Роман О Придурках - Валерий Тимофеев

Г Л А В А 6 безглавая

Who li they такие

(продолжение — ЛОСЕВ-РОГАТОВ)

ЛЮБИМОЕ ЗАНЯТИЕ

Еще со студенчества любимым занятием наших героев было хоронить профессора Лосева-Рогатова. Вернее, не совсем хоронить его, а как бы частично. Нет, они не вам-пиры и не мазохисты, они не закапывали в землю сегодня неоднократно и трепетно пожимаемую ими руку профес-сора, в следующий раз твердо ступавшую по земле ногу или оттопыренное еще со школьных драк ухо, оставив что-то и на завтра. Похороны по полной программе, сами знае-те, дело весьма хлопотное: венки всякие, могилы, оркестр, море задействованного народа и прочая суетность, которая страшнее потопа, переезда и пожара, вместе взятых.

Помню, как-то одни знакомые одного своего попе-решного невыносимым характером человека хоронили. Умер он, как и полагается всем поперешным, накануне большого праздника, аккурат в полдень 31 декабря. В честь этого знаменательного события, вызвавшего не очень скрываемый вздох облегчения у всех, кто мал мала был знаком с почившим, ударил знатный мороз. Даже де-ревья укутались в пушистые и блестящие новизной шубы из инея, но так и не могли согреться, стояли не шелохнув-шись.

Начались неприятности с того, что дома не могли най-ти паспорт умершего. Неприятности имеют особенность всегда с чего-то начинаться. У одних они начинаются со смертью еще вчера живого и никому не нужного челове-чика. У других с потерянного кошелька. Здесь начались с пропавшего паспорта. Он его, оказывается, сдал на вклей-ку очередной фотографии. Вот чудак, смерть за дверью с косой стоит, ждет, когда ей дверь откроют, а он срок дей-ствия паспорта продлевает. Бессрочно жить надумал, Ка-щей Бессмертный, В-ухо-до-насор новоиспеченный выис-кался. Без паспорта в похоронном бюро не выписывают похоронного свидетельства, без похоронного свидетельст-ва не получишь места на кладбище, нет места, не наймешь могильщиков выкопать могилу. Не выкопаешь могилу, не куда закапывать. Но, в каждом минусе есть свои плюсы — равновесие должно быть соблюдено всегда и везде. Про это еще Ломоносов говорил. Если у кого-то что-то убыло, в другом кармане обязательно прибудет. Главное, чтобы на пользу, а не на пропой.

Предложили им со значительной скидкой, в честь окончания финансового года, и как новогодний подарок, большой выбор уцененных Дедом Морозом венков, под-моченных слезами предыдущих скорбящих траурных лент с десятком вариантов поздравительных надписей "дорого-му, любимому от родных", "от коллег", "от благодарных (за что? За своевременную смерть?) детей" и еще много разных "от… и от…."

Все, кто начал отмечать новый год с ихнего новомод-ного рождества, не могли понять, что от них хотят 31 де-кабря во второй половине дня, когда равнение на часы на Спасской башне в каждом сердце ничьей смертью не сво-ротишь. И, выказывая завидное спокойствие души, на-стойчиво советовали приходить сразу после праздников, числа четырнадцатого, а лучше двадцать первого, чтобы уж точно и голова перестала болеть, и, вконец уставшие от затянувшихся каникул служащие дружно соскучились по трудовому коллективу и потянулись к родным рабочим местам, и пренепременно оказали бы все достойные почес-ти так горячо любимому ими и так сытно кормящему те-перь уже их гражданину.

Родственники, конечно, могли бы и до двадцать перво-го подождать, им чего? Им тоже праздника хочется. Но он, который представился, проявлял явные признаки нетерпе-ния. Даже после своей смерти он всех доставал. Разлегся посредине самой большой комнаты и не объехать его, не обойти. Глаза закрыты, а он, словно, наблюдает за каждым и вопрос задает: "А покажи — ка, любезный, как ты забо-тишься о моем бренном теле, как ты переживаешь мой не-жданный уход? А чегой-то ты улыбку в уголках губ пря-чешь? Думаешь, крякнул я, дубака дал, концы отбросил, зажмурился, так и нюх весь потерял?"

Короче, всей родне на цельную неделю задал этот и при жизни-то жмот хлопот полон рот.

Ни звонки, ни взятки, ни самовольный вывоз тела на кладбище под покровом рано наступающих сумерек не помогли. Пьяный в усмерть сторож мычал, но телиться ни-как не хотел. Ключ от кладбищенских ворот даже во рту у него искали. Разозлились, гроб с телом в сторожке остави-ли, пусть вместе поживут, уж эти друг другу мешать долго не будут. До дома добрались, совесть заела, вернулись. Пришлось опять домой тащить и на пятый этаж по узким лестничным клеткам гроб чуть ли не стоймя поднимать.

