Семиозис - Бёрк Сью

И так далее. Она говорила, чтобы успокоить нервы. Гарри был ее близким другом… и моим? Наверное. Но был ли то труп Гарри или Лейфа, мы лишимся надежды в отношении одного из них. Я не умею утешать, так что надеялась, что ее разговоры помогут ей утешить саму себя – как воспоминания о человеке на похоронах умеряют горе. Я считала, что с собственными чувствами справлюсь. За четыре дня мы смогли отработать часть наших эмоций в отношении Гарри – то есть тех эмоций, которые должны будем испытывать.

– Вот что привлекло мое внимание, – сказал Георг, указывая на красно-фиолетовую тряпицу, завязанную на кусте рядом с ручьем, где он и сделал свою находку. Этот ручей вел к одному из влажных затхлых ущелий в предгорьях у западного хребта. Мы шли по все более заросшим крабовым тропам, а мелкие крабы трещали и шипели на нас из кустарника. Ответвление тропы, покрытое низкими плоскими кораллами, шедшее вдоль ручья, вело в ущелье – к трясине, которую избегали травоядные без хитиновых лап. На нас были промасленные кожаные гетры и закрытые башмаки на толстой деревянной подошве – и мы были вооружены копьями. Георг шел впереди, Роза – за ним, а я была замыкающим. Слизни нас замечали, но мы держали их на расстоянии.

Останки лежали на земле между двумя деревьями. Лиловые слизни и кружевная прозрачная слизь жужжали и извивались среди мокрых костей, гниющих обрывков плоти, серебристых бусин и обрывков одежды – яркой одежды переходных цветов. Роза судорожно вздохнула, хотя лицо ее оставалось мужественно-спокойным. Я подошла на несколько шагов ближе и подняла копье, защищаясь от слизней. Что его убило? Большой хищник его разорвал бы, но он лежал между древесных корней, аккуратно вытянувшись, раскинув руки, лицом вверх. Это была одежда Гарри, его шляпа, его пышные каштановые волосы. Стеклянные бусины браслета лежали на плесневой земле у одного из корней. Шнурок, как и его плоть, в основном был съеден. Резные ярко-оранжевые и розовые бусины рассыпались по костям запястья.

Его свалил инфаркт? Несмотря на молодость, у него было больное сердце. Укус ядовитой ящерицы? Ядовитые ящерицы любят заболоченные леса. Но почему он раскинулся, словно в уютной постели? Гарри мог показушничать. Или напиться. Или быть в состоянии интоксикации. Я медленно обходила труп. И тут я заметила.

Земля была покрыта корнями деревьев, так что один из них дугой выходил из земли рядом с кучкой костей и бусин – и его кора в одном месте была недавно стесана. Когда я нагнулась, чтобы присмотреться, из глотки бедняги Гарри с гудением выпрыгнул слизень. Я проткнула его копьем и задержала дыхание от гнилостной вони. На корне рядом со вторым его запястьем оказался кусок кожи. Я пошевелила обрывок концом копья – и увидела на коре такую же отметину. Этот влажный лоскут – действительно кожа человека, или это был широкий ремень? Я снова его ткнула, изучая строение. Кожа ящерицы, скорее всего геккона – прочнее не бывает. Что это может означать?

Я выпрямилась, чтобы посмотреть на его лодыжки. В нескольких шагах от трупа Роза отвернулась, давясь рвотой – и, кажется, рыданиями. Георг утешал ее, подавая платок.

Полусъеденные гетры Гарри, шнурки от башмаков и носки лежали влажной грудой, но корень рядом с его лодыжкой нес следы стирания, а корень у второй был обернут полупереваренным обрывком кожи. Каблуки башмаков Гарри зарывались в раскисшую почву снова и снова. Из-за влаги и прошедших четырех дней следы немного расплылись, но сохранились – глубокие. Вокруг тела опавшие листья и палки были сдвинуты, когда Гарри вырывался. Его привязали и живьем скормили слизням.

Я попятилась к Розе и повернулась, справляясь с приступом тошноты. Хотелось надеяться, что я фантазирую. Я снова посмотрела, прижав ко рту платок. Нет: все очевидно.

– Надеюсь, это был не орел, – сказала Роза, сделав глубокий дрожащий вдох. – Это ведь был не орел, да?

