Музейный артефакт - Данил Корецкий

Потом, расправив плечи и выпрямив спину, Бузякин заглянул в кабинеты своего отдела. И его заместитель, и инструкторы при появлении заведующего вскакивали, как солдаты навстречу вошедшему в казарму генералу. Но активная демонстрация уважения не помогла: все они получили хорошую взбучку за нерадивость, неисполнительность и отсутствие других качеств, необходимых настоящему партийному работнику. В качестве образца для подражания Петр Васильевич ненавязчиво привел самого себя, немедленно выполнившего мудрое и своевременное распоряжение товарища Терехова о приведении прически в надлежащий вид. Эту же историю он рассказал нескольким коллегам своего уровня и даже персональному водителю, который вез его после работы домой – в новый дом улучшенной планировки в самом центре города. Словом, Петр Васильевич Бузякин вел себя безукоризненно с точки зрения партийной этики.

И только зайдя в прихожую своей трехкомнатной квартиры и привычно целуя вышедшую навстречу жену, он дал волю чувствам.

– Представляешь, Валюша, что этот старый козел опять вытворил…

– Пойдем, пойдем, за обедом расскажешь, я тебе борщ с грибами сварила, – успокаивающе сказала симпатичная блондинка в стеганом польском халате и погладила его по плечу. Кто такой зловредный «старый козел», она не уточняла – это и так было ясно.

И только когда муж съел полную тарелку борща, свежие, с пылу с жару, котлеты с пюре и принялся пить чай, боевая подруга задала вопрос, который в последнее время повторялся почти ежедневно:

– Так что там этот старый пес? На пенсию не собирается?

– Какой там! – супруг пренебрежительно скривился. – Зубами, когтями за свое место держится! А меня гнобит изо всех сил! Вот, заставил голову вымыть – хорошим волосам завидует! У самого вечно – то выпадают, то перхоть на пиджаке…

– Ты бы как-то с ним по-хорошему, Петенька… Пока за ним сила, ты на рожон не лезь…

– Да я и не лезу! Наоборот, леща кидаю: вы такой умный, да вы сякой прозорливый… Я же специально в Нижне-Гниловскую ездил, чтобы его задобрить… Рассказал, что его все помнят и любят, так он на меня цыкнул: не лезь в мои дела, сам разберусь!

Глава семьи допил чай, со стуком поставил чашку на стол, будто печать оттиснул на клеенке.

– А между нами, никто его не хвалил! Если и помнили – нос воротили, а один старичок пьяненький прямо сказал: мародер он был и таких же мародеров в ревком к себе взял. Мол, пьянь и натуральные разбойники, их станичники больше, чем белогвардейцев, боялись!

– Может, он потому на тебя и цыкнул? – Валентина была домохозяйкой, но в свое время окончила с отличием экономический институт и суть проблемы хватала на лету. – Если в биографии темные пятна, он и боится лишнего внимания!

Бузякин задумался.

– А что, вполне может быть! Какая-то женщина представилась дочерью его соратника, а передала рукопись странную – про чертовщину всякую… Вместо революционных-то документов – перстень какой-то дьявольский! А когда я предложил архивы проверить и соседей опросить – тут-то он и окрысился!

– Да-а, дело явно нечистое, – задумчиво протянула Валентина.

Петр Васильевич скорбно кивнул.

– Чистое или нечистое, а лезть туда мне уже нельзя.

– Да-а…

Вдруг лицо жены оживилось.

– А ты и не лезь, Петенька! Наоборот – организуй статью в газете про героическую молодость Архипа Кузьмича, про его соратников, про эту замечательную женщину… Какие они все честные, хорошие и правильные! Против этого старый мудак возражать не будет, наоборот – возрадуется!

– Зачем это? – удивился Петр Васильевич.

– А чтобы внимание привлечь! Пусть общественность почитает – и первый секретарь, и начальники разные, и станичники… Авось кто-то опровержение напишет, начнут проверять, темная правда и выплывет, тогда все узнают, что это за тип! Скандал поднимется, его быстренько на пенсию и спровадят, а ты в стороне – реальный кандидат!

Заведующий отделом задумался.

– Мысль, конечно, хорошая. Только… А если не напишут?

Валентина изящным жестом поправила прическу и засмеялась.

– А мы что, писать не умеем? Ты продиктуешь, а я напечатаю на старой машинке, и разошлем сигнал во все инстанции! Пусть проверяют – обязательно что-нибудь раскопают…

Хмурое лицо Бузякина разгладилось.

– А ты у меня молодец, Валюша! Завтра дам редактору установку: осветить создание ревкома в Нижне-Гниловской и прославить причастных к этому героев. Уж он-то расстарается, такого понапишет, чего и не было!

