Последний удар - Эллери Куин

— Ах, так? Да, действительно, лет девять назад муниципалитет Маунт-Кидрон сгорел дотла, со всеми документами, так что никаких официальных записей о рождении ребенка я найти не мог, но…

— Ага! — сказал Эллери. — И ого!

— Но, — невозмутимо продолжил сержант Вели, — у меня есть живые свидетели. И они утверждают, что те, кто принял опеку над вторым сыном Джона Себастиана-старшего, после того, как первого сына — твоего Джона — отвезли в Ри, были Холлы. Вот именно — врач, принимавший роды, и его жена. Но все дело в том, что они состояли при нем всего две недели. Потом он заболел пневмонией и умер. Холл вызвал другого врача из Маунт-Кидрон, который там до сих пор практикует, некоего доктора Гарольда Дж. Мартина. Доктор Мартин помнит, как составлял свидетельство о смерти. У меня есть его письменные показания. Мартин также помнит, что Холл, убедившись, что ребенок мертв, рассказал ему все: о том, как двумя неделями ранее ребенок родился в его доме сразу же после первого — ребенок миссис и мистера Себастиана, — а этот Себастиан отдал ему ребенка, потому что во время вторых родов жена умерла, и он посчитал виновником смерти второго ребенка, или еще по какому-то идиотскому поводу. В общем, он не пожелал признать ребенка. Должно быть, он повредился умом после аварии.

— Так что даже это имеет объяснение, — сказал инспектор Куин.

— Это номер первый, — с удовлетворением сказал сержант. — Номер второй: я нашел гробовщика, который похоронил малыша у Холлов. Холл рассказал ему то же самое. Номер третий: священник, который читал заупокойную службу над гробом, все еще живет и здравствует в Маунт-Кидрон, в отставке. Он свел меня в церковь и раскопал для меня церковные архивы, и там было черным по белому написано: «Второй сын Себастиана, в возрасте двух недель, умер 20 января 1905 года». Зная своего клиента, я сиял фотокопию. Хотите взглянуть?

— Я ничего не понимаю, — слабым голосом сказал Эллери.

— И номер четвертый, — сказал его отец. — Вели нашел могилку ребенка на маунт-кидронском кладбище. Недорогой и небольшой камень, а на нем надпись: «Себастиан-Холл, 5 января 1905 — 20 января 1905. Да почиет в мире!» Мы могли бы получить ордер на эксгумацию, но не знаю, что бы это нам дало, кроме того, что мы установили бы, что в могиле кости двухнедельного ребенка. У нас полно письменных показаний, чтобы однозначно установить, что близнец родился и спустя две недели умер. Что-то вид у тебя неважный. Что, очень плохие новости?

— Хуже некуда, — простонал Эллери. — Это… Это просто бред какой-то. Этого не может быть… Холлы, сержант — что стало с Холлами?

— Примерно в середине девятьсот шестого они собрали вещички, и больше никто их в Маунт-Кидрон не видел и не слышал. Я никого не мог найти, кто знал бы, куда они уехали. Никаких записей о подобном переезде нет ни у одной из местных транспортных компаний. Вероятно, они наняли фургон из другого города.

Эллери молчал. Потом сказал:

— Спасибо большое, Вели.

— Хочешь об этом поговорить? — сердобольно спросил отец.

— Мне и слов-то не подобрать. Во всем этом безумном деле был один момент, на который, казалось, у меня был ответ. Теперь же… — Эллери вновь замолчал. Затем произнес: — Ладно, это мои проблемы. Спасибо, папа. Вели, поедете обратно — не гоните. Спокойной ночи.

Он выбрался из патрульной машины и, пошатываясь, как старик, пошел к крыльцу.

Девятый вечер: четверг, 2 января 1930 года

Глава Одиннадцатая, в которой тайна Джона Себастиана становится еще таинственней, мистер Куин впадает в отчаяние, а в зверинце появляется еще один обитатель

Дела молодых людей нередко волнообразны, и случается так, что при отливе отчетливо проступают глупости. Не будет преувеличением сказать, что, когда Эллери метался в постели всю бесконечную ночь, включая и дождливые, серые рассветные часы, мысли его не были преисполнены мудрости. В дальнейшем ему суждено было столкнуться со множеством трудностей и успешно их преодолеть, но тогда он был молод, и Дело о Загадочных Рождественских Подарках было только вторым его расследованием — и даже первым, которое он вел в одиночку, — и ему казалось, что наступил конец света. Должно быть два Джона Себастиана, все доводы логики однозначно требовали, чтобы было два Джона Себастиана; разумом он уже установил, что есть два Джона Себастиана; и вот теперь оказывается, что в конце концов есть все же только один Джон Себастиан. Если Джон Себастиан Второй и существовал, то лишь как херувим на небесах и скелет двухнедельного младенца, захороненного почти двадцать пять лет назад, на земле. Это тоже были факты. Когда факт в лоб сталкивается с фактом, что получается? Хаос.

