Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона - Кристи Пичичеро

же довольно заметными, особенно для читателей из бюрократической, дворянской среды или королей, для которых предназначались военные трактаты XVIII века. Реформаторы говорили о приоритете вежливого поведения и «дворянских» моральных принципов, подчеркивая, что честность человека должна преобладать над изяществом и приятной внешностью. Как утверждал месье де Ламе, лейтенант дворянского происхождения, «суть офицера – его esprit, сердце и чувства. Приятный вид, очарование и изящество – дополнение к другим совершенствам. Первое не позволяет ему совершать ошибки; второе заставляет совершать новые ежедневно». Открытость ума, порядочность и социальность объединились с военным профессионализмом, став главными качествами идеального офицера:

Иметь esprit, который гибок, общителен и даже слегка располагает; вежливость и услужливость без пошлости; любящую добродетель; наслаждение своей работой [faire son métierpar gout] без сдерживания; желание просвещать; вот качества, которые формируют офицера. Присутствие этих качеств мы называем lesprit du metier[116].

Иметь lesprit du métier— «дух профессии» – означало быть honnête homme и, как утверждал офицер по имени Лагарриг, философом в поисках истины. Он говорил: «Мы не могли бы стать хорошими офицерами, не будучи honnête homme. Подполковники должны стремиться вдохновлять офицеров, которыми они командуют, на любовь к истине, страх даже самой мелкой уловки и склонность к честности и добродетели»[117]. По сути, слова Лагаррига стали прототипом определения philosophe в “Encyclopédie” как «honnête homme, который действует через разум, сочетая дух размышления и справедливости с социальными качествами и нравами»[118]. По мнению Лами, идеальная французская армия должна была состоять не из «придворных-воинов», а из militaries philosophes.

Граф д’Аржансон аналогичным образом делился предположением, что подобное философское социальное мышление может существенно улучшить военную службу в целом. «Будьте вежливы, щедры, чутки, – призывал д’Аржансон. – Благополучие военной службы, удовольствие общества и безмятежность души – все можно найти в этом счастливом образе мышления»[119]. Д’Аржансон верил, что великодушная и чуткая вежливость играет важную роль в борьбе со слухами и конкуренцией в армии, потому что помогает задуматься о высокой ценности социального единства людей. «Для улучшения военной службы, – утверждал он, – исключительно важно добиться идеального единства в подразделении. Основа этого единства – гуманность». Гуманность в этом контексте означала не только общую человеческую природу, но и ощущение доброжелательности ко всем людям, рожденное из сострадания.

Вокабуляр д’Аржансона в отношении военного усовершенствования объединял вежливость с моральной философией – связь, которая проявлялась в его использовании понятия société[120]. «Люди должны быть благоразумными, устанавливать социальные связи и жить вместе как друзья и товарищи, согласно принципам хорошего общества [la bonne société]». Следуя традиции теории естественного права Самуэля фон Пуфендорфа (1632–1694), описанной в “De Jure Naturae et Gentium” («О естественном и человеческом праве», 1672), работе, переведенной на французский язык юристом Жаном Барбейраком (1674–1744) и выходившей в пяти изданиях в период между 1706 и 1734 годами, д’Аржансон утверждал, что разумный выбор порождает социальные связи [Pufendorf 1672, 2, гл. З][121]. Д’Аржансон уточнял, что эти социальные связи дружбы и товарищества должны работать по принципам «хорошего общества», которое указывает на «совокупность салонов и тех, кто их посещает» [Lilti 2005: 86]. Он предлагал военным французской армии применять свою способность к рассуждению, таким образом проявляя общую гуманность и естественную взаимную благожелательность. В свою очередь, это позволило бы им формировать социальные связи, которые должны действовать по правилам салонного этикета.

Ламе предлагал схожую систему социальных связей в военной среде на основе принципов моральной философии и салонной социальности. Ламе пояснял:

Военная профессия призывает людей из самых отдаленных провинций Королевства. Люди, нравы, чувства и даже имена тех, с кем мы будем жить, нам неизвестны. Эта идея сама по себе кажется поначалу удивительной; ее сложно осмыслить. Наш esprit приближает ее к нам, знакомит с ней, учит, что гуманность подчиняет всех единым законам и что люди не могут оставаться незнакомцами между собой[122].

Для Ламе общество является неизбежным стремлением человека: «Человек рожден, чтобы думать, создавать идеи, делиться идеями и получать впечатления от идей других. Lesprit — это звено общества, и все люди сближаются в обществе». С учетом этого с очередным смешением дискурсов о естественном праве и социальности по версии Пуфендорфа,

…сила личного интереса и любовь к удовольствию делает необходимым то, что мы называем связью жизни между людьми. <…> Взаимное уважение объединяет людей и служит основой общества. Человек должен быть полезен для человека, и взаимный обмен идеями так же необходим для поддержания нашего полезного существования, как регулярное движение планет необходимо для гармонии мира[123].

Взаимное уважение и потребность друг в друге, а также желание быть друг для друга полезными, должны присутствовать в сердце и разуме каждого человека. Более того, как и в салоне, взаимное общение является главной целью сближения, как радость товарищества и приобретение знаний через дискуссию и коллективный разум. Подобные естественные силы и практики коммуникации важны для улучшения военной службы и обучения, говорил д’Аржансон, поскольку именно «через подобное общество человек находит способы обсудить военную профессию, и в ходе небольших бесед обнаруживает то, о чем не знал»[124].

Доверие, подражание и субординация возникают следом. По утверждению Ламе, когда человеческое равенство лежит в основе военного общества, люди в большей степени хотят видеть функциональную пользу субординации. Осознание своего статуса как равного с остальными людьми в армии и убеждение, что все вокруг – младшие и старшие по званию – признают иерархию подчинения, – обезличат и смягчат изначально неприятное чувство необходимости подчинения приказам[125].

Моральный кодекс армии стал кодексом современной вежливости, который отличали глубокие человеческие связи и естественное равенство. По мнению военных мыслителей, достижение подобного социального единства в итоге оптимизирует работу армии, разрешит культурный кризис, для которого характерны смысловые ошибки, внутриармейская конкуренция, социальное насилие и общее отсутствие преданности службе. Боевая эффективность французской армии достигла бы своего пика и вознесла бы боевую славу Франции на вершины, покоренные в прошлом. «Было бы безгранично полезно, – заявлял д’Аржансон, – если бы все солдаты Короля смогли жить в идеальном союзе. Только добившись этого, мы стали бы непобедимы».

Укрепление социальных связей

Установление «идеального союза» внутри войск было тяжелой, а возможно, даже невыполнимой задачей. Однако жить вместе и лучше узнавать друг друга было вполне возможно, особенно с учетом политики короны в отношении увольнений, размещения гарнизонов и кадрового учета[126].

На протяжении XVIII века корона строила все больше гарнизонов, их размеры также росли. К 1775 году казармы могли вмещать до 200 000 человек. В