Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2019 - Коллектив авторов

не просит,

просто – миром сияет, любовью, нетронутым светом,

все мы вышли из моря, раздора оно не выносит,

влажной взвесью балует, жалеет, дарит напоследок…

«Лети, поэма…»

Лети, поэма,

мы застоялись

в дурацкой пробке.

Гостеприимной

луны тоннеля

мы избежали.

Совсем забыли —

у нас есть крылья.

Мы слишком робки…

В лесу с волками

есть просто камни —

не всё – скрижали.

Я мало знаю,

но мыслю ясно,

но плохо помню.

Но гасну долго,

остаться в прошлом —

при жизни пошло.

Что колосилось —

ушло на силос —

гуляет поле.

Я не сумела

настолько смело,

насколько можно.

Глаза боятся,

а руки-крюки,

а стих наивен,

заносит слово

культурным слоем

тоскливый ливень.

По Гонсалвесу

Я стряхну баркасы, баржи и лодки

и сверну зеркальный ковёр реки,

я пройду по дну, прочищая глотки

родников – от ила. Сквозь позвонки

отложений донных пробился остов

каравеллы древней – пускай плывёт!

И кораллу, что образует остров,

дам лекарство, и вновь разверну ковёр…

А свобода всё не приходит. Где-то,

где скользит байдарка по Чусовой,

есть моей души золотое лето.

Но к нему не пустит меня конвой.

Как из детства, вкус недозрелой вишни,

всё случится скоро – но ждать нельзя,

до китайской пасхи я буду лишней,

утлой щепкой вниз по реке скользя…

«управляем каждый третий…»

управляем каждый третий —

я, наверное, вторая,

но с поправками – на ветер,

несговорчивость баранью,

на слабо и на обиды,

недоверчивость и страхи,

утром – церковь, днём – коррида,

вечером – …делить на страты

звуки строки, смс-ки

с дребезжащим тембром блюза,

бессистемно, неуместно,

медленно – так шар до лузы

не докатится, иссякнет

и впадёт в свою нирвану,

где китайским артефактом

капает вода из крана.

Чувствую себя не очень —

сквозь песок ли, через воду,

через этот хвост павлиний —

не расслышать, душат маски.

Там, внутри подкорки, точно —

я бессмертна и свободна,

там ликует мой Эль Ниньо

тихопсихоокеанский.

Михаил Колесов

Танцующий Заратустра

Михаил Колесов – охотник, рыбак, оленевод. Кочует по северу Якутии. О себе говорит мало, не хочет тратить (не лучший глагол! – ВК) слова на свою биографию и свое поэтическое творчество. Я выбрал у него по крохам: «…Беспощадные были времена. У нас репрессировали шаманов и их родственников. Выбили на корню. Моего деда по материнской линии тоже репрессировали как сына шамана. Им пришлось зимой откочевать за пятьсот километров с малыми детьми подальше от преследователей, с приговором к бесплатной работе на государство. Но выжили, народили кучу детей, подняли на ноги. А деда в семидесятых застрелили пьяные партийные чиновники в тайге, трое их было. Все убийцы погибли в течение года… Я вообще затерялся в своих горах… С медведями рыбачим, мы утром, они вечером…

Моему младшему сыну пятнадцать лет, и он тоже пишет стихи. Иногда. Я удивляюсь вашему поколению, совершенно новому взгляду на окружающий мир. Если ваше поколение выдержит грядущие испытания этой жизни, вы построите, найдете и сохраните много хорошего, прекрасного на этой Земле». Мне этот поэт очень нравится, не только потому, что он в какой-то степени – мой земляк по Якутии!

Вячеслав Куприянов

Динозавр геологии

«Миха, налей мне чаю… или чего-нибудь другого?»

В. М. Уманов. Хребет Оруган. Кимпичче. 2004 год.

Упрямо-узловатое полено

Перед упрямо-крепким стариком,

Стоит закручен, закален ветрами.

Машите сколько влезет топором!

Но дядя-Вова знает в бедах толк,

На северах, работа тоже волк.

Нехитрый быт улажен, утвержден

Привычный мангазеевский уклад,

И на антенне лозунг водружен,

Геологоразведочный сезон,

Начался без излишней суеты…

Но дед еще не снял свои унты.

В своем «вигваме», как индеец Джо,

Он чинит переметную суму,

Похожую на книгу перемен,

Исписанную вдоль и поперек

Названьями тайги и лагерей,

Забытыми маршрутами полей.

И не узнать когда все началось,

Что гонит нас хоть что-нибудь искать,

Где в этой жизни быть нам довелось,

Чего еще придется повидать.

Я знаю… в дяди Вовину тетрадь

Записан безымянный стих о том,

Что человек всю жизнь с таким трудом,

Как птица, возвращается в свой дом.

Россия

Белая история России —

Зимние столетия и снега,

Благовест и крестное знамение,

и печаль и слава на века.

Красная история России —

Пятилетки, стройки, лагеря.

Неохотно в сердце ностальгией

Гаснет пионерская заря.

Синяя история России —

Смутные лихие времена,

И в метаниях воровской стихии

В душах просыпается война.

Вечная история России —

Жертвенность, жестокость, доброта,

Верится, что будет в нашем мире

Замысел и божья красота.

Танцующие люди

Улыбается солнцу малыш,

На Земле продолжается жизнь,

Всюду радость и горе,

Мир и война.

Где-то села обедать семья,

Где-то в мусоре роется голод

И находит спасительный хлеб…

А ирландцы танцуют степ.

В бывших доках танцуют степ,

Каблуками вбивая в пыль

Серых демонов мести и зла,

Чтоб любовь появиться могла.

В мире всюду танцуют люди.

На просторах закатных саванн

Красной свечкой танцует масай

И с прыжками щекочет