Моя миссия в Армении. 1992-1994 - Владимир Ступишин

ТЕАТР И КИНО

Театр в Армении оказался в очень сложном положении. Языковой барьер не позволил мне толком познакомиться с национальным театром и его подвижниками. Исключением были нечастые контакты с незабвенной памяти Фрунзиком Мкртчяном. Другой крупный актер, с которым я время от времени общался, – Хорен Абрамян, руководивший театром имени Сундукяна. Он приходил ко мне в посольство, мы встречались в других местах, он позвал меня на премьерный спектакль к себе в театр – «Как трудно умереть». Главную роль в нем блестяще сыграла его жена Гоар Галстян. Понимать происходящее на сцене мне помогала приятельница этой артистической четы Маргарита Викторовна Яхонтова. Спектакль мне понравился – в отличие от некоторых критиков из официозной прессы. Но грустно видеть полупустой зал. Потом мы пошли к Хорену домой, где за дружеской беседой о делах и проблемах, армянских и российских, провели целый вечер.

Из театра Сундукяна был Фрунзик Мкртчян – до создания собственного театра. Из того же театра несколько лет назад вышел другой крупный актер – Сос Саркисян, с которым я познакомился в доме у поэта Размика Давояна, а потом побывал и у него самого в гостях. Сос Саркисян стал политическим деятелем, активным членом партии Дашнакцутюн, кандидатом в президенты в 1991 году. Он оставался замечательным актером, в чем можно было воочию убедиться, посмотрев пятисерийный фильм «Где ты был, человек божий?» режиссера Арнольда Агабабова, того самого, что написал без малого тридцать лет назад сценарий нашумевшей картины «Здравствуй, это – я!» Свой новый фильм Агабабов начал снимать для телекомпании «Останкино» еще в 1988 году. В марте 1993-го его показали заказчикам, и они страшно удивились, что армянским кинематографистам удалось довести дело до успешного конца. Удивились и приняли ленту для показа. А вот появилась ли она на всероссийском экране, я уже не знаю, сам не видел. Фильм отличный. Чем-то напоминает неторопливое повествование о сельской жизни Гранта Матевосяна, одного из крупнейших современных писателей Армении. Сос Саркисян в фильме Агабабова просто великолепен. Но нет работы и этому великому артисту, и он, по примеру Мгера-Фрунзика Мкртчяна, попытался тоже создать свой театр «Амазгаин», то есть «Общенациональный».

Слышал я в Ереване и о других театрах, работать они могли, как и Опера, только летом. Попытки делать что-то для зрителя зимой – это уже из области героизма, на который способны были редкие артисты.

И среди них пальму первенства я бы отдал Александру Самсоновичу Григоряну, Народному артисту Армении, художественному руководителю Русского драматического театра имени Станиславского, славного традициями, любимого публикой, не только русской, но и армянской, но оказавшегося в крайне тяжелом положении. Причины? Отсутствие денег. В здании театра свыше двадцати лет не было серьезного ремонта. Блокада лишила его света и тепла. Зимой в нем стало невозможно работать. В советские времена театру досаждали «национал-социалисты», как очень точно определил местных чиновников Александр Самсонович. Это они не дали построить новое здание для театра Станиславского даже на выделенные Москвой деньги. В 1991-92 годах их место заняли националисты из дерьмократов. Они затеяли в Армении антирусскую кампанию, накал которой удалось сбить лишь к 1993 году. Эти «умники» мучили театр не только телефонными угрозами. Григоряну приходилось выдворять и вооруженных кретинов. Слава Богу, от этой публики русский театр отстоять удалось. Министерство культуры перестало обходить его вниманием и даже способствовало выделению кое-каких средств – на приобретение электродвижка, на открытие учебной студии. Но пока суд да дело, многие актеры подались на заработки кто в Россию, кто в Америку. Уезжали, конечно, и раньше. Так, в 1966 году после успеха фильма «Здравствуй, это – я!» театр покинул проработавший в нем несколько сезонов Армен Джигарханян, ставший звездой первой величины советского кино. С Сашей Григоряном он успел пообщаться на сцене театра Станиславского всего один год. Уезжали и другие актеры и актрисы, сумевшие устроиться в московских и питерских театральных труппах. Григорян говорит о них с теплотой, и они не забывают свою жизнь в Армении. Но раньше это была, можно сказать, нормальная миграция актеров. Причем в обе стороны. Сам Григорян приехал в Ереван в 1965 году из Смоленского драмтеатра. А вот в последние годы отъезд актеров связан не столько с творческой эволюцией, сколько с тяготами жизни. Александр Самсонович с горечью признавал, что часть актеров театр потерял, оказавшись не в состоянии создать им нормальные условия для жизни и работы. Собственно, это – общая беда всей армянской интеллигенции. Тем не менее театр продолжал жить. Я застал его не в самые лучшие времена и мог лично убедиться в стойкости, мужестве и верности своему искусству Саши Григоряна и небольшой группы его верных товарищей – актеров и актрис.

