в Банбери для проведения нескольких встреч, а на следующий день он вылетал обратно в Штаты. «Иисусе, какая впечатляющая махина», – сказал я ему по прибытии в аэропорт. Я не стал спрашивать, во сколько она ему обошлась, но потом не забыл погуглить. Интернет выдал стоимость от 18 до 32 миллионов долларов.

Аэропорт, в который мы прибыли, оказался частным и находился недалеко от автодрома. Мы должны были лететь в Лутон, располагающийся примерно в 95 километрах от Банбери. Пока мы сидели в зале ожидания, я невзначай обмолвился Джину, что проголодался.

– Совсем забыл перекусить на автодроме из-за всех этих переживаний, – сказал я ему. – По правде говоря, я ничего не ел с самого утра. Что нам подадут в самолете?

– А я не заказывал никакой еды, – небрежно ответил он.

– Что, совсем ничего? Даже напитков? Нам лететь три часа. Мне нужна еда, Джин!

Мой призыв был встречен гробовым молчанием. Я такого поведения не понял. На кой черт тратить миллионы на самолет, но не заказывать ни еды, ни питья? Для меня это было лишено смысла.

– Ладно, не возражаешь, если я что-нибудь быстро организую? – спросил я.

– Зачем?

– Затем, что я голоден как волк!

Я видел, что Джину это не понравилось, но альтернативой было провести три часа с голодным итальянцем на высоте почти 10 000 километров, а такой участи я не пожелал бы и своему злейшему врагу.

– Хорошо, делай что хочешь, – неохотно согласился он.

К счастью, до вылета еще оставалось больше часа, поэтому я позвонил ребятам с командной кухни, которые пока оставались на трассе.

– Предоставьте это мне, – сказал Джон, их менеджер. – Я сам принесу что-нибудь.

– Спасибо, Джон, – ответил я. – Ты только что помог предотвратить катастрофу!

Примерно через 10 минут после того, как мы поднялись на борт, я увидел Джона, выходящего из зала ожидания с огромным серебряным подносом.

– Ты посмотри, – сказал я Элизабет, которая в то время была моей ассистенткой и летела с нами. – Там должно хватить еды человек на 20. Боже, какой же я голодный!

Я даже не стал спрашивать, что внутри, и, когда Джон покинул самолет, оставив поднос на бортовой кухне, жадно посмотрел на эту посудину. Как только мы взлетим, все ее содержимое будет моим. По крайней мере половина точно. Джин и его друг, который тоже путешествовал с нами, не были голодны.

Примерно через пять минут после взлета таблички «Пристегните ремни» наконец отключились.

– Хочешь, принесу тебе что-нибудь? – спросил я у Элизабет.

– Нет, спасибо, я перекусила на автодроме.

– Повезло тебе!

Что бы ни находилось на подносе, оно все еще было горячим, и к тому времени, как я поднял крышку, у меня буквально текли слюнки.

– Черт подери! Это ни хрена не смешно!

– Что случилось? – спросила Элизабет, подбежав к бортовой кухне и взглянув на поднос. – Ой, мамочки. Не очень-то аппетитно выглядит, правда?

Вместо того чтобы взять остатки вкуснейшей лазаньи или запеканки, Джон принес полный поднос запеченных бобов.

– Терпеть не могу запеченные бобы, – сказал я, с несчастным видом глядя на поднос. – И даже если бы любил, не уверен, что есть их в закрытом пространстве было бы хорошей идеей. Помнишь фильм «Сверкающие седла?»[23]

Элизабет кивнула.

– Да, сбежать будет некуда, не так ли? Должно быть, это все, что у них осталось. Придется подождать до Банбери.

– Ждать три часа? Да я бы паршивого козла сейчас сожрал.

– Но не бобы?

– Да иди ты к черту.

Когда мы приземлились в Лутоне, первым, кто поднялся со своего места, был Джин. Во время полета он вставал, чтобы посмотреть на поднос, но, как и мы с Элизабет, решил ничего не есть.

– Гюнтер, не мог бы ты взять с собой поднос с бобами, когда будешь выходить из самолета? – сказал он мне. – Я бы хотел отнести его ребятам на базе.

– Зачем? – спросил я.

– Не хочу, чтобы еда пропадала. Парни съедят.

– Парни съедят? То есть ты хочешь, чтобы я отнес этот поднос с запеченными бобами в свой номер, положил их с собой в постель, а завтра взял с собой на базу и передал парням?

Мы с Элизабет переглянулись. Никто из нас не мог поверить своим ушам.

– Джин, – продолжил я, – бобы провоняли весь самолет за три часа. И как мы должны доставить их в Банбери?

– Крышка достаточно плотно закрыта, – парировал он. – Можешь спокойно нести в руках.

Итак, бобовый скандал официально начался.

Выйдя из самолета, мы прошли по залу прибытия – разумеется, очень медленно, потому что я нес огромный поднос с чертовыми бобами, – и направились к автомобилю. Поскольку я терпеть не могу бобы, их запах в самолете вызвал у меня легкую тошноту, но это было ничто по сравнению с запахом, который я прочувствовал в тесноте машины.

– Хотите, я понесу? – спросила Элизабет. Она видела, что я был близок к внезапному порыву рвоты.

– Нет,