Метаморфозы - Василий Головачёв

Громады вокруг превратились в разбитые и сгоревшие самолёты, а сам путешественник стоял на лётном поле, испещрённом шрамами взрывных воронок.

Ладно, здесь хоть всё понятно, а фронта не слышно из-за удалённости полосы боевого столкновения. Интересно, куда он отодвинулся? На запад или на восток?

Иннокентий подумал, качнул головой. Не верилось, что украинские войска прорвали оборону российских сил и дошли до Азова. Сердце подсказывало другое.

Новая кьюар-бездна подхватила математика, швырнув ещё выше (или ниже, если подумать, поскольку ориентиров кьюар-трекинг не даёт, а счёт реалов – изобретение собственного воображения), и он вышел в сто одиннадцатом реале, где жил Таллий. Не промахнулся, судя по радиоактивному свечению почвы и строений какого-то поселения невдалеке. В реале «брата» украинцы нанесли по тылам российской армии удар «грязной» атомной бомбой, и площадь заражения почвы здесь достигала многих тысяч квадратных километров.

Иннокентий снова включил радиостанцию, вернее, обе: персональный брейнкомплекс – чип связи в голове – и рацию в шлеме «скорпиона», подождал несколько минут и выключил. «Сто одиннадцатый братишка» не ответил. Вероятнее всего, он таки остался в восемьдесят восьмом реале вместе со Стешей. Но проверить это можно было, только высадившись в том дубле «эвереттовского саксаула».

Вспомнив, что несколько «соседних» ответвлений реальности не так опасны, как знакомые двадцать третий и сорок первый, он шагнул в темноту кьюар-колодца и вышел в сотом, где побывал однажды.

Здесь тоже царила ночь, но вокруг вставали тихие массивы леса, снаряды не взрывались и пушки не грохотали. В сотом реале безоговорочно победила Россия.

Впрочем, для Иннокентия в данном случае это было неважно. Главное, можно было спокойно решить задуманное, не страшась угроз.

Сориентировавшись по звёздам, он двинулся в путь, выбрался на край поля, и, обходя воронки и остовы сгоревших бронемашин, отмахал от места выхода по крайней мере три километра, пока не дошёл до какой-то речушки. Проанализировал в уме диспозицию: шахты в этом реале не было, но он точно находился в том месте, где в восемьдесят восьмом реале стояла угольная шахта. Можно было не сомневаться.

Отдохнул, попил водички, собрался, насколько позволяли нервы, досчитал до пяти и шагнул в темноту.

Выход не принёс неожиданностей вроде атаки индивидоров или дронов. Ночь продолжалась, но среда, в которой оказался кьюарходец, была другой, и запахи были другие, и окружавшие точку выхода объекты: конус террикона, башня шахты, её строения и заборы. И не слышно фронтовой полосы. Лёгкие извергли застрявший в них воздух: он дома! Но не расслабился, помня о недавнем нападении умных пуль.

Определив направление на восток, зашагал и вышел прямо к железнодорожной станции, источавшей знакомые запахи шпал, рельсов, масел, железа и каменного угля. Станция располагалась на границе шахтной территории, тёмная и тихая, ни одного огонька в её строениях не было видно, а в небе не было видно ни одного дрона.

Станция же вовсе не была разрушена, как ожидал гость. Судя по отсутствию воронок, по путям никто не стрелял, а на рельсах виднелись два состава пустых вагонов и несколько вагонов отдельно. Один из них стоял совсем рядом, и математик определил в нём мотоплатформу.

Откуда-то доносились приглушенные голоса и ритмические звуки, словно в землю забивали трубу. Никаких опасных движений настроенный на защиту организм не обнаружил, и Иннокентий снова удивился мирной жизни конкретного участка территории Донбасса. В течение нескольких минут оценив обстановку, он вызвал Таллия, но ответа не дождался. На душе стало тревожно, так как впереди в таком случае его ждал трудный поиск парня в других реалах.

Подождав ещё немного, Иннокентий вызвал в памяти криптономер персон-линии Стефании.

Какое-то время, показавшееся вечностью, в голове стояла хрупкая тишина. Стефания не отвечала. Затем, когда он уже собрался сдаться, в ушах послышался тонкий всхлип криптозащиты рации и едва слышимый голос разведчицы выговорил короткую фразу:

– Донецк… мединститут… засада…

Иннокентий чуть не закричал от радости, вовремя зажав рот ладонью.

– Стеша?!

Она не ответила. Связь оборвалась. В ушах лопнула гитарная струна, и ничего больше. Но этот звук сказал ему всё, что он хотел узнать: Стефания находилась под медикаментозным контролем, а его в каком-то мединституте ждали.