В конце декабря 1992 года, в Рождественский сочельник по европейскому календарю, в Русском театре шел спектакль по французской веселой пьесочке, позволявшей людям в замерзшем Ереване хоть на пару часов отвлечься от тяжелой жизни и приподнять себе настроение перед Новым годом. В театре – жуткая холодрыга, зрители – в шубах, актеры – в легких костюмах, как положено по сюжету, изо рта пар идет, а играют как ни в чем не бывало. И вдруг, за несколько минут до финала, погас свет. Что делать? Сотрудники нашего посольства, сидевшие недалеко от сцены, вытащили карманные фонарики: в городе – кромешная тьма, вот и приходилось заниматься самоосвещением улиц, научились у местных жителей. Вынули свои фонарики и другие зрители. Их лучиками, как могли, осветили сцену. А музыкальный фон спектакля под занавес сам худрук изобразил голосом. Бурные аплодисменты были наградой актерам. Радовались своей находчивости и сами зрители.

После этого я старался не пропускать спектаклей театра, который показал еще несколько французских пьес, набоковское «Изобретение Вальса», «Дранх нах Остен» Марии Арбатовой. Александр Самсонович мечтал о чеховских постановках, но сил у театра не хватало. С самим Сашей мы общались, естественно, и за пределами театра – у него дома, в посольстве, у наших военных. А перед моим отъездом, на прощальном приеме, Русский драматический устроил сюрприз, выступив с музыкально-поэтической композицией в честь посла России. Вот такие отношения были у меня с этим театром.

С жизнью театра связана деятельность Рафаэля Акопджаняна, драматурга, президента Армянского фонда К. Станиславского и Е. Вахтангова. Созданный в 1992 году, этот фонд учредил свою премию для вахтанговского конкурса «Хрустальная Турандот» – изящный букетик хрустальных роз и наметил открытие Академии Вахтангова в Ереване, в которой преподавали бы мастера сцены. Он организовал довольно регулярную публикацию в главной республиканской газете целой полосы «Театральная ложа», посвященной театральной жизни в других странах мира и в самой Армении. Фонд занимался и благотворительностью: помог Степанакертскому театру, Ереванской консерватории. Сотрудники Фонда организовали концерт и ряд публикаций в армянской печати по случаю 110-летия со дня рождения Евгения Вахтангова.

Сама штаб-квартира Фонда на проспекте Маршала Баграмяна – это небольшой театральный музей и место встреч друзей Рафаэля, среди которых я назвал бы в первую очередь поэта Геворга Эмина, прозаика Перча Зейтунянца и режиссера Александра Григоряна. Называю тех, с кем сам встречался у Акопджаняна.

Рафаэль Акопджанян один из первых заметил начало процесса театрального возрождения в Армении, связав этот процесс с именами Фрунзика Мкртчяна, Хорена Абрамяна, Coca Саркисяна, Александра Григоряна и с молодыми театрами, ставящими спектакли по Уильяму Сарояну, Альберу Камю, Марине Цветаевой, Людмиле Петрушевской… Он – не просто оптимист. Он – реалист. Он – творчески мыслящий человек. Общаться с ним, прямо скажу, было очень интересно и расставаться очень жалко.

Фонд Рафаэля существовал параллельно Союзу театральных деятелей, нисколько не дублировал его, ибо, во-первых, не был профессиональной ассоциацией, а, во-вторых, посвятил себя исключительно творческим задачам, в то время как СТД вынужден сосредоточить все свое внимание оказанию материальной помощи нуждающимся артистам.

На эти же цели должны были пойти и деньги, полученные за принадлежавшее СТД здание с рестораном на улице Григора Просветителя, неподалеку от мэрии, переданное французскому посольству, которое обязалось заплатить за него что-то около двухсот миллионов рублей. Переговоры шли долго, обе стороны торговались, театральные деятели сначала возмущались бесцеремонностью своего правительства, покусившегося на их святая святых ради армяно-французской дружбы, но потом, получив офис на проспекте Месропа Маштоца, а главное – денежную компенсацию, сменили гнев на милость и, мне кажется, я даже присутствовал на торжественном акте обмывания предстоявшего заключения сделки все в том же ресторане «Дзорагюх» целой компанией во главе с Хореном Абрамяном при участии мужа французского посла, русского дворянина Димитрия де Артинг. Было это в феврале 1993 года. У нас еще своего здания даже в проекте не было. Поэтому мы немного завидовали французам, не говоря уже об американцах, поселившихся в бывшем ЦК Комсомола. Нам тогда предлагали то Дом ученых, то Дом архитектора, то Дом кино, на что я упрямо не соглашался, считая неприличным посягать на владения творческих союзов. Окончательный вариант, о котором я уже писал, никого не обидел и устраивал нас на все сто. Пример тяжбы между французами и СТД тоже был все время у меня перед глазами и послужил хорошим предостережением.