Я обдумала свой ответ. Я приучила модераторов к тому, что отвечаю медленно. Может, она пытается снять с себя подозрения? Я не могла себе представить, чтобы Роза кому-то намеренно повредила, но кто-то же убил Гарри! Или что-то? Нет: животное такого сделать не сумело бы.

– Это так печально, – добавила она, – умереть и быть вот так съеденным…

– Орлы бы растащили кости, – сказала я.

– Ящерица? – предположил Георг.

Я еще раз осмотрела труп. Четких следов рядом не было – не считая моих собственных, – но я разглядела несколько неявных, сделанных несколько дней назад. Рядом, полускрытая, за погибшим кустом коралла, валялась пустая банка из-под трюфеля. Гарри немного выпивал, жевал семена коки, ел корни лотоса, но старался это скрывать – да и, по правде говоря, потреблял он все это умеренно. Мы этот момент с ним обсуждали и не находили разногласий как по этому, так и по многим другим вопросам. Его доброму имени повредило бы, если бы я допустила, чтобы люди сочли его погибшим от опьянения.

Тем не менее я это допустила. Пришла команда с носилками и не без труда отделила его от слизней и слизи и унесла домой. Мы помянули его в Доме Собраний, а похороны назначили на завтра. Мне следовало бы сказать кому-нибудь правду. А я вместо этого всматривалась в грустные лица и покрасневшие от работы руки собравшихся, гадая, кто это сделал. Кто мог такое сделать? После почти сорока лет работы уполномоченным по общественному порядку, когда я видела такое, чего соседи друг о друге не знают, я усвоила, что не могу влезть другим в головы и понять, почему они дурно друг с другом обращаются или крадут друг у друга. Порой я и собственных действий не понимала.

Убийство. Мне пришлось проверять написание этого слова, потому что раньше мне его записывать не приходилось. «Незаконное прекращение жизни одного человека другим, особенно со злым умыслом», – говорится в пособии по криминалистике, которое хранится в моем кабинете – то есть в небольшой сторожке у западных ворот, в том месте, где я могу при необходимости говорить с кем-то приватно. Злой умысел. Гарри сопротивлялся. Изо всех сил. Надеюсь, сердце у него быстро отказало.

Мне еще не приходилось расследовать убийства. Земные методы, предписанные в справочнике, на Мире не работали, конечно. Я не знала, кому можно доверять, и потому никому ничего не сказала. Даже модератору, хотя мне хотелось бы доверять Розе. Как Мир отреагировал бы, если бы я объявила, что Гарри запытали до смерти? Открытое расследование вызвало бы панику и заставило виновного скрываться еще тщательнее.

Мне следует идти в постель, но нормально спать не получится. Моим утешением неизменно были ежевечерние записи своих мыслей: я доверяла свои тайны бумаге, чтобы потом их сжечь.

Муж и раньше наблюдал у меня бессонницу. Он, наверное, заведет со мной разговор, пока мы будем смотреть на сияющие сквозь крышу звезды. Он работает с недавно найденным метеоритом: килограммом почти чистого железа, которое можно будет пустить на инструменты, компасы и пищевые добавки: настоящее сокровище. Мы сможем поговорить о разных вариантах, и он поможет мне забыть про здесь и сейчас. Мой первый брак был ошибкой, а вот с ним я могу делиться почти всем, а когда он чувствует, что мне необходимо хранить тайну, то просто говорит: «О!» – словно обнаружил приятный сюрприз. Иногда мы вместе смеемся, но не сегодня. Не смогу.

День 372. Факты: Гарри исчез пять дней назад. Он ушел на утреннюю прогулку и собирался сажать семена бамбука. Его отсутствие заметили только на следующее утро, и поиски ничего не дали, потому что мы считали, что он ушел в другом направлении. Как он попал в то ущелье? У него не было явных врагов, хотя Мир как весенняя река разливается сварами, бессмысленными спорами, воображаемыми уколами, реальными оскорблениями, ревностью, обидами, детским соперничеством, длящимся десятилетиями, семейной агрессией, сексуальной напряженностью и сплетнями… бесконечными сплетнями. Интересно, сплетники знают, как я восхищалась Гарри?

Случаются драки – в основном между мальчишками и молодыми парнями, хотя девочки и женщины тоже могут устраивать потасовки. Я игнорирую драки, если нет серьезных травм и никто не жалуется. Но никто никогда никого не убивает.