Зима, дома душно и умерший кое-чего добавляет. На улице мороз за тридцать. На балконе чуток поменьше. Кто-то с отчаяния и предложил вынести гроб с телом на бал-кон, пусть, мол, охолонится, ему, мол, пользительно. А мы пока, до четырнадцатого, а если уговорят, и до двадцать первого подождем, не будем людей от приятного отдыха отрывать, праздники им портить.

Сказано — сделано.

Третьего января и к ним новый год веселье принес, особенно когда на каждую грешную душу по поллитра оп-риходовали, да вина не считано, да кому мало, в кладовке в ящике на поминальный стол с запасом припасено.

Незаметно песня затянулась, сначала вроде грустная, про "мороз, мороз", который все недружным хором проси-ли "не морозить" каждого из них в отдельности, но, под-мигивая и кивая головой в сторону балкона, переводили стрелки на того, которого как раз и желательно было замо-розить за всех вместе взятых.

Через третью на пятую песни пошли веселее, ноги са-ми в пляс пустились, выстукивая о дребезжащий пол на-пряжение последних дней.

От выпитого и от танцев стало жарко, дверь балкона распахнули — клубами ворвался в комнату морозный воз-дух, освежая гуляющих. Разветрилось, посвежело, воздух перестал молоком клубиться, прояснел.

Как хоккейный арбитр замечает на площадке присут-ствие лишнего тринадцатого игрока в круговерти спортив-ных баталий? Я всегда удивлялся его шестому чувству. Специально начнешь считать, раз пять со счета собьешься и бросишь к чертям эту безумную затею. А он только гла-зом повел и ну к стене на расстрел — шестой полевой иг-рок, нарушение численного состава! Малый штраф!

Мы, едва развеялся туман, еще ничего не видим глаза-ми, но каждый своим индивидуальным затылком, на кото-ром у кого что осталось, вроде как вверх потянулось, чув-ствуем: не столько нас было минуту назад. Нарушен чис-ленный состав. Почему молчит свисток арбитра?

— Гады, — набивая рот салатом из общей хрустальной вазы, выговаривал нам нарушитель численного состава. — Горбатишься на вас всю жизнь как прокаженный, любишь вас, как собака палку, а вы и похоронить нормально не можете. Я вам за мерзость вашу хотел напоследок гадость сделать, праздник испортить, да, вижу, ничем вас не прой-мешь. А и ладно, в следующий раз умру как все нормаль-ные люди, в понедельник, летом, за месяц предупрежу, все сам подготовлю, чтобы вам осталось только за стол сесть и нажраться.

ОТКУДА РАСТУТ НОГИ

Студенты, сдавшие очень даже вовремя и все как один на "отлично" верхнюю математику и очень поверхостную информатику, научились с немалой пользой для себя лиш-нее в любом деле сокращать, квадратное округлять, а если попало в руки или на зуб, и сжимать при помощи архива-тора очень большое и хлопотное в малое и иногда прият-ное. А потому процесс очередных похорон любимого про-фессора традиционно сокращался ими до весьма неуме-ренной пьянки, естественно с музыкой, но несколько дале-кой от той, какую исполняют солисты похоронного ан-самбля "Земля и Люди" и которую пожелал бы слышать на своих плановых похоронах сам профессор.

Происходит процедура прощания чаще всего в близ-лежащем к университету кафе. И совпадает совершенно случайно либо с днем выдачи стипендии, либо с каким-то большим или малым праздником, обязательно в присутст-вии дам, чтобы в танцах было кому в любви признаваться, иначе подержаться не дадут.

Процедуру эту придумал, в оправдание своего первого "улета", третьекурсник Васька. Возвращаясь как-то с очень неумеренного возливания домой, он, дабы строгий родитель проявил мягкосердие и не всыпал икающему ча-ду в количестве, прямо пропорциональном принятому по-следним на свою впалую грудь, на конкретный отцовский вопрос:

— Ты где был? — так же прямо и конкретно ответил (здесь нам потребуется некоторое уточнение: это стоял Васька криво, а отвечал очень даже прямо),

— Лосева — Копытова, ик, хоронили.

— Ваш Рогатов копыта отбросил?

— И ик тоже, — чадо честно старался не дышать хотя — бы в сторону отца, чтобы последний не догадался, отчего сын поздновато домой заявился. Глаза его упорно не хоте-ли слушаться и затягивались поволокой как у петуха, чью голову только что отделили от шеи, а через нее и от ос-тальных частей тела. Сын потряхивал стокилограммовой головой, пытаясь заставить глаза хотя бы делать вид, что они держат ситуацию под контролем, отчего пена от выпи-того пива стекала из ушей, и хлопьями ниспадала на плечи.