Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев

Статья рассылалась, как водится, по ПБ, Б. Н.'у в том числе замечания подготовить Балмашнов попросил, тоже, как водится, меня. Я отметил особенно милитаристские пассажи, написал Пономареву записку (в вышеупомянутом духе- что, мол, расходится с Пленумом). Но он, конечно, и не подумал даже снять трубку, чтоб хоть что-то из моих «фэ» сообщить автору. Так она и вышла в первородном виде.

Что это? Разделение труда или Генсек и его помощники еще не чувствуют себя достаточно прочно в седле, чтобы уже сейчас поправлять людей, которые сделали Генсека генсеком.

Во вторник был на Секретариате. Вел (и будет вести) Горбачев. Вел в своем стиле: живо, умно, активно, по-деловому, с оценками, выводами и т. д. И уверенно. Особенно «произвело» — разбор вопроса о завышении цен на детский ширпотреб и на медикаменты.

С подачи ВЦСПС Бирюкова вывалила на секретариатский стол «продукцию» и понесла министров. Они пробовали сопротивляться, даже обвинить ее в «сенсационности», но Горбачев сделал им такой разнос, что уселись они на свои места побитыми дворняжками. Это был по-настоящему партийный советский разговор с бюрократами. Однако, дураки они не потому, что глупые и злые, а потому, что они продукт «порядков», утверждавшихся и поощрявшихся десятилетиями.

Сегодня в Консерватории пятая симфония Брукнера. Рождественский — дирижер в роли просветителя былых времен. Его речь перед исполнением — великолепна! Само исполнение! (Красавица скрипачка на переднем плане… Она навсегда останется в памяти вместе с Брукнером). Такого глубокого наслаждения я давно не испытывал в этом зале. Сравнимо по неожиданности, пожалуй, с тоже впервые услышанном мною по TV концертом Глюка для флейты с оркестром, соло вела миловидная женщина. Но там — однолинейное ощущение, а здесь — полифоническое и «трудное».

Сегодня выборы в Верховный Совет, а в пятницу я был в Кремлевском дворце — слушал Черненко. Само собрание — обычный наш ритуал, регламентированность и формальность которого никого, кроме диссидентов и слишком уж рафинированных интеллигентов, не коробит. Народ наш слишком практичен и ленив, чтобы тосковать по самодеятельной демократии, легче и привычнее ворчать на начальство, что то не так, это плохо, здесь бардак и т. п. Итак — избирательные собрания, как и сами выборы — официальный праздник, когда делается то, что всегда и у всех полагалось делать во время данного праздника. В соответствующем стиле были выдержаны и речи в Кремле: секретаря Куйбышевского РК, слесаря, научной работницы, учительницы, директора завода. Правда, в выступлении доверенного лица, который должен был рассказать биографию кандидата, была уж слишком явная неловкость: в порядке компенсации, что Черненко не был на войне, оратор сделал упор на то, что он в 1930 году добровольцем пошел в Красную Армию и служил на границе. «Вы, знаете, товарищи, какое нужно было мужество, чтоб охранять границу». и т. д.

Конечно, речи готовились в райкоме, но уж раз так, надо было бы избавить их от таких вот дешевых пассажей, которые только подогревают ненужные вопросы и народную иронию.

Дело, в конце концов, не в том, чтоб избрать репрезентативную фигуру по реальным заслугам в прошлом, дело в том, чтобы человек обеспечил правильную, единственно нужную и возможную стране политику. И в этом смысле избирательная речь Черненко значительна и серьезна — по самому строгому счету. Не знаю, что принадлежит лично ему (или его помощникам и составителям — а он поддержал). Но речь произнесена. И это — политическое обещание народу при начале деятельности. Быстро это не забывается: как, например, доклад Маленкова в свое время на сессии Верховного Совета в 1953 году или речи Хрущева на XX Съезде.

Главное, что воспринято все то, чему было положено начало Андроповым. Мне говорили непосредственные составители этой речи, что в ней, как и в речи на февральском Пленуме, использовано практически все то, что готовилось для Андропова, по его идеям и под его наблюдениями, когда он был в больнице.

Важно еще и другое: речи других — членов ПБ, кандидатов, Секретарей ЦК никогда не носили столь индивидуального характера (при общности основной линии). И это относится не только к тому, как было выражено отношение к покойному и какими терминами характеризовался новый Генсек. Не все, например, назвали его «выдающимся» и т. п. Но и по подходу, манере, акцентировке социально-экономических, политических и идеологических проблем эти речи сильно разнятся. Конечно, всегда у нас при перемене «режима» временно выступает на передний план коллегиальность. Однако, на этот раз она проявила себя на фоне безусловного, формального утвержденного с первых же дней в совершенно конкретных терминах «должностного» авторитета Первого. И как это ни парадоксально — именно здесь возможность того, что коллегиальность станет реальным фактором политики. тем более, что сам Черненко, вслед за Андроповым, кажется, совершенно искренне за «разделение» партийной и советской власти. (Впрочем, это жизненная необходимость, если серьезно.).

Куча шифровок. Анализ Киссинджера: США — НАТО = кризис и как выйти.

Трухановский, Игорь Савольский (из венгерского сектора) — статья академика ВНР Шиманского. Моя оценка оказалась правильной.

Собрались у Загладина, рассуждали о том, как будем (ли?) делать книгу «История революций» и как мы с Загладиным приобщимся к 8-ми томной «Истории Европы». Реминисценции о моем «историческом» прошлом. Идеи есть, как все это сделать красиво, а сил и времени не будет.

Обсуждали с Богдановым (заместитель Арбатова, полковник в отставке), Соколовым, Коликовым их предстоящую поездку в Варшаву на «Акцию момента»: закрытый семинар об американской политике в отношении соцстран. Унимал экстремизм Богданова, хотя он все про Америку знает лучше меня в 100 раз.

Составили с Соколовым таблицу инициатив наших доброжелателей из Западной Европы — от общественных сил. Добрые намерения, но они не укладываются в политику Громыко-Устинова. Я же вознамерился отвоевать у них «зону диалога» по общественной линии. Иначе мы опять останемся с одним Чандрой.

Перед праздником впервые Пономарев привлек меня к делам Программы КПСС. Прислал почитать, что изготовил Арбатов о современном капитализме. Рассуждал он интересно, когда прогуливался со мной в Барвихе и рассказывал об объятьях с Андроповым. А вот текста не получилось. Казенно, невыразительно, клочковато и даже с нелепостями (вроде того, что рейганизм-тэтчеризм — это реакционная утопия возврата к фритредерству XIX века). Написал Пономареву, что западный читатель не узнает «такого» капитализма, а он «в нем» живет. И вообще так программные дела не делаются: набрали в рабочие группы начальства, а надо бы для первого наброска не группы создавать, а по каждому разделу посадить по одному талантливому — вроде Амбарцумова или Галкина — и дать им свободу риска. Ленин для таких дел «сажал» не кандидатов наук, а Бухарина или Куусинена, давал им две недели, а потом правил. (Кстати, Черненко на встрече с завами и замами обратил внимание и на плоскость, невыразительность языка партийных документов. Немудрено: их пишут чиновники с багажом ВПШ, как правило. или редактируют они же).