Губы раздвинулись в угрожающей улыбке, показав небу зубы. Ждёшь, ублюдок?

Он даже представил «Баталера» в виде человека.

Прекрасно, жди! Я приду!

Жест в виде среднего пальца к небу закончил общение с видеокамерами неведомых спутников.

Россия-23. Донбасс

22 июля

Взрыв раздался в десять часов три минуты утра по местному времени: взлетел на воздух первый корпус районной больницы в Новоазовске, а четыре этажа второго сложились один на другой, образовав гигантский горб, похожий на конус террикона. Поднялась паника, взвыла сирена. К больнице устремились машины тревожных служб, МЧС, спасателей, скорой помощи и полиции. Позже подъехали сапёры, помогая спасателям.

С интервалом в десять минут сюда же прилетела вторая ракета – «Точка У», но была перехвачена зенитно-ракетным комплексом «Панцирь», охранявшим город.

Впоследствии оказалось, что всего ракет было пять. Первые две, ракетные обманки ADM-160 MALD, были выпущены двумя самолётами – Су-24 и Ф-16 – для отвлечения ПВО города и послужили как бы для отвода глаз. Затем третья – английская CCALP, которую отвёл в сторону комплекс РЭБ «Алабуга». Четвёртую – «Точку У» – сбил российский «Панцирь», однако хватило и одной ракеты, учинившей панику районного масштаба, убившей тридцать семь лежавших в госпитале бойцов и ранившей ещё сорок. Как оказалось, в этом же госпитале лечился и единственный сын командующего фронтом Сапрыкина. Он тоже был убит.

В момент нанесения удара Шелест находился в расположении разведбата под Запорожьем, разрабатывая разведывательно-десантную операцию по ликвидации подразделения ВСУ «Дракон», расстреливающего собственных же солдат при попытке отступления. Получив сообщение о ракетном ударе, полковник сразу понял, что от него потребует Чащин, и напряг все подконтрольные ему агентурные сети и связи, как на фронте, так и глубоко в тылу врага. Поэтому когда командующий силами ГРУ на Донецком направлении позвонил ему в одиннадцать часов утра, Олег уже обладал нужной информацией.

Разговор состоялся в блиндаже второй полосы обороны, оборудованном всего в километре от «передка», за которым начиналась пересечённая местность до окраин шахтного посёлка Новогиреево, а за ним виднелись дома Запорожского левобережья. Блиндаж был замаскирован новейшим пузырём из сетчато-волокнистого материала с голографическим эффектом, скрывающего весь район командного состава, имел комплекс спутниковой связи, также замаскированный под деревья и кустарники, и украинская «арта», как бойцы называли артиллерию, ещё ни разу не стреляла по этому месту.

Шелест сел за добротно сколоченный из досок стол с ГЛОНАСС-приставкой и увидел в створе монитора связи лицо генерала, изредка передёргиваемое судорогами помех. Украинцы тоже имели хорошие глушилки, переданные им немцами и французами, поэтому иногда накрывали каналы связи полосами шума.

– Звонил Сапрыкин, – без всяких предисловий начал начальник ГРУ. – Убит его сын Артур.

Шелест кивнул.

– Девятнадцать лет, – добавил Чащин, бледный, незагоревший, несмотря на жаркое лето, с тёмными кругами под глазами.

Шелест кивнул.

– Есть соображения? – закончил Чащин.

Шелест кивнул.

– Удар нанёс третий дивизион сто седьмой реактивной артиллерийской бригады из-под Харькова. Приказ отдал командир бригады полковник Сергей Сученко, исполнил подполковник Евгений Рожин, операторы наведения – англичане.

– Я спросил, есть ли соображения. Нужна очень жёсткая ответка.

Олег помолчал.

– Можно попытаться сориентировать «Кобру». Но вероятность поражения не будет стопроцентной. Бить придётся сразу по трём объектам.

– А если послать Лобова с его командой?

Шелест вгляделся в глаза Чащина, выглядевшего уставшим и опустошённым. Разговор с командующим дался ему нелегко.

– Лобов не волшебник, Глеб Борисович.

– Может быть, и не волшебник, но он выходил из таких положений, какие простому смертному не по силам представить.

Олег вспомнил лицо капитана (по легенде, полковника Лобачевского), словно выточенное из камня, твёрдое, скуластое, с волевым подбородком и синими глазами. Не дай бог встать такому на пути! Тарас действительно имел талант выживания в экстремальных условиях, и на него можно было положиться как на ангела-хранителя. Тут же рядом возникло лицо Снежаны. Сестра не зря влюбилась в парня и не раздумывая взяла на себя обязанности такого же ангела-хранителя для любимого. Пара получилась отменная.

– Полковник?

Олег очнулся.

– Я поговорю с ним.

– И с его