Отсюда отчаяние молодого мистера Куина. В отчаянии его посетило множество глупейших мыслей, о которых двадцать пять лет спустя ему суждено было вспоминать с краской стыда.

В полдень он выкарабкался из постели, горестно мечтая о том, чтобы ничего не знать о преступлении, Джоне Себастиане и, если уж на то пошло, Рождестве.

Спустившись, он застал лейтенанта Луриа на шканцах, подавляющего мятеж на корабле. Мистер Пейн, адвокат, с волнением в медоточивом голосе говорил, что уже второе января, а у него много важных неотложных дел, и он желал бы как можно скорее вернуться в город. Луриа отвечал, что, к его величайшему сожалению, это невозможно. Доктор Дарк с жаром доказывал, что он должен немедленно вернуться к своей врачебной практике, что он обещал отпустить заменяющих его коллег и что лейтенант Луриа должен внять голосу рассудка. Лейтенант Луриа сказал, что выполняет свою работу так, как считает нужным, и что не следует усложнять все дело — ни для него, ни для самих себя. Мистер Фримен, книгоиздатель, Мариус Карло, беглец из оркестра профессора Дамроша, мисс Валентина Уоррен из театра, мисс Эллен Крейг из Уэлсли — все выдвигали свои аргументы с разной степенью взволнованности и эмоциональности; и все получали жесткий отказ от лейтенанта Луриа. Он заявил, что труп еще не опознан, и что теперь зона поиска расширена до пределов всех континентальных Соединенных Штатов, и что ему очень не хотелось бы оформлять общий ордер на задержание их всех в качестве первостепенных свидетелей убийства, но что он вынужден будет поступить именно так, леди и джентльмены, если его к этому принудят. В ответ на это из уст мистера Пейна высыпалась целая тирада юридических терминов, которые изрядно подействовали лейтенанту на нервы. И все совещание развалилось на обрывки возбужденных разговоров, и, наконец, когда осел весь мусор, оказалось, что лейтенант Луриа ушел, а все прочие участники так и остались, где были.

Обед прошел в обстановке всеобщей окаменелости. Были начисто отброшены все претензии на светскость. Расти и Джон опять, по всей видимости, были в размолвке, и из тех неприязненных взглядов, которые Расти бросала на Валентину, из ярости, пылавшей во взоре Джона, направленном на Мариуса, Эллери заключил, что деликатные проблемы «четырехугольника» еще весьма далеки от разрешения. После обеда Дэн З. Фримен удалился в уголок, как белка с орехом, и откровенно погрузился в чтение рукописи, присланной ему из города с нарочным. Оливетт Браун, бормоча что-то как ведьма, склонилась над астрологической картой. Роланд Пейн, подобно тигру в клетке, расхаживал взад-вперед. Доктор Дарк и Артур Крейг, усевшиеся за безик на две руки, остервенело шлепали картами. Достопочтенный мистер Гардинер, обойдя весь этаж с безутешным видом, промямлил что-то о головной боли и малодушно ретировался в свою комнату. Эллен предложила Эллери прогуляться с ней под дождем, получила в ответ бессмысленный взгляд и удалилась, обиженная до глубины души.

Под конец Эллери последовал примеру священнослужителя, отправился наверх, запер дверь и погрузился в глубокое кресло. Но не затем, чтобы подремать. Вместо этого он обхватил виски и думал, думал, думал.

Эллери вздрогнул и очнулся. В комнате был полумрак. Он чувствовал себя замерзшим, все члены его онемели. Он додумался до того, что впал в нечто вроде комы. Ему показалось, что он должен быть благодарен голосам… Голосам! Он резко встряхнулся. Именно голоса вернули его в ужасный мир действительности. Они явно исходили из соседней комнаты.

«В том-то и беда этих старых домов, — подумал Эллери, — у них стены временем подточены. Стоит только чихнуть — или что похуже — и во всем доме об этом уже известно».

Мужские голоса. У кого соседняя спальня?

У Пейна.

Пейн!

Эллери вскочил на ноги, дотянулся до стула, бесшумно поставил его рядом с дверью, соединяющей обе комнаты, встал на стул, помолился про себя, чтобы петли не скрипели, и быстрыми пальцами опустил фрамугу. Скрип был душераздирающий. Но говорящие явно его не слышали, так как были слишком поглощены беседой.