Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев

И вновь — все к тому же: не годится наш Б. Н., пора ему сойти со сцены, пока его не попросили.

Дело идет к тому: теперь вот даже такую ритуальную вещь (которую всегда делал наш Отдел) — сообщения в печать о приезде-отъезде иностранных делегаций, переориентировали на Отдел Замятина.

Б. Н.'а даже не пригласили пожимать руки соболезнующих представителей братских и революционно-демократических партий в Георгиевском зале, хотя этих делегаций было, наверно, больше двух третей.

Напрасно он, смотря вчерашнюю запись, рассчитывает, что при Черненко ему «будет лучше». Нет. Его престиж, а теперь и технологическая надобность, необратимо исчезают на глазах.

Читаю «Энергию» Гладкова. В свое время не прочел. Знак эпохи, но не великая литература, особенно на фоне «Анны Карениной», которую вчера от нечего делать снял с полки и перелистал несколько глав: тайна, чудо языка.

Читаю Ленина. Этот всегда ошеломляет под любое настроение, даже, когда не согласен с ним или когда он явно устарел, невольно подчиняешься его непомерной интеллектуальной силе.

Вчера почти полный день был на работе. Почитал записи встреч Черненко с лидерами, в том числе с Бушем, Колем и Тэтчер. Очень спокойная, не задиристая тональность, без особой прагматики насчет наших «позиций», а для американцев и особенно мадам, он нашел в конце (это, значит, уже за пределами заготовленной памятки) теплые слова: о дружбе между народами и правительствами, о том, что пора перестать заниматься конфронтацией, о том, что если дела пойдут на лад (с Англией), то эта встреча может стать важным событием в истории наших отношений и т. д.

Тэтчер вся из себя была, чтоб понравиться и, кажется, достигла цели. Посол Попов, который присутствовал, говорил по телефону, что если бы не стол, разделяющий их, она того гляди бросилась бы в объятия к Константину Устиновичу.

Это хорошо. Он в общем-то мягкий человек. И эти моменты, действительно, могут оказаться существенными.

В этом смысле я всячески старался «смягчить» классовость» текста Б. Н.'а перед избирателями. Не знаю, пройдет ли. Написал ему в больницу письмо, посоветовал не лезть на рожон против Громыко и Устинова, которые явно не хотят нашего вмешательства в Стокгольмские дела, поэтому так резко, грубо отреагировали на наш первый вариант письма для социал-демократов. Вадим (Загладин) со мной не согласился, что не надо вносить второго варианта, сделать вид, что ничего, мол, не было. Сослался на Горбачева, который считает, что письмо нужно. Не знаю, чем все это кончится.

Иностранцы почти все разъехались. Только вот Гэс Холл еще здесь… и Вассало (КП Мальты), к которому через час поеду чествовать в гостиницу его 60-летие.

Читал послание Рейгана Черненко, послание Миттерана Черненко, беседу его с Трюдо («окно возможностей», которое захлопнется в июне, когда войдет в раж президентская кампания).

С западными лидерами Черненко держится вежливо, обнадеживающе, мягко.

А со «своими» (встреча с лидерами Варшавского пакта, беседа с Кастро) говорит, что ничего не изменилось и «будем так держать». Судя по беседе Рейгана с журналистами (уже после возвращения Буша), действительно, они (США) ничего в своей военной программе менять не будут. Это так. Но проблема не в этом. Она — в том, будем ли мы м впредь строить свою политику на страхе перед этой программой и на погоне за балансом в отношении ее? Тут корень всей проблемы — потому, что «Крестовому походу» мы можем нанести решающее поражение не своей военной программой, а своей продовольственной, энергетической, ширпотребной и т. п. программами.

Ну, и т. д.

Б. Н. до сих пор в больнице. Хотел, чтоб я приехал туда на его встречу с Гэсом Холлом. Но я увильнул. Это очень скучно разговаривать втроем, да еще с Гэсом Холлом. Впрочем, это моя обязанность. Тем не менее, я с удовольствием поговорил с Макленнаном, а в субботу — с Вассалой и Азиусом. Развивал перед ними концепцию нашего «антикрестового» похода. Самому любопытно. А с Г. Холлом не хочется.

Прочитал в «Новом мире» повесть Гранина «Еще заметен след». Производит… О войне теперь вот так прилично писать. Только так — не пошло. Или — как Кондратьев. Это честно и талантливо.

Скрытая атмосфера неопределенности в Отделе и вокруг Пономарева. Он до отъезда к избирателям был в больнице, Гэса Холла, Хауи и еще кого-то принимал там, ездил только на Секретариат и ПБ. Делами Отдела не интересовался. Мне позвонил лишь раз, чтоб «согласиться», что не надо лезть на рожон с письмом социал-демократам, предварительно не выяснив «окончательное» мнение Горбачева и Устинова. Видел я его только на Секретариате: бледен, не в себе и т. п. Видимо, ощущает приближение чего-то решающего для себя.

Загладин всю неделю (вместе с Жилиным) пробыл у избирателей — на юге Туркмении в районе Кушки, на афганской границе. Он уверенно ждет своего часа.

В газетах и по TV выступления членов, кандидатов и секретарей ЦК перед избирателями.

Видимо не договорились между собой. У одних и Андропов и Черненко — оба выдающиеся и т. п. У других о смерти Андропова едва упомянуто, а характеристик никаких (в том числе у речивого Шеварднадзе). У одних Черненко выдают на уровне Брежнева под конец его жизни. У других — довольно сдержанно: в терминах февральского Пленума. В средствах же массовой информации прославление идет на полную мощность. Разбега даже не потребовалось. До сих пор — поток поздравлений. Уже идут пленумы в республиках и областях: «в свете решений февральского Пленума ЦК, положений и выводов в речи Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Константина Устиновича Черненко».

Напропалую цитируют его и рядовые авторы, и рабочие, и служащие в интервью TV и радио, и члены ПБ, секретари ЦК в своих речах перед избирателями. И даже пошли уже его приветствия заводам и областям за выполнение плана или в связи с успешным окончанием чего-либо. Короче говоря, утверждение его в положении абсолютного лидера проведено с космической скоростью.

Но как политическая фигура он еще не ощущается в аппарате. Правда, сегодня я читал его ответ Рейгану. Ничего нового по существу по сравнению с андроповскими аналогичными посланиями, но тон более вежливый, более мягкий, более конструктивный и нет тыкания в нос конкретно — Гренады, Ближнего Востока и т. п. художеств Рейгана. Т. е. пока рука протянута в бархатной перчатке. И ни разу нигде он не произнес формулы: вернитесь к положению на середину декабря (по ракетам), тогда можно будет разговаривать. Но печать и Громыко с Мавзолея это сказали. Особенно же поразила ребят в Отделе грубость, задиристость и воинственность статьи Устинова в «Правде» (по случаю дня Красной Армии). Резко дисгармонирует и с тем, что Генсек говорил на Пленуме, и тем более как и что он говорил западным лидерам в беседах.