Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев

Сегодня вечером уезжаю в Юрмалу. Б. Н. неожиданно меня «выдворил», так как сам собирается в отпуск с 1 августа, чтоб я оставался на хозяйстве, пока никого не будет. 5 августа я должен быть на работе.

Сейчас толком ничего записать не успею. Поэтому только обозначу.

9 июля собрание всего аппарата в присутствии Горбачева и других секретарей. Доклад Лигачева «о положении в Узбекской республиканской организации». Ужас, полное разложение. Запомнил: урожай хлопка рос, а выход волокна снижался из года в год, обворовывали государство на сотни тысяч рублей, сумели с помощью приписок утаивать по 240–300 тыс. тонн хлопка, взятки брали десятками тысяч, государство же обкрадывали на миллионы. В Ташкенте настроили дворцов, площадей и проч. Одно панно на станции метро стоило 2 млн. А между тем, полмиллиона жителей города до сих пор в глинобитных хижинах=землянках, без канализации, водопровода, газа, а то и без электричества. То же в Самарканде, втором городе по населению. Все начальство от высшего до нижнего обзавелось роскошными особняками в городе и виллами за городом, у некоторых по пять машин в личном пользовании. В ЦК КПСС за три последних года поступило обо всем этом 30 000 писем, однако. никто не придал этому значение.

В одной только Кашка-Дарьинской области арестовано все управление внутренних дел, т. е. милиция и Ко, во главе с начальником. «На сегодняшний день», как выразился Лигачев, у них уже изъято ценностей на 7 млн. рублей. В министерстве внутренних дел республики обнаружена приписка: 700 коммунистов «мертвых душ», с целью показать значительность партийной прослойки в министерстве. Во всех обкомах на главных должностях сидели родственники. Освобождено сейчас от работы несколько тысяч партработников всех рангов, около 1500 из них отданы под суд. Словом, какая-то фантастическая обираловка, перед которой бледнеет Михаил Евграфьевич (Салтыков-Щедрин).

Не очень ясно, почему решили это все разоблачить перед лицом всего аппарата, начиная с референта-инструктора. Может, чтоб каждый почесал где надо, не лежат ли у него в сейфе или в записной книжке «подобные факты»?!

С 10 по 13 июля был в Праге на Совещании секретарей ЦК. Доклад Б. Н… Румыны. Тост Пономарева. Шифровка. Состояние: ты не сделаешь, никто за тебя не сделает.

Б. Н. затащил меня в редакцию «Проблем мира и социализма». Произнес часовую речь, экспромтом (пересказал в примитивном исполнении свой доклад на совещании секретарей ЦК). Потом вопросы и ответы. Мне он дал выступить по вопросу о Ватикане и социал-демократии, решив, что облагодетельствовал, но «дополнял», видимо я недостаточно обложил Папу.

С 16 июля по 5 августа был в «Янтаре». Великолепно провел 21 день. Теперь вот заменяю Пономарева и Загладина. Завтра впервые в жизни придется не только быть, но выступать на Политбюро.

Дел много. И опять, теперь уже Горбачев на ПБ, потребовал от Б. Н. откровенного доклада о комдвижении, а главное — «что с ним делать». Вольский за столом в «Янтаре» говорил мне (он был на этом ПБ), что из пятиминутного дела — итоги встречи Горбачева с Ван-Гейтом — возникла двухчасовая дискуссия, выступили все и «вашего» (т. е. Б. Н.) «здорово приложили».

Но Б. Н., судя по тому, что с 19 числа ничего не было сделано и что он никого, даже Загладина не проинформировал, относится к этому пренебрежительно (так случалось при Андропове, а потом и при Черненко). Он не чует, что надоел и что его монополия на международное комдвижение никого не устраивает.

Вольский (помощник генсека) рассказал мне: «Захожу, — говорит, — после заседания Политбюро к Горбачеву по своим делам, а он меня вдруг спрашивает: как ты думаешь, выйдет чего-нибудь из этого?»

— Из чего? — не понял Вольский.

— Из обсуждения комдвижения на Политбюро. Понял ли и в состоянии ли понять Пономарев, чего от него хотят? Сможет ли он отреагировать как надо? Ведь там (на ПБ) никого из международников, кроме него самого не было. Как он донесет задачу до исполнителей?…

— Я, — говорит Вольский, — отнекался, мол, совсем я по другому департаменту. Ничего не могу сказать.

(Впрочем, может быть, Вольский что-то и сказал, только мне, Черняеву, не обязательно об этом знать).

Вот таково отношение к Пономареву.

Сегодня по телефону он пытался пускать мне пыль в глаза. Мол, ничего особенно, нам не предъявили претензий, не требуют срочно материал. Но, когда я ему сказал, что в аппарате идут разговоры, что Международный отдел «приложили», он несколько обмяк и стал советовать отнестись серьезно.

Выступления моего на Политбюро не состоялось. Присутствовал я на всех вопросах, а когда дошло до четвертого, по которому я должен был фигурировать, Горбачев заговорил сам и сказал примерно то, что я собирался сказать. При этом все время апеллировал ко мне, я, естественно, кивал. То ли он хотел облегчить мне задачу, то ли просто время не хотел тратить, не знаю. Он относится ко мне по-товарищески, сам произнес это слово, обняв меня за плечи перед своими помощниками после встречи у него с американцем Гарстом.

Правил рецензию Архипова на болгарский двухтомник о Димитрове. Архипов — ответственный секретарь журнала «Коммунист». А какое убожество эта рецензия! И какая неосведомленность относительно политики ЦК в отношении комдвижения сейчас! А ведь эта статья для центрального органа ЦК.

Вчера между делами закончил статью для «Коммуниста» о комдвижении. Получилось, кажется, неплохо и даже оригинально. Самое важное, что во всем ее стиле новое (желательное, не пономаревское, а надеюсь горбачевское) отношение к иностранным компартиям. Новый дух — не «борьбы за единство на базе марксизма-ленинизма», а понимание их собственных задач.

В пятницу были две встречи.

Антонио Рубби — зав. Международным отделом ЦК итальянской компартии, Тревер Мунро — генсек рабочей партии Ямайки. По два часа с каждым.

С Рубби мы давно знакомы. Он бывает озлобленным и тогда публично говорит про нас вещи худшие, чем любой самый правый в итальянском руководстве. Поэтому было любопытно с ним — после того, как у них побывал Горбачев на похоронах Берлингуэра и произвел на них «неизгладимое». Рубби любит играть в откровенность, резать «правду-матку». Но на этот раз был предельно ангельски лоялен, вел себя сугубо по-товарищески. Даже, спросив про Афганистан, не завелся и не произнес их сакраментальную формулу: «Чего вам там надо?!»

Мунро — рафинированный интеллигентный негр, «brain» всех левых во всем Карибском бассейне, весьма образованный марксист. Он очень боялся, что я откажусь с ним встречаться. Мы, действительно, дважды в этом году откладывали его визит в Москву, потому что он «наделал глупостей». После Гренады (разгрома американцами революции там) обвинил Фиделя Кастро в предательстве, всячески оправдывал Корда, насочинял теоретических оправданий его действий, как последовательного революционера-ленинца, в отличие от Бишопа, мелкобуржуазного говоруна, который де нужен был на первом этапе революции, а потом стал ее тормозом. И т. д. в духе лучшей сталинской ортодоксии.