Музейный артефакт - Данил Корецкий

Гость наклонился вперед, навалившись грудью на стол и выложив перед собой руки с широкими запястьями. Косточку правого украшали пять точек – как на костяшке домино. Такие колют себе малолетки: четыре сторожевых вышки и смелый пацан посередине… На безымянном пальце синел перстень: черный квадрат пересекает белая полоса – тоже память о ВТК[30]. А крест на среднем пальце – знак вора, это уже на взросляке накололи… Дурак был, сам себе особые приметы рисовал! Теперь приходится срезать бритвой, вон на указательном квадратный рубец, а был ромб с десятью лучами – символ отбытого срока. И остальные срежет… Но сейчас Студент не смотрел на татуировки, рассказ Мерина так захватил, что он даже рот открыл!

– И вдруг меня такой мандраж взял, аж вспотел весь! – на бесстрастном лице старика впервые отразились эмоции. – Не так от пушки, как от кольца этого… Да и рожа Седого… Особенно глаза: как у зверя, так и раздерет на куски и сожрет…

Он замолчал, тяжело дыша.

– Отстал я от него и никогда больше не пересекался. А он лихим налетчиком стал, на мокруху легко шел, боялись его все… И фарт ему пер: все с рук сходило – от облав уходил, пули мимо летели, засады впустую ставили… Базарили, что это все от перстня…

– А что потом? – спросил гость.

– Потом чекисты его застрелили в горсаду, – ответил Мерин. – Изрешетили всего.

– Как же так? – гость громко сглотнул. – А может, твой Седой в тот день вышел без перстня?

– Да нет, не снимал он его…

– А почему не помог перстенек этот?

– Наверное, фарт закончился. – Мерин развел руками. И сам задал вопрос: – Слышь, Студент, а чего ты вдруг на эту тему сел? Музеи бомбить надоело? Решил на крупное пойти?

Парень закусил губу, глянул исподлобья недобро.

– За такие вопросы язык отрезают!

– Кому, мне?! – выцветшие глаза на миг блеснули прежним ледяным холодом. – Ты, сявка, фильтруй базар! Забыл, с кем трешь?! Я коронованный вор, я сорок лет общак держал!

– Ладно, ладно. – Студент поднял руки. – Это я не со зла закосячил… А ты же, вроде, завязал?

– Я не завязывал! – Мерин покрылся красными пятнами и так ударил по столу сухим кулачком, что из нетронутого стакана выплеснулась водка, расплывшись по газете темным пятном. – От дел отошел – да! Потому как годы не те… Но на благо воровское вношу, на сходки хожу, непонятки развожу… А сейчас, пока Голован на зоне парится, так я за него все «непонятки» развожу…

– Все, все, – примирительно сказал гость. – Прости меня, Братское сердце…

– Ладно, проехали, – после долгой паузы произнес Мерин. Лицо его вновь приобрело пергаментный цвет. – Вы, молодые, по-другому живете, по-другому думаете… У вас и мозги по-другому устроены. Сколько тебе было, когда ты эти… цацки сдернул?

– Фалары? Только семнадцать исполнилось… Это и спасло – червонец дали, как малолетке. А был бы постарше, мы бы тут не базарили… За особо крупный размер вполне могли лоб зеленкой намазать[31]…

– А сколько они стоили? – прищурившись, поинтересовался Мерин.

– Никто не знает, – усмехнулся Студент. – Эксперты сказали, что эти фалары единственные в мире. Типа, они бесценны!

Мерин усмехнулся и покрутил головой.

– А ты их стырил! На мировую редкость замахнулся! Мне бы в твои годы такое в голову не пришло!

Он осторожно поднес стакан ко рту, вытянул губы, отхлебнул водку, словно чай, понюхал кусочек хлеба и положил его на место.

– Зато я никогда на «мокрое» не ходил! – огрызнулся Студент.

Это одновременно было и оправдание, и упрек. Но старый вор только философски пожал плечами.

– Легко метлой мести[32], когда на всем готовом… Хочешь – часы сымай, хочешь – фармазонь[33], хочешь – хаты бомби… А когда нищета кругом, фрайера без копья ходят, в тряпье голимом… Если сымешь за день сапоги хорошие, считай, повезло… А там, где капуста[34] водится, или рыжье[35] – там всегда охрана с дурами[36], поэтому без мокряка никак не обойтись было… А ты вон сколько рыжья по-тихому взял…

– Фарт пришел, вот и взял…

– А куда ж ты дел такое богатство? – внезапно оживился Мерин. – Если б заныкал, небось ко мне с коньяком бы подвалил. Да и вместо маечки за рупь тридцать костюмчик бы носил финский за сто пятьдесят рябчиков… И Матросу бы сразу отдал семь штукарей, не стал бы в долг играть…

– Откуда знаете про Матроса?! – вскинулся Студент.

