Мой худший друг - Мария Николаевна Высоцкая

Он меня поддержал, потому что уже знал, что вчера я плакала.

Жалость, смешанная с его желанием обладать. Он поставил себе какую-то глупую цель и идет к ней любыми путями.

Накрывает. Я словно стою под ледяным дождем, промокшая до нитки. Внешний мир медленно восстанавливается. Я начинаю слышать и видеть. Понимать, что на нас смотрят. Что мимо нет-нет да кто-то проходит.

Отталкиваю его от себя.

Азарин, видимо, не ожидает, потому что делает шаг назад. Всего шаг, которого мне хватает, чтобы вывернуться из этого гадкого плена и унести ноги. С топотом, через ступеньку и размыленным изображением, пока не окажусь в комнате.

Влетаю туда и почти сразу напарываюсь на Катю. Она приветливо взмахивает рукой, а меня прорывает.

– Зачем ты ему рассказала? Это должно было остаться между нами. Мои слезы! – кричу на нее все еще под действием адреналина и жгучей обиды.

– Я хотела как лучше.

Она говорит спокойно, но голос дрожит.

– Не лезь куда тебя не просят. Слышишь? Зачем ты все это делаешь? Кто тебя просит вообще?!

– Арин, я же…

– Что? Болтаешь направо и налево? Предаешь меня?

– Я не…

Токман замолкает. Всхлипывает. Отходит к окну с понурым видом. Может, ей и больно, но мне плевать. Как она только додумалась ему рассказать. Зачем?

Сваливаюсь на кровать с жуткой злостью, которая медленно трансформируется в стыд. Стыд перед Катей.

Поджимаю под себя ноги и упорно смотрю в стену.

Токман тихо выходит за дверь, а я костерю себя на чем свет стоит. Не нужно было на нее кричать. Я не имела на это права.

Глава 13

Тим

Переборщил. Напугал. Расстроил. Сам поспособствовал ее бегству.

Мания обладать разрастается с каждой секундой, и удержать себя в рамках дозволенностей, установленных собой же, с каждым днем становится все труднее.

В какой момент меня окончательно на ней повернуло, сказать сложно. Последняя вменяемая вспышка разума была вчера днем. До физры. Потом накатила жгучая волна раздражения.

Перетряхивало от того, как на нее смотрят. От того, что по тупой природной случайности они имеют на это право. Видеть.

Видеть ее, когда она моя.

Черная, жгучая злость, затуманивающая разум, настолько велика, что оставаться беспристрастным нет никакой возможности. Ситуация минута за минутой выходила из-под контроля.

А потом взрыв и мириады звезд, отражающиеся в ее глазах. Страх, смешанный с тем самым чувством, которым я сам наполнен доверху.

Сердце сжимается подобно гравитационному коллапсу, но разве не он один из фундаментальных способов формирования объектов во Вселенной?

Мы есть. Мы сформированы и несемся друг другу навстречу. Столкновение неизбежно.

Столкновение, которое вызовет возмущение пространственно-временного континуума.

Жгучая ревность, разгоняемая по венам вместе с кровью, всего лишь толчок перед осознанием и полным принятием.

Любовь?

Любовь.

События в моей голове летят куда быстрее, чем в скучной реальности, где мы с Громовой их лишь вяло нагоняем. Не без эксцессов. Ровно как вчера.

Она извинилась. Выровняла наш баланс, не имея никакого понятия о выжигающей меня изнутри ревности, которая в ту же секунду трансформировалась в злость и вырвалась наружу.

Желание обладать вышло на первый план.

Ее губы. Объятия. Злость.

Минус одна жизнь. Не сохранился…

Остаток дня просидел в комнате. Бесился от собственного кретинизма. Утром Арина без слов прошла мимо и впервые за все время существования нашего официально созданного тандема отсела.

Демонстративно пересела к Лизе за первую парту. А на удивленный взгляд преподавателя ответила, что у нее сегодня болят глаза и она плохо видит с дальней парты.

Ручка, которую я сжимал в кулак, разлетелась на два пластиковых ошметка.

* * *

Водитель забирает меня после двух. Катька демонстративно шагает мимо.

Обычно по пятницам наш водитель отвозит домой и ее. Но после скандала с Ариной из-за меня, конечно, она, гордо задрав голову, шагает в тачку Кайсарова.

Прилипаю затылком к подголовнику, а минуту спустя сползаю ниже и поднимаю перегородку, разделяя салон на две части. Весь путь пялюсь перед собой и кручу в руках телефон.

Подмывает что-нибудь написать Громовой, но я себя одергиваю. Зато уточняю у Аньки, куда там вечером приезжать. Изначально идея с этой «Комнатой страха» меня не вдохновила, но, так как там будет Арина, пропустить сие мероприятие я не могу.

Дом встречает запахами выпечки и смехом мамы, она еще вчера вернулась из Барселоны.

– Привет, – она сразу выходит мне навстречу, поправляя белоснежное каре.

– Привет, – снимаю куртку и обнимаю ее в ответ.

– Есть будешь? Я с утра у плиты. Ваня с Татой вечером заедут, – поясняет свою вспышку активности. Мама нечасто готовит. Много времени уделяет работе.

– А че там?

– Индейка, семга на гриле, салат… Как у тебя волосы отросли, – проводит рукой по моей голове.

– Ага, надо подстричься заехать.

– Папа сказал, что ты подал заявку на грант.

– Меня слили, – ухмыляюсь. – Что он, в общем-то, и прогнозировал.

– Расстроился?

Расстроился ли я? Нет. Скорее, наоборот, еще больше вошел в азарт. Неудачи никогда не вводили меня в ступор, скорее, подталкивали двигаться вперед.

– Не.

– Ну и хорошо. Ты у нас такой умный.

Мама улыбается, а меня прошибает легкой волной смущения. Слышать что-то подобное из уст друзей или незнакомых людей – просто факт, с которым я согласен. От родителей же это всегда вспышка тепла и некой сконфуженности. Желание не подвести. Даже не их ожидания, а свои собственные.

– Так что?

– Рыбу.

– Отлично. Идем тогда, я тебя покормлю. Как дела в школе?

– Как всегда.

– Математика?

– Я стараюсь, – смеюсь и сажусь за барную стойку.

– Ульяна сказала, Зверева и Аринке тройку влепила.

– Ага, Громова по этому поводу уже второй