Корабли уходят к планетам - Юрий Маркович Зарецкий

задача. В один из прекрасных, как говорится, дней Георгий Николаевич вынужден был пригласить к себе главного конструктора системы управления для серьезного разговора.

Кабинет Бабакина. По одну сторону «совещательного» стола сидит Николай Петрович, главный конструктор системы, со своими помощниками, напротив — Георгий Николаевич и несколько наших управленцев. Мы ждем: сейчас Георгий Николаевич начнет разнос.

— Николай Петрович, дорогой ты мой! Ты знаешь, мои ребята вконец замучились с твоей аппаратурой. Им же и потанцевать хочется, и на свидание с девчонками сбегать. А они у меня забыли, как это делается!..

— И мои забыли.

— Значит, плохие мы с тобой главные.

— Да нет, не такие уж плохие. Просто дела у нас с тобой — трудней, наверное, не сыскать. А сроки какие! Давай, выкладывай все твои претензии.

И мы стали выкладывать. Николай Петрович подробно записывал, тут же давал указания своим товарищам, уезжая, обещал сделать все, что в его силах.

Вот и весь «серьезный разговор».

Справедливости ради необходимо отметить: никто, пожалуй, не смог бы лучше фирмы Николая Петровича в такие сроки создать систему, которая в полете не имела ни одного отказа, ни одного замечания. После успешного завершения полета станции «Луна-16» главному конструктору системы управления по праву была присуждена Ленинская премия.

* * *

— Юрий Михайлович! А правду говорят, что бур гранит взять может? — блестит цыганскими глазами Вася Федоров.

— Правду.

— Ну, тогда бетон запросто возьмет!

— Возьмет. — Отвечаю осторожно (с Васей надо держать ухо востро), но еще не догадываюсь, куда он клонит.

— А можно нам в полу дырку сделать? Керн взять. На память.

— Можно. Только проверьте документы: бур технологический или летный. Ежели технологический — валяйте!

Вася убегает в техархив.

Василий Федоров — телеметрист. Высокого роста, широкоплечий, с черными, живыми глазами и черными кудрями, то и дело спадающими на лоб. Характер стремительный, напористый, удалой. В нашем деле много необходимых «формальностей»: чтобы приступить к последующей операции, нужно обязательно закрыть предыдущую, надо получить разрешение ОТК и т. д. Вася умеет преодолевать помехи, мешающие делу. Его иногда зовут «партизаном», но знают, что любая работа спорится в его руках.

Прибегает огорченный.

— Летный! Ну ничего, дождемся технологического. А керн все равно возьмем.

* * *

В пылу укрощения системы управления незаметно подошел типовой одиннадцатый сеанс испытаний. Так в инструкции назывался сеанс забора грунта. Мы прекрасно понимали, что здесь нас могут ожидать неприятности. И не ошиблись. Одно за другим сыпались замечания… Один за другим приходили невеселые доклады операторов:

— Заклинило бур!.. Рассыпался ударный механизм!.. Выпадение трубы… Сработала токовая защита!

И с каждым замечанием до тонкостей разбирались, устраняли и шли дальше. Не помню, уж сколько раз гоняли этот сеанс.

Много хлопот доставила токовая защита. Собственно, как потом оказалось, она была ни при чем. Грунтозаборное устройство предназначалось для работы на Луне, и все механизмы, естественно, рассчитывались из лунных условий. А здесь, на Земле, чтобы электромеханика функционировала нормально, приходилось проводить обезвешивание (как бы специальное облегчение) силовых элементов, что само по себе дело мудреное. Вот и срабатывала токовая защита, пока не научились точно выдерживать лунное тяготение. А оно в шесть раз меньше земного.

* * *

Георгий Николаевич обладал удивительной инженерной интуицией. Как правило, какой-либо дефект заявляет о себе не сразу и докопаться до причин, породивших его, бывает нелегко.

Так вот, Георгий Николаевич, по всей вероятности интуитивно (ибо другого ничего не оставалось думать), ощущал, где дефект. Серьезный ли, или это всего лишь незначительная ошибка.

…Бывало, как поздно ни уходишь с испытаний, а за час до начала утренней смены должен быть опять у машины, ведь в 8.30 неизменно раздается звонок Георгия Николаевича: «Как дела?»

Вспоминается такой обычный доклад в обычное утро, когда шли испытания «Луны-16». В ответ на его вопрос говорю в трубку телефона:

— Проведены: сеанс торможения и сеансы с одиннадцатого по тринадцатый. Есть замечания: привод радиовысотомера за пять минут шестнадцать секунд отрабатывает тридцать семь градусов сорок минут вместо тридцати девяти градусов тридцати минут; по метке Т52 загорелся транспарант «Тангаж-1» вместо «Тангаж-2»; БУСП (блок усилителей системы приведения) вошел в автоколебательный режим; при «старте» ракеты возврата в полнакала горит транспарант «КП» (контакт подъема)…

— Понял тебя. По «КП» позвоню Семену Крупнову, чувствую, наверно, его ребята немного дали маху: схема в этом месте сложная, все может быть. Приводом радиовысотомера займутся у Владимира Павловича. Думаю, такая ошибка в отработке возможна и допустима. БУСПом займусь сам. Что-то мне очень это не нравится. С тангажом и остальными замечаниями разберись сам с ребятами.

И что поражало: именно тот вопрос, решение которого брал на себя Главный, оказывался действительно сложнейшим, «генеральским», как мы называем вопросы, которые лично решал Главный.

Нам, испытателям, казалось, что он, пожалуй, только и занимается испытаниями (о стиле его работы в какой-то мере говорит указанный диалог). Проектантам же казалось, что он не выходит от них. Но больше всех его считали своим управленцы. Он всюду успевал, для всех был доступен.

…А что касается блока усилителей системы приведения, то его история, мне кажется, интересной сама по себе и заслуживает того, чтобы о ней хотя бы вкратце рассказать. Она примечательна тем, что показывает, с какими психологическими моментами сталкиваются иногда создатели космических аппаратов.

Снимаем БУСП с борта, проверяем на стенде. Выполнено все согласно схеме. Просматриваем схему. Выполнена согласно расчетам. Разработчики анализируют расчеты. И тут оказывается, что в одну из формул цифра подставлена не лунная, а земная.

— Голуба, — спрашивает расчетчика Георгий Николаевич. — Как же ты мог так ошибиться?

— Вы знаете, Георгий Николаевич, — оправдывается специалист, — я привык «стартовать» с Земли, а тут — старт с Луны. Непривычно уж больно. Вот я и применил по привычке земной коэффициент.

(Эпизод сознательно изложен просто, но, поверьте, докопаться до истины было весьма непросто).

* * *

Июль 1969 года. Жара. Страшная, изнуряющая жара на космодроме. Горячее, предпусковое время автоматической станции «Луна-15». В сообщении ТАСС говорилось: «Станция „Луна-15“ отличается от предыдущих автоматических станций „Луна-9“ и „Луна-13“ возможностью осуществления посадки в различных районах лунной поверхности за счет изменения селеноцентрической орбиты. Два таких изменения орбиты были проведены 18 и 19 июля этого года. При этом были испытаны новые автоматические навигационные системы.

21 июля в 18 часов 47 минут была включена тормозная двигательная установка, станция сошла с орбиты и достигла поверхности Луны в заданном районе. Работа со станцией „Луна-15“ закончилась в 18 часов 51 минуту.

За время полета по орбите спутника Луны проведен ряд научных исследований в окололунном пространстве и