– От верблюда! – старый вор ощерился, показывая желтые зубы. – На катране вас шестеро было! Весь город знает! Так куда твои фалары делись?

Студент печально усмехнулся и щелкнул пальцами по своим золотым зубам.

– Вот они! Я сразу все переплавил и зубнику продал. Он и мне фиксы поставил, и еще десяткам фраеров: коронки, зубы, мосты… Они и не подозревают, что жуют антикварным бесценным скифским золотом!

– Лепиле[37] сколько дали? – поинтересовался Мерин.

– Нисколько, – ответил гость, наливая себе очередную порцию водки. – Я его не сдал.

– Молодец, ты пацан правильный, – кивнул старик. – И башка у тебя светлая. Базарят, дома книг навалом… Так?

– Так.

Студент залпом выпил и, подцепив на гнутую вилку несколько маленьких рыбешек в красном соусе, ловко отправил их в рот.

– И на зоне вроде читал много…

– Угу…

– И в библиотеку ходишь? – Мерин с любопытством рассматривал гостя и чуть заметно улыбался.

– Редко. Когда припрет… А что?

– Значит, в натуре студент! Наши все, когда припрет, в кабак идут, – старый вор добродушно рассмеялся. – Ох, молодежь, молодежь…

И вдруг его добродушное веселье вмиг исчезло, улыбка превратилась в хищный волчий оскал.

– Только чего ж ты в долг такие бабки вкатываешь? На перо[38] сесть захотел? Матрос ведь мокрушник безбашенный!

Гость отмахнулся.

– Еще то перо не заточили. Он мне дал десять дней сроку. Так что успею рассчитаться!

– Да ну? А где возьмешь-то? Это тебе не три сотни!

– Найду.

– Ну-ну… – старый вор вновь вернулся в свое обычное меланхоличное состояние и принялся медленно катать по столу шарик из хлеба.

– Слушай, Мерин…

Студент заколебался: говорить дальше, или остановиться? В их кругах лучше оборвать фразу, чем сказать лишнее. Но решил закончить вопрос.

– А бывает, что поп в церкви на самом деле не поп, а переодетый лягаш?

Мерин удивленно вытаращил глаза, покачал головой.

– Ты что, совсем с катушек съехал? Откуда такие легавые? Чекистом засланным быть может, это да…

Гость присвистнул:

– Хрен редьки не слаще!

– А чего спросил-то? – поинтересовался Мерин.

– Да так, просто. – Студент задумчиво съел еще несколько килек, испачкав губы красным соусом.

– Ну, просто так просто, – хмыкнул старый вор и вздохнул. Но вдруг снова оживился: – А скажи-ка, Студент, вот ты с кайфового, громкого дела начал, многие за всю жизнь такого не сработают. А вот о чем ты сейчас мечтаешь? После такого крупняка всякая мелочевка – западло…

Студент вытер рот рукой и улыбнулся, обнажая золотые фиксы.

– Я сегодня у тебя, как у попа на исповеди! Ну, ладно, раз уж у нас такой задушевный разговор, с пониманием…

Он перестал улыбаться и вздохнул.

– Хочу корону царскую дернуть! Ивана Грозного… Золотая, вся в драгоценных камнях… Похлеще скифских фаларов будет!

– А ты откуда знаешь, какая она?

– В книге видел. «Музеи Кремля» называется…

– Ни фига себе! Как же ты к ней доберешься? – вор снова чуть отхлебнул из стакана.

Студент снова вздохнул:

– Никак. Если фарта не будет, лучше и не пробовать.

Он встал.

– А если дернешь свою корону, что тогда? – не отставал Мерин.

– Куплю маленький домик на берегу моря и заживу спокойно.

– А ты когда-нибудь на море-то был?

– Нет, – нехотя ответил Студент. – Я в кино видел. Ну, бывай, Мерин!

Он направился к низенькой двери.

– Бывай, Студент!

Старый вор посмотрел ему вслед, осуждающе покачал головой.

– Заживешь ты спокойно, когда тебя за кремлевскую кражу все легавые Союза с фонарями искать будут, – пробормотал он. – Лучше вначале с Матросом рассчитайся, а то он тебе брюхо-то и распорет…

И принялся доедать кильку.

Мощный «БМВ» с коляской Студент одолжил у Шульца. Тот зону не топтал, к «деловым» никакого отношения не имел – обычный механик на автобазе, Генка Савин. И кличка «Шульц» была не блатная: другие работяги прилепили за то, что он стаскивал к себе во двор ржавые части трофейной немецкой техники и собирал из них вполне годные швейные машинки, велосипеды, мотоциклы, даже один «опель-кадет» собрал и продал, по слухам, то ли завмагу, то ли помощнику прокурора… Болтали, что он и оружием приторговывал, но Студента эта тема не интересовала, и он в нее не вникал.