К Петру Васильевичу вернулось хорошее настроение.

– Только надо…

– Обязательно! И еще…

Допоздна в окнах квартиры Бузякиных горел свет: в штабе по отправке «старого козла» Терехова на пенсию шло совещание.

А в соседнем крыле, в секретарском секторе, в четырехкомнатной квартире секретаря по идеологии товарища Терехова совещались на прямо противоположную тему.

Архип Кузьмич приехал поздно, около девяти. Прислуга Тася, выполнявшая по дому обязанности повара, горничной, уборщицы, помогла хозяину снять туфли (из-за радикулита тому тяжело было наклоняться), приняла пиджак и галстук.

– Проходите, Архип Кузьмич, я сейчас накрою…

– И водки принеси.

С туфлями и пиджаком в прихожей осталась и барственная осанка большого начальника, так что в гостиную вошел полноватый пожилой мужчина с простецким нездоровым лицом. Жена сидела у телевизора. За последние несколько лет она еще больше располнела и стала совсем неповоротливой.

– Ну, что слышно, Архип? Валерий Иванович ничего не говорил?

Годы, конечно, не делают женщину привлекательней. Впрочем, красотой Екатерина Александровна не отличалась и раньше: маленькие, близко посаженные глаза, носик «уточкой», остренький подбородок… Но, как говорится: «Бачили очи, чо куповали». Когда Архип Кузьмич на ней женился, он все это видел и знал, что она старше на пять лет. Знал он также, что она вылитая копия своего отца, который уже тогда занимал руководящую должность во властных структурах. И хотя тогда понятия «социальный лифт» еще не существовало, рядовой инструктор райисполкома Терехов поступил дальновидно и сделал правильный выбор. Сначала он стеснялся, представляя друзьям молодую жену, потом привык. К тому же, когда он пошел вверх по служебной лестнице, Екатерина Александровна сразу похорошела: ей говорили комплименты, целовали ручки, дарили цветы… Вдобавок супруга оказалась неглупой, терпимой и преданной. Вот и сейчас беспокоится, смотрит с тревогой.

– Ничего. Сегодня Первый делегацию из Праги принимал на Голубом озере. А меня не позвал. Сиделсидел, ждал, что вот-вот позвонит – не дождался! – с горечью сказал он. – А там и из ЦК два инструктора были, и из Министерства культуры… Полезно было бы и мне среди них потереться…

– Может, забыл, может, просто так сложилось, – принялась успокаивать Екатерина Александровна. – Думаю, с предстоящей отставкой это никак не связано…

– Может, нет, а может – да…

Тася принесла поднос, ловко расставила на скатерти тарелку с жареным цыпленком, помидоры, черный хлеб, запотевший графинчик с водкой на лимонных корочках.

Терехов вздохнул, сел за стол, молча налил рюмку, поднял, как бы приветствуя сидящую напротив жену.

– Твое здоровье!

Водка приятно пробежала по жилам. Архип Кузьмич закусил, снова налил и опять выпил.

«Ну почему такая несправедливость? – подумал он. – Этот выскочка Бузякин и молод, и здоров, и жена у него красивая, и того гляди – на мое место сядет! Все одному! Как бы с ним местами поменяться? Эх, если бы мне тот перстень!»

Последнюю фразу он произнес вслух.

– Какой перстень? – переспросила Екатерина Александровна.

– Да я пока сидел, ждал, рукопись одну любопытную прочитал, – слегка смутившись, пояснил супруг. – Фантастика, на современный лад написанная – вроде как реальные записки, дневники и тому подобное… Там про перстень, который помогает владельцу, желания исполняет и все такое…

– А откуда ж он взялся, такой перстень? – заинтересовалась супруга.

Секретарь обкома по идеологии махнул рукой.

– Вроде от нечистого. Вроде его Иуда носил…

– Вот те на! – изумилась Екатерина Александровна. – Неужели ты бы стал таким пользоваться?

Архип Кузьмич выпил еще рюмку. Водка сделала свое дело – он обрел смелость и независимость в суждениях.

– Представь себе, стал бы! – с вызовом сказал он. – Стал бы! Я не для того всю жизнь горбатился на партийной работе, чтобы меня пинком под зад вышибли.

– Но если это от нечистого, да от Иуды…

– Какая разница! – главный идеолог области снова махнул рукой. – Мы и за богоискательство стольких из партии поисключали да с работы повыгоняли… Так что мне хоть за того, хоть за этого – разницы нет! Главное – уходить нельзя! Я сейчас всю область за горло вот так держу!