Как рассказывать истории. Простая технология сторителлинга на сцене, работе и в кругу друзей - Мэттью Дикс

говорит он, – мы решили сократить штат. Люди не выплачивают кредиты. Уж прости, но ты уволена.

В следующей сцене мы видим нашу героиню с потерянным видом на тротуаре у банка. В руке у нее – картонная коробка, какие всегда показывают в кино (и никогда не вручают в реальной жизни), с канцтоварами, безделушками и прочим содержимым ящиков. Она едва сдерживает слезы.

Мы все знаем, чем закончится этот фильм, правда? Представьте себе сцену, противоположную той, что мы только что видели.

В конце фильма у героини будет новый парень – и не банкир, а какая-нибудь полная его противоположность: воспитатель детского сада, скульптор, механик, работник по сбору огурцов. И еще у нее появится новая работа – и тоже не в банке. Она сменит сферу деятельности на принципиально новую: откроет кондитерскую, запустит собственную колонку советов, начнет продавать бонсай или учить кошек йоге. И лучший друг будет новый, совсем не похожий на Джейн. Например, какой-нибудь старый еврей, который научит ее принимать суровую реальность; или восьмилетний мальчуган, у которого она работает няней и который научит ее радоваться мелочам; или какой-нибудь гей, что покажет ей наконец, как быть собой и жить полной жизнью.

Если вы хоть что-то смыслите в сторителлинге, то обязательно поймете, чем все закончится, едва взглянув на начальную сцену. Если, конечно, речь не об инди-кино или артхаусе, то у этой истории может быть только один конец. Это не означает, что фильм вам не понравится – наверняка во время просмотра вы будете смеяться, удивляться, растрогаетесь. Но конец известен заранее. Даже не зная подробностей, вы сразу угадаете основное направление.

Помните, как начинается «Парк Юрского периода»? Грант пугает маленького пухленького мальчика, рисуя тому его смерть от когтей стаи велоцирапторов. Затем между Грантом и его возлюбленной Элли Сэттлер происходит следующий разговор:

Элли. Алан, если ты хотел напугать бедняжку, мог бы просто наставить на него пистолет.

Грант. Ага, знаю. Ох уж эти детки. Ты вот такого хочешь?

Элли. Такого – не хочу. Но воспитание детей – это же так интересно, доктор Грант! Что в этом плохого?

Грант. Ах, Элли, сама подумай: они шумные, вечно все разбрасывают, да и обходятся недешево.

Элли. Не так уж дорого.

Грант. И воняют.

Элли. Ничего они не воняют.

Грант. Некоторые – еще как.

Если вы не верите, что к концу фильма Грант полюбит детей, значит, вы просто невнимательно смотрите. Именно так устроено кино. Во всяком случае, хорошее. Хотя и плохие фильмы вполне предсказуемы.

Вот, например, мой друг Бенджи попросил меня сходить на последний фильм этой франшизы – «Мир Юрского периода».

– Ладно, – согласился я. – Но сразу говорю: в фильме будет двое детей, и никого из них не съедят. Будет главный герой и главная героиня, которых в начале не будут связывать никакие романтические чувства, но к концу они, конечно, влюбятся друг в друга. Их тоже не съедят. Владелец компании, которой в настоящий момент принадлежат динозавры, умрет, и его/ее помощник – тоже. Чувак, замышляющий гадость против динозавров, – какой-нибудь корпоративный шпион, военный или чокнутый ученый – тоже умрет. И тот, кто всюду ходит с пистолетом. В конце один динозавр убьет другого и всех спасет.

Уже на выходе из кинотеатра Бенджи спросил:

– Ты что, уже видел этот фильм?

Нет, конечно, но именно так устроены все фильмы про Парк Юрского периода. Даже плохие, над которыми не работал Стивен Спилберг. И если вы посмотрели первые 15 минут глазами профессионального рассказчика, то знаете, чем он закончится.

В какой-то момент фильма двое детей (братья) оказываются в гигантском стеклянном шаре, и плохой динозавр пытается его прокусить. Ему это удается, стекло трескается, дети кричат. Тут я на секунду отвлекся, чтобы окинуть взглядом своих соседей по зрительному залу. Все в страхе вцепились в подлокотники, сжав челюсти. Нервы у всех напряжены до предела. Даже Бенджи испуганно подался вперед. Мне прямо захотелось вскочить и закричать: «Народ, это же фильм про Парк Юрского периода! Вы серьезно думаете, что детишек съедят?»

Но в том и заключается магия сторителлинга: даже когда финал не вызывает сомнения, хороший рассказчик может взять зрителей за горло и заставить на время забыть, что им отлично известно, чем закончится этот фильм.

Так что начало важно. Конечно, найти в своей жизни пятисекундный момент – тоже, но в контексте создания истории важнее всего определить, с чего начать. Правильное начало создает нужную атмосферу, которая нравится зрителям. Правильное начало наладит контакт с людьми и поможет им запомнить вашу историю, обозначив четкий и логичный путь к концу. Как гигантская стрела, указывающая и вам, и аудитории верное направление.

Иногда начало определяется само, легко и непринужденно, иногда – нет.

Моя история «Как я украл пожертвования» заканчивается осознанием того, что я ничего не знаю об одиночестве. Определив этот «пятисекундный» момент, я спросил себя: какое чувство противоположно этому осознанию? Ответ – уверенность в том, что ты кое-что об одиночестве все-таки знаешь, что понимаешь его в каком-то очень важном аспекте. В этой истории мне было легко определить начало, потому что оно произошло в тот же день, что и момент озарения. Оказавшись на парковке станции Citgo за рулем своей машины, я говорю:

Я безумно зол, но в то же время мне грустно. Мне 20 лет, я администратор в McDonald's, зарабатываю 7,25 доллара в час и при этом богаче всех своих знакомых. Моя мать живет на пособие вместе с моей беременной сестрой-подростком, брат год назад ушел в армию, и с тех пор о нем ничего не слышно. Отец исчез из моей жизни 10 лет назад. Единственный, кто может мне помочь (у кого даже есть кредитная карта и машина, которая выдержит поездку до Нью-Гемпшира), – это мой друг Бенджи, а он как раз уехал на какую-то экскурсию от колледжа. Связаться с ним я никак не могу, потому что на дворе 1991 год, а это значит, что звонить нужно из автомата и чтобы при этом человек, которому ты звонишь, находился у телефона, к тому же необходимо знать его номер, и все это сейчас совершенно невозможно.

Этого я совершенно не мог предвидеть. Вот я сижу за рулем, уставившись