Похвала Глупости - Дезидерий Эразм Роттердамский

королей допускает лобызать свои блаженные ноги. Наконец, умирать – вещь неприятная, быть распятым на кресте – вещь позорная. После всего этого у нас остается то кроткое оружие и «благие словеса», о которых говорит апостол Павел, – на этот счет куда как щедры папы: то есть интердикты, временные и вечные отлучения, анафемы, карательные грамоты, наконец, эти страшные молнии, посредством которых одним своим мановением папы низвергают души смертных глубже самого Тартара. Ни на кого, однако, не обрушивают более грозных громов святейшие во Христе отцы и Христовы наместники, как на тех, которые, по дьявольскому наущению, пытаются уменьшить или расхитить вотчину св. Петра. Хотя, по Евангелию, Петр сказал: «Мы все оставили и последовали за Тобой», тем не менее папы называют вотчиной Его – поля, города, подати, пошлины, феодальные повинности. Пылая ревностию по Христе, они отстаивают все это огнем и мечом, не без изрядного пролития христианской крови; нанося поражение неприятелю, папы убеждены, что этим они апостольски защищают Церковь, невесту Христову. Как будто могут быть у Церкви более опасные враги, чем нечестивые первосвященники, которые своим систематическим молчанием о Христе позволяют почти забыть о нем; они связывают его по рукам и по ногам своими лихоимными законами, искажают его учение натянутыми толкованиями, наконец, вторично распинают его своей гнусной жизнью. На том основании, что христианская Церковь основана кровью, кровью же укреплена и кровью увеличена, они и ныне орудуют мечом, – точно погиб Христос, который бы мог по-своему защитить верных своих! Но что такое война? Это нечто до того чудовищное, что она уподобляет людей хищным зверям. Это нечто до того безумное, что, по представлению поэтов, она насылается на людей фуриями; это нечто до того зловредное, что она оказывает самое разлагающее влияние на людские нравы – и это с быстротой заразительной язвы; это нечто до того несправедливое, что лучшими ее исполнителями оказываются обыкновенно отъявленные разбойники; это нечто до того нечестивое, что не может иметь ничего общего с Христом. Все это, однако, нисколько не мешает папам войной-то всего более и заниматься. Тут у иного дряхленького старичка и юношеская отвага вдруг является, – никакие издержки его не страшат, никакие труды не утомляют; если нужно, он не остановится перед тем, чтобы перевернуть вверх дном и религию, и мир, и все людские отношения[76]. И нет недостатка в ученых льстецах, которые все это сумасбродство называют благочестивой ревностью и мужеством; они додумались до такой философии, по которой можно хвататься за меч и пронзать им внутренности своего ближнего и в то же время оставаться верным этой первой заповеди Христа о любви к ближнему!..

Германские епископы

Мне не совсем ясно, с пап ли взяли пример или же, наоборот, сами им подали пример некоторые германские епископы. Они еще более упростили дело. Сбросив с себя епископские облачения, отложив в сторону епископские благословения и прочие церемонии, живут они себе настоящими сатрапами и считают позорной для епископского сана трусостью – отдавать Богу душу иначе как на поле брани.

Священники

Что касается священников, то большинство их, считая грехом отставать в святости жизни от своих принципалов, чисто по-солдатски отстаивают свои права на десятину – мечами, копьями, пращами и тому подобным оружием. И зорок же у них глаз – вычитывать в старинных грамотах такие вещи, которыми бы можно было напустить страху на безграмотных простолюдинов, для того чтобы сорвать с них больше, чем те обязаны платить. Что же касается того, что там где-то написано об их обязанностях по отношению к пастве, то об этом они и знать не хотят. Даже выбритая макушка не в состоянии напомнить им о том, что долг священника – воздерживаться от всех земных страстей и помышлять лишь о небесном. Эти милые люди вполне уверены, что честно исполнили свой долг, если кое-как пробормотали свои молитвы. Клянусь Геркулесом, никак не могу я взять в толк, как это Бог может слышать или понимать это бормотанье, когда и сами-то они вряд ли понимают, что мелют своим языком. Есть у священников одна черта, общая с мирянами, – это их неусыпная бдительность относительно всего, что касается доходов; относящиеся сюда законы они прекрасно знают. Но лишь только коснется дело исполнения своих обязанностей, это не по их части. Свое бремя они предусмотрительно сваливают на чужие плечи, передавая его из рук в руки, как игральный мячик. Подобно тому как светские князья передают бремя управления страной своим министрам, так же точно и князья Церкви предоставляют – из скромности, разумеется! – дела благочестия народу. Народ же, в свою очередь, передает их церковнослужителям – точно сами они не имеют ничего общего с Церковью и как будто таинство Крещения не имело никаких реальных последствий. В свою очередь, так называемые светские священники – точно они свету обречены, а не Христу – взваливают это бремя на так называемых регулярных священников. Эти последние, со своей стороны, перекладывают с себя бремя на монахов, монахи же – одни на других: монахи менее строгих орденов – на монахов орденов более строгих, то есть прочие монахи – на нищенствующих, а нищенствующие – н? а картезианцев. У этих-то последних, наконец, и сокрыто истинное благочестие, да так сокрыто, что его что-то и не видать совсем…

Церковная иерархия

Так же точно и верховные первосвященники, столь прилежные и деятельные в денежных делах, апостольские труды возлагают на епископов, а епископы, в свою очередь, на приходских священников, те – на своих помощников, а эти последние – на нищенствующих братьев, которые, в свою очередь, сбрасывают их с себя на тех, которые так хорошо умеют стричь своих овец.

Глупость о себе. Злая доля мудрецов

Впрочем, в мою задачу не входит изображение всей подноготной жизни первосвященников и духовенства. Я ведь не сатиру вам предлагаю, а панегирик и далека от того, чтобы, выхваляя дурных князей, косвенно порицать хороших. Моей задачей было лишь в немногих словах выяснить тот факт, что нет ни одного смертного, который бы мог приятным образом проводить жизнь, не получив предварительно посвящения в мои таинства и не заручившись моим благоволением. Да и могло ли быть иначе, когда сама Рамнузия[77], заправляющая судьбами людей, до такой степени со мной солидарна, что относится с неизменной враждебностью к нашим мудрецам, меж тем как глупцы даже во сне получают от нее всяческие блага. Стоит лишь припомнить афинского полководца Тимофея, прозванного Счастливым, каким он действительно и был, по греческой пословице: «Счастливый охотник спит, а дичь к нему в