Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Научные и научно-популярные книги » История » Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола - Мишель Пастуро

Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола - Мишель Пастуро

Читать онлайн Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола - Мишель Пастуро

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 28 29 30 31 32 33 34 35 36 ... 41
Перейти на страницу:

Форма фигур зависела от местности и уровня игры. Для повседневных игр уже делали стилизованные фигурки из кости или дерева, и никаких правил их изготовления не существовало. Для парадных же игр фигурки вытачивали из слоновой кости, эбенового дерева, янтаря или яшмы. Каждая из них служила определенным символом. Три оставались практически неизменными: король всегда с короной на голове; конь – всадник верхом на коне; пешки – в виде легковооруженных солдат. Форма остальных трех фигур варьировалась. Ферзя мог представлять сидящий человек с лицом, как у короля, но без короны, иногда – под влиянием куртуазной культуры – вместо него выступала дама. Alfin изображался в Англии и Западной Франции как епископ, во Фландрии и Рейнской области – как граф; в других районах – как пожилой человек, дерево или животное. Наконец, ладья могла быть сделана в виде тяжеловооруженного солдата или животного с башенкой на спине, а чаще представлялась целой сценой с участием двух персонажей: Адама и Евы, святого Михаила, убивающего дракона; двух переплетенных чудовищ, двух рыцарей, сражающихся копьями. У каждого играющего имелось по 16 фигур, перед началом партии их расставляли так же, как и в современной игре. Причем с одной стороны выстраивались белые, а с другой – не черные, а красные. В области шахмат царили те же символы, как и во всем остальном: до XIV века в сознании западного человека белому цвету противопоставлялся не черный, воспринимавшийся отсутствием цвета, как такового, а красный – цвет цвета.

Глава 9. Куртуазная любовь и эмоциональная сфера

В первой главе нашей книги мы рассказывали о бракосочетании, его религиозном, экономическом и юридическом аспектах. Мы намеренно не упоминали о любви. Во времена рыцарских романов, как и в любую другую эпоху, семейная жизнь и сердечные склонности – это две совершенно различные области, которые могут находиться между собой как в полной гармонии, так и в абсолютном разладе.

Говорить о любви в конце XII века – значит, вести речь о куртуазной любви, воспетой трубадурами, труверами и романистами, то есть о новой манере любить, в чем-то довольно современной. Действительно, литературные произведения представляют историку самую полную и самую пленительную картину эмоциональной жизни. Но насколько она верна на самом деле?

Литературный феномен

Выражение «куртуазная любовь» никогда не употреблялось средневековыми авторами; они предпочитали говорить «bonne amor, vraie amor» – прекрасная любовь, истинная любовь, и особенно «fine amor» – утонченная любовь. Термин «куртуазная любовь» является изобретением современной критики, причем довольно неудобным, поскольку включает в себя несколько различных понятий. В целом, можно сказать, что «куртуазная любовь» обозначает любовь, основанную на преклонении перед дамой; подобную любовь нам представляют поэты и романисты XII—XIII веков. Однако даже сама литературная проблема гораздо сложнее. Здесь необходимо принимать во внимание и социальное положение автора, и жанр, к которому он обращается; помнить о его таланте и намерениях; и, главное, уметь различить сквозь тонкую пелену символов и иносказаний живую, полную нюансов, изменчивую и трудно поддающуюся определению материю – любовь.

Ее древнее происхождение практически неизвестно. Однако можно с уверенностью утверждать, что первые появления в литературе «куртуазной любви» в самом начале XII века явились своего рода реакцией на религиозную мораль и обусловлены желанием изменить нравы и, возможно, саму область чувств. Действительно, для церкви любовь являлась «опасным» чувством: как причина супружеских измен, она посягала на таинство брака и ставила под угрозу спасение душ, даже между супругами ей полагалось сохранять умеренность и стыдливость. Вместе со святым Бернаром церковь XII века опиралась на цитату из святого Иеронима: «К чужой жене всякая любовь постыдна; к своей она должна быть умеренна; тот изменяет, кто слишком горячо любит свою супругу» [90].

Первыми против этого учения выступили именно лангедокские поэты. Любовь для них не безумие, но мудрость. Она не обесценивала личность, а наоборот, укрепляла способности ума и сердца. С 1100 по 1280 год шесть поколений трубадуров утверждали, что любовь есть живительное начало, источник всяческих добродетелей, она делает человека великодушным и утонченным, покоряющим и покорным, радостным и чистосердечным одновременно. «Fin'amors» трубадуров не была только платонической, поэтому она требовала подчинения желаний строгой дисциплине. Влюбленный, полностью покоряясь даме, должен в течение длительного времени служить ей, не будучи при этом уверен в вознаграждении. Все свои силы ему следует посвятить тому, чтобы жить этой неопределенностью, совершенствуя свои моральные качества в соответствии с предписанным ему воздержанием и борясь со встречающимися препятствиями. Подобная этика покоилась на преклонении перед достоинствами дамы, неизменно всегда самой прекрасной и самой благородной. У некоторых поэтов она оказывается возведенной на абсолютную высоту: воздыхатель, находясь в состоянии, близком к религиозному созерцанию, влюблен в это собственное состояние влюбленности, или, в крайнем случае, он желает только желания. У других авторов влюбленный теряет всякую волю и индивидуальность, он не более чем ребенок, с которым любимая женщина делает все, что захочет: «Ради нее я готов быть лживым и искренним, полным верности и готовым к изменам, грубым и любезным, трудолюбивым и праздным, ведь именно ей дана власть унижать и возвышать меня» [91].

У романистов Северной Франции куртуазная любовь имеет менее возвышенную форму. Плотское наслаждение, хотя и не являлось главным, тем не менее занимало у них значительно большее место. Неуловимое сладострастие лирических поэтов превращается у них в настоящую чувственность. К тому же знание психологии становится подробнее и глубже, а персонажи – в частности женские образы – приобретают более отчетливые черты. Если трубадуры смогли заново изобрести любовь, то северные авторы всемерно способствовали возвышению женщины в литературе.

Однако любовь в рыцарских романах еще очень похожа на ту, что воспевали провансальские поэты. В ней также видели источник радости, доблести и добродетелей. Хотя иногда она и основывалась на супружеской верности (как в «Эреке» или «Ивейне» Кретьена де Труа), любовь чаще всего связывалась с понятием измены. То, чем владели, любили редко, поэтому супружеским узам противопоставляли пылкое преклонение влюбленного перед дамой. В более поздних произведениях часто встречается сравнение Ланселота, совершенного любовника, остающегося верным Геньевре даже когда ему угрожает бесчестие, и его антипода Говена, галантного кавалера, ветреного соблазнителя, неизменно пускавшегося в многочисленные любовные авантюры. Наконец, любовь, как у провансальских поэтов, так и у авторов рыцарских романов, развивается только в том случае, если сталкивается с различными трудностями: замужество дамы и ревность мужа, разница в социальном положении (воздыхатель всегда находится ниже дамы на социальной лестнице), дальние расстояния, злословие ненавистников, непонимание друзей.

Однако в литературе популярность этой манеры любить продержалась недолго. Еще в первой половине XIII века она начинает выходить из моды. Романы приобретают более реалистические черты в угоду вкусам новой читательской аудитории, более «мещанской», которая, видимо, дороже ценила домашние качества законной супруги, нежели невыразимые чары капризной и недоступной любовницы.

Физическое влечение и критерии красоты

Если дама, перед которой преклонялись трубадуры, чаще существо эфемерное, идеальное, возвышенное, то героиня северных романистов – это всегда создание из плоти и крови. По крайней мере, рыцарь очаровывается не только ее моральным совершенством, но и плотской красотой. Любовь рождается на основе физического влечения. Сам Говен, солнце всего рыцарства, частенько предпочитал хорошенькое личико красоте души. Впрочем, во второй половине XII века большинство авторов и, вероятно, читателей были искренне убеждены в том, что красивое равносильно хорошему. Прекрасная наружность лишь отражает глубокие внутренние красоты. И только в 1220—1230 годах это совершенно платоническое представление исчезает из куртуазных романов. Взамен появляется так называемая тема «дьявольской красоты». Теперь привлекательность считается неразрывно связанной с пороком лицемерия. Так, «Ланселот в прозе» повествует о том, как блестящие рыцари ведут себя низко и коварно, а слишком хорошенькие девушки оказываются «дьявольскими девами», что на пятьдесят лет раньше было совершенно немыслимо. Возможно, это изменение связано с антифеминистическим движением монахов и развитием культа Богоматери. Идеальная женщина вновь становится таинственной и менее реальной. Кроме того, умильная снисходительность романистов к неверной жене под влиянием богословского учения о браке сменяется воспеванием строгой добродетели.

1 ... 28 29 30 31 32 33 34 35 36 ... 41
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола - Мишель Пастуро торрент бесплатно.
Комментарии
Открыть боковую панель
Комментарии
Сергей
Сергей 24.01.2024 - 17:40
Интересно было, если вчитаться