Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона - Кристи Пичичеро

злобу или планировать месть. Дружба и доброжелательность должны вернуться, как только будет восстановлена справедливость и не будет причин бояться обидчика. Социальность и принцип общности остаются неповрежденными.

Помимо равенства, главными для французских масонов XVIII века оставались идеалы дружбы, социальной и моральной ответственности и счастья. Это особенно проявлялось в военных ложах, где

…масонская группа воспринималась не только в качестве поддержки военной эффективности. Даже во время Наполеоновских войн братская келья оставалась местом стабильности и способом компенсации жестокости войны, отдушиной для коллективной чувствительности [Quoy-Bodin 1987:77].

Луи-Нарсис Бодри де Лозьер (1761–1841), полковник генерал-инспектор королевских драгунов в Сен-Доминго, основал ложу на острове и описывал свой восторг по возвращении после долгого отсутствия: «Спустя более десяти лет одиночества во вселенной какое восхитительное удовольствие [volupte] я испытал, пустив свою душу в этот величественный храм и испытав очаровательное волнение относительно того, кого из вас я должен любить больше» [Ibid.: 77]. Кеннет Луазель проанализировал схожую риторику любви, сердец, душ и дружбы в переписке членов ложи Bussy-Aumont. Как и многие другие масоны, находившиеся под влиянием благонравия и sensibilité Фенелона и Руссо, военные и невоенные участники сообщали, что чувства дружбы и любви, связывающие их с братьями, были важны для их существования и благополучия [Loiselle 2014, гл. 4]. В документе масонской ложи 64-й линии от 1803 года автор восклицает: «Дружба! Божественность, которая действительно приумножает наше бытие, связывая наши вкусы, склонности и потребности со вкусами и потребностями наших братьев, через которых мы мыслим, действуем, страдаем, как и они через нас». Для некоторых масонов в военной среде современная концепция «братьев по оружию» уже стала реальностью.

Как и их невоенные аналоги, военные ложи поддерживали моральные идеалы, целью которых было служение всеобщему благу, что подтверждалось статьей об обществе в “Encyclopédie”. Их участники занимались благотворительностью в пользу нуждающихся, как в военной сфере, так и в остальных. Шевалье де Поле де Комартен (1737–1809), масон, служивший в полку королевской кавалерии, покинул армию в 1763 году и занялся благотворительностью. Как утверждается, взяв к себе осиротевшего мальчика, сына погибшего драгуна, Поле занялся учреждением школы для сирот погибших солдат и младших офицеров. Благодаря королевской поддержке Поле основал школу, которая сначала находилась на рю де Севр, а в 1789 году была перемещена в старые казармы французских гвардейцев. Его теория education mutuelle («взаимного образования»), применявшаяся в школе, была пропитана принципами, выраженными в масонской культуре и статье об обществе в “Encyclopédie”: согласием, взаимопомощью, природным равенством и функциональной иерархией.

В 1777 году Société des Philanthropes (Общество благотворителей), состоявшее из 54 членов преимущественно военной ложи в Страсбурге, предложило спонсировать другую программу обучения малообеспеченных людей и ухода за больными и пожилыми. Схожее предложение было сделано спустя четыре года на острове Бурбон (Реюньон), где адъютант, также служивший преподобным в ложе La Parfaite Harmonic («Идеальная гармония»), призвал своих братьев создать государственную школу для местных детей, которых он называл креолами. Военные масоны также были активными сторонниками аболиционистской группы La Société des Amis des Noirs (Общества друзей темнокожих) и знаменитого Société/Maison philanthropique (Общества филантропов). Списки последней группы, состоявшей из 358 человек, показывают, что 111 участников были военными (31 %), из которых 30 % были масонами [Ibid.: 79–83]. Это означает, что в масонском сообществе и за его пределами военные интересовались благотворительностью и ценили моральную позицию bienfaisance.

Важное качество объединяло многие масонские предложения по благотворительным организациям: скромность. Борьба с корыстью – ради братского сообщества, помощи тем, кому повезло меньше, вклада в общества и воплощения масонских моральных идеалов – позволила восстановить социальные отношения и моральные устои. «Общество» было основой военной масонской культуры и вскоре затронуло всю армию в целом.

Представление société militaire

В своем эссе “Reflexions diverses” («Размышления на разные темы»), написанном в 1665 году, офицер армии и моралист Франсуа де Ларошфуко (1613–1680) посвятил свое второе размышление обществу. «Было бы бесполезно говорить, насколько необходимо общество для человечества», утверждал он, определяя общество как «особую связь, которую честные люди [honnêtes gens] должны поддерживать совместно» [La Rochefoucauld 1976: 163]. Он перечислял личные качества, которые важны для общества: открытость ума, доброта, вежливость, гуманность, уверенность и способность говорить искренне [Ibid.: 163–166]. Ларошфуко также верил, что каждый человек в таком обществе должен быть свободен и что, несмотря на возможное существование некоторых неравенств в происхождении и личных качествах между людьми, неравенства не должны быть явными и уж точно не должны проявляться в грубой манере. Видение общества Ларошфуко, то, которому будут подражать военные мыслители XVIII века, отражало моральный и социальный кодекс, который в основном формировался в пространстве и дискуссиях французских салонов XVII века. «Идеология салонов основывалась на замене происхождения поведением, – пишет Кэролин Луджи Чэппел. – Качеством, которое всегда считалось отличительным признаком belles gens [“прекрасных людей”], был esprit: остроумие, учтивость, способность общаться и участвовать во всех развлечениях общества» [Lougee 1976: 52]. Салон был местом культурной и социальной ассимиляции, в котором, как считалось, женщины помогали мужчинам стать honnêtes hommes (честными людьми). Как отмечал исследователь манер и сторонник женского равноправия Пулен де ла Барр о мужчинах своей эпохи, «если они желают оказаться в центре le monde и хорошо играть свою роль в нем, они обязаны посещать школу дам, чтобы научиться вежливости, учтивости и всем внешним приличиям, которые сегодня составляют основу honnêtes gens»[114].

По мнению Дэниела Гордона, социальность в салонах проявлялась в пяти основных формах. Три из них особенно важны для понимания того, как военная сфера переняла их терминологию, моральные и поведенческие правила. Во-первых, социальность принимала форму социализации и образования, посвящая людей в культурные нормы конкретного места. Военные реформы также уделяли основное внимание подобным процессам в форме военной подготовки. Во-вторых, социальность считалась стремлением к социальному обмену, который был не только полезным, но и приятным. В отношении военной социальности социальный обмен должен был быть одновременно и приятным, и полезным[115]. В-третьих, считалось, что социальность подразумевает также связи между незнакомцами в местах mixite (социальной неоднородности), которые включали мужчин и женщин, дворян и буржуа [Gordon 1994: 38]. С учетом разнообразного состава армии и связанных с этим проблем формирование связей между незнакомцами стало приоритетом. Язык социальности, который включал такие слова и концепции, как общество, гуманность, взаимность, взаимопомощь (mutualite), вежливость, честность и esprit, был не только практическим, но и философским, что привлекало военных мыслителей.

Военные реформаторы XVIII века внедрили и расширили этот язык и набор идеалов. Отсылки к салонам и женскому влиянию были в значительной степени скрытыми, но все