Две сестры - Жорж Санд

M-lle д’Ортоза остановилась, вперяя в меня страшно сверкающий взгляд. Потом она закрыла глаза и как бы забыла о моем присутствии, погруженная в созерцание призрачных образов, вызванных ее мечтой.

Признаюсь откровенно, я сочла ее совсем сумасшедшей и посматривала вокруг себя, приискивая, куда бы укрыться на случай, если на нее найдет припадок бешенства.

Но минуту спустя она встала совершенно спокойная, прошлась несколько шагов и, взяв меня под руку, проговорила с очаровательной улыбкой:

— Я зашла немножко слишком далеко, не так ли? Я не рассчитывала говорить вам всего этого. Я никогда и никому этих вещей не высказывала, а между тем, у меня была потребность их высказать. Теперь я опять буду молчать, потому что первое условие успеха — это чтобы никто не считал нужным вас остерегаться. А потому я рассчитываю на ваше молчание и убедительно прошу вас молчать. Скажу более — я этого требую.

— Это выражение немножко уж чересчур повелительное, — отвечала я, смеясь. — Вы забываете, что вы еще не королева.

— Нет. Но я обладаю вашей тайной так же, как вы обладаете моей.

— У меня нет тайн.

— Ну нет, извините, у вас есть одна крошечная тайна, огласка которой наделает вам больше хлопот, чем мне — огласка всех моих великих замыслов.

Где находились вы, мисс Оуэн, в тот день, когда гг. Абель и Нувиль давали свой концерт в Мезьере полгода тому назад? Не краснейте, я знаю, что вы были в очень почтенном доме. Но где же пропадал виртуоз Абель в антракте между первой и второй частью концерта? Это я тоже знаю.

Я сидела в лодке, одна-одинешенька, на берегу Мааса. Я не люблю концертов, они слишком долго тянутся, и решила приехать только к тому времени, когда Абель будет играть свою самую эффектную пьесу. Я уговорила леди Госборн сделать визит в Монтермэ, а сама бродила без цели вдоль берега.

Я увидела, что вы одни с ребенком. Я было собралась подойти к вам, сделать вид, что встретилась с вами случайно и заговорить. Я уже знала, что вы прехорошенькая, — я видела вас не раз; но мне хотелось удостовериться, так ли вы очаровательны в обращении, как мне про вас говорили.

Но едва я успела войти в прибрежные кусты, как я увидела Абеля возле вас, у входа в беседку. Я видела, как он бросился к вашим ногам, целовал ваши руки. Я слышала все, что он вам говорил. Потом я встретилась с ним в поезде, на котором он возвратился на концерт. Я сделала вид, что не замечаю его, и он бросился в другой вагон, потому что он меня отлично знает — мы с ним не раз встречались в Германии и в России.

Да не бледнейте же так. Я не из числа ваших соперниц.

Я его снова увидела на эстраде, в концертном зале. Бедняжка! Ему было очень жарко, но на лице его выражалось опьянение торжества, и я должна сознаться, что он никогда не был так прекрасен.

Милая мисс Оуэн! Не сердитесь на меня, я вам не враг, и во мне вы не имеете дела с женщиной, т. е. с одним из тех завистливых и жестоких в своем ребячестве созданий, которые радуются, если могут отыскать пятно на алебастре или подозрительный отпечаток на белизне снега, и спешат с какой-то неистовой радостью разбивать идолы, перед которыми благоговеют другие. Не имея на своей совести ни одной слабости, в которой я могла бы себя упрекнуть, я сострадательно отношусь к слабостям других и никогда не выдаю их. Я свято сохранила вашу тайну. Вот почему я без утайки открыла вам свою душу. Я была твердо уверена, что между нами существует взаимное обязательство, столь же священное для вас, как и для меня. Вы не можете отпереться от этого.

Я была оскорблена презрительно-повелительным тоном, который принимала со мной m-lle д’Ортоза. Не для того я до двадцати трех лет сохраняла себя безукоризненной и чистой не только в поступках, но и в сокровеннейших мыслях своих, чтобы выносить унижение от честолюбивой искательницы приключений.

— Мне очень жаль вас, — отвечала я твердо, — но вам придется положиться исключительно на мое великодушие, потому что вы доверили мне свои тайны, и вы свободны разглашать мои. Вы воображаете, что были свидетельницей заранее условленного свидания. В сущности же вы были свидетельницей совершенно неожиданной для меня встречи. Итак, вы можете рассказывать кому угодно, что видели, как г. Абель сделал большую глупость, которой я вовсе не ожидала и на которую я не давала своего согласия. Если вы хорошо слышали все, что он мне говорил, то вы должны знать, что это так.

— Я слышала, — возразила она с живостью, — что он называл вас своей невестой, и вы ему это позволяли.

— Пусть так! Расскажите и это. Мне нечего краснеть, и во всей моей жизни нет ни одной мысли, в которой я могла бы упрекнуть себя. Как ни оскорбительно давать толпе проникать в самые заповедные тайники вашей души, рыться в вашей совести, допрашивать вас о ваших чувствах и помышлениях, — все же я предпочитаю это несчастье подчинению перед угрозой. Я не прошу вас сохранить мою тайну и не обещаю вам сохранить вашу. Я поступлю так, как мне заблагорассудится. Делайте и вы, что сочтете за лучшее.

Она остановилась и измерила меня с головы до ног с вызывающим видом, в котором сказывалось чувство, похожее на ненависть. Но она была более раздражительна, чем зла. К тому же, быть может, в самом всепоглощающем эгоизме своем она почерпала пренебрежение и забвение отпора, который оказывали ей другие. В глазах ее вдруг засветилось веселое и ласковое выражение.

— Однако я вижу, вы бедовая, — проговорила она. — Кто бы мог это подумать? Я знала, что вы личность недюжинная, но я считала вас более робкой перед общественным мнением. Прекрасно, так вы мне еще больше нравитесь, и я твердо решила быть вашим другом. А это, душа моя, не безделица. Ведь моя дружба чисто мужская, — такая же надежная и преданная. Вы меня, быть может, не будете любить; у вас слишком много предрассудков в деле чувства, чтобы понять меня. Но когда-нибудь вы отдадите мне справедливость, и тогда вы почувствуете ко мне слепую привязанность. Я вам еще понадоблюсь. Вы не верите этому? А вот увидите. Тогда вы найдете меня готовой помочь, и скажете: она добра, потому